Анна Мистунина - Искупление
– Ну, Таг, – пробормотал он сестре, усаживаясь на спину грифоницы, – дождешься ты у меня!
Кати сделала вид, что не услышала. Тагрия – тоже. Мора тяжело взмыла над лесом, взяв направление к югу, к вожделенной для народа Владеющих Силой столице.
– Держись, милая, – прошептала Кати на родном языке. – Не такая уж они ноша. Зато мы с тобой увидим Храм…
Назойливые страхи Бетарана стали тухловатой приправой к путешествию, которым наслаждалась разве что Тагрия: она была спасена вместе с братом и летела на грифоне навстречу своему принцу. Кати пристально вглядывалась в линии будущего, как никогда прежде досадуя на их зыбкость и нечеткость. Почти ощупью пробиралась она сквозь густой туман к тлеющим маякам возможностей. Любой неверный шаг мог сделать вероятное неисполнимым, а недопустимое – неизбежным. Картины изменялись, наплывали друг на друга. Различимыми оставались два пути: Амона и ее собственный. Первый горел полнотой красок; второй терялся в полумраке.
Вечер застал их над чередой буковых и ясеневых лесов, характерных для центральной части Империи. Дикарские города прятались за мнимой надежностью толстых стен, охраняемых неусыпными стражами-жрецами, но сам воздух над ними, казалось, был соткан из страха. Мора с натугой взмахивала крыльями. Людские эмоции добавляли тяжести ее и без того немалому грузу.
– Отдохнем до утра, – сказала ей Кати. – Выбери место подальше от них всех.
Вскоре грифоница опустилась на берег одного из нешироких притоков Лунды. Медлительный поток серебрился в угасающем свете; над самой водой перешептывались, поигрывая шишечками и юной листвой, заросли ольхи. Мора облегченно растянулась на траве. Тагрия и Бетаран дружно растирали затекшие ноги. Кати спустилась к реке и остановилась, глядя вниз. Над поверхностью воды взлетали и падали обратно мелкие рыбешки. Частые круги разбегались от них, как от дождя.
Неловкие шаги вспугнули ее задумчивость. Тагрия встала рядом. Посмотрела на реку, потом на Кати.
– Вода еще холодная, я знаю…
– Думаю, мы можем себе это позволить, – улыбнулась Кати, догадавшись, как хочется дикарке смыть с себя даже память о недолгом рабстве.
Лохматая голова Бетарана появилась наверху, когда Кати сворачивала снятую одежду. Тагрия, повизгивая, уже входила в воду. Мальчишка возмущенно фыркнул, исчез, выглянул снова – на сей раз украдкой. Кати выпрямилась и неторопливо пошла к воде, оставив его разрываться между любопытством и возмущением. Бессчетное множество раз Сильная купалась в присутствии рабов; не было никаких причин менять привычки теперь.
С берега опять долетело фырканье – громкое, вызывающее. Бетаран побежал и скрылся в зарослях ольхи ниже по течению. Тагрия с беспокойством глянула вслед.
– Не переживай, – сказала ей Кати. – Если он решит сбежать, я почувствую.
– Нет, он меня не бросит, – Тагрия вздохнула. – Надеюсь.
Кати вошла в воду с головой. Вытянув руки, поплыла. В сравнении с горным потоком Долины вода казалась теплой. Тагрия по-собачьи барахталась позади, отплевывалась и распугивала рыб. Замерзла она быстро – когда Кати вернулась к берегу, дикарка давно уже сидела, расчесывая пальцами мочалку мокрых волос. Кожа ее была синеватой и пупырчатой.
Прохладный ветер с запахами поздней весны гулял над рекой. Кати позволила ему обсушить мокрое тело и только потом потянулась за одеждой. Тагрия с отвращением взглянула на свою кучу тряпок:
– Их только выкинуть.
– Действительно, – согласилась Кати, встряхивая костюм. – Но если ты не планируешь лететь дальше голой, придется их надеть.
– Как я появлюсь там… в таком?
– Ты появишься там живой, девочка. Опомнись. Какая разница, во что ты будешь одета?
Тагрия печально скривилась, но все-таки принялась натягивать рубашку.
Поднявшись по берегу наверх, Кати легла в траву рядом с Морой. Вытянулась вдоль грифоньего бока, вдыхая густой аромат шерсти, и незаметно уснула.
Разбудила ее осторожная возня: Тагрия устраивалась клубочком между передних лап грифоницы. Мора задумчиво наблюдала за ней, не проявляя ни одобрения, ни недовольства. Бетаран, как оказалось, крепко спал у другого ее бока.
– Как тебе удалось уговорить его не бояться грифона? – спросила Кати.
Тагрия хихикнула.
– Он замерз. Сначала спал в сторонке, а потом я его сонного перетолкала.
Тонкий серпик месяца одиноко бледнел над рекой. Звезд не было, но серый полумрак почти не мешал зрению.
Увидев, что Кати села, Тагрия тоже раздумала спать.
– Есть хочется, – сказала она. – Никак не заснуть.
Кати вздохнула – удивительно, до чего плохо ей удалась роль няньки.
– Я действительно об этом не подумала.
– Разве ты не голодна? – спросила Тагрия.
– Голодна. Но пройдет несколько дней прежде, чем это станет серьезной проблемой.
– Я так не могу.
– Тебе пришлось бы научиться, реши ты действительно стать магом. Потребности тела не должны тобою управлять.
– Я очень хочу, всегда хотела, – прошептала Тагрия. – Кати… может, ты согласишься меня учить?
Невиданное в своей дерзости предположение вдруг показалось возможным. Или, хуже того – желанным.
– Нет, девочка моя. Не соглашусь. К сожалению. Возможно, при других обстоятельствах… Я была бы рада, но не теперь.
– Из-за… этого всего?
– Да. Сомневаюсь, что император дикарей отнесется ко мне благосклонней, узнав, что я тайком обучаю его подданных колдовству.
Тагрия совсем поникла, и Кати сказала, пытаясь ее приободрить:
– Ты можешь попросить Кария.
Ответом была грустная тишина. Кати успела погрузиться в свои мысли, прежде чем Тагрия заговорила снова:
– Ты ведь все видела, да? Ну… у меня внутри. И все знаешь?
Не требовалось магии, чтобы догадаться, о чем речь.
– Тебя это беспокоит? – спросила Кати.
– Да.
– Это обычное дело, Тагрия. Ты должна понимать.
– Для тебя обычное, – Тагрия повозилась и села, обхватив колени. Уткнулась в них лбом. Заговорила невнятно: – Ты тогда сказала, я помню, что он… что он тебе небезразличен. Это значит, что…
Кати молчала, и Тагрия выпалила с отчаянием:
– Ты такая красивая!
– Не беспокойся, девочка моя, – Кати улыбнулась с печалью, но без боли. – Я тебе не соперница.
Тагрия помолчала, обдумывая.
– Может, у него есть кто-то еще.
– Разве тебя это остановит? Мне показалось, ты никогда не сдаешься.
– Никогда, – подтвердила Тагрия. Повеселела и тут же опять сникла. – Я сдалась, один раз, когда вышла за Мория. У нас уже ничего не было, совсем, а он… Он был знатный и богатый, ну, не очень богатый, но все-таки… И красивый, тогда мне так казалось. Как я могла не согласиться? Отец умер, и дедушка. Бетаран бы… что бы с ним сейчас было? А так…
Непомерная для столь юного существа ответственность – и непомерная воля. Зита. Действительно, Зита.
– Сколько тебе тогда было лет?
– Шестнадцать, – Тагрия несмело улыбнулась. – Сейчас двадцать.
– Дитя! Вы действительно дикари. Нет, я не думаю, что ты тогда сдалась. Думаю, ты победила. Ты столкнулась с проблемой и решила ее с мудростью истинного мага. Дальнейшее зависит от тебя. Насколько я могу видеть – ты не так уж и далека от исполнения своих желаний.
– Спасибо, – прошептала Тагрия.
– Не благодари. Это не предсказание.
– Все равно спасибо.
Тагрия наконец заснула – колени подтянуты к груди, голова на лапе грифоницы. Мора излучала спокойное терпение. Нетрудно было догадаться, что позы она не переменит до самого утра.
Кати проспала уже достаточно для восстановления сил. Оставшееся до рассвета время она провела, пытаясь сквозь расстояние и туман магии разглядеть Амона.
Он, конечно, все уже понял. Гнев и ярость его были тем ужасней, что подтолкнул Кати к роковому шагу он сам и, разумеется, сознавал это. Грубая ошибка, простой недочет – когда-то Сильнейшие теряли кресла за куда меньшие проявления слабости. Теперь у Амона не осталось соперников. Ни Норну, ни Лэйну сейчас его пост ни к чему. Другое дело – позже, при восстановленной Империи, тогда ослабевшему Главе Совета припомнили бы все. Кария, потерянную Долину, каждого погибшего мага и грифона… С мрачным удовлетворением Кати подумала, что Амон до сих пор считает ее своей дочерью. И призрак Сильнейшей Моры, ее матери, наверняка терзает его память.
Мора-грифон вопросительно повернула голову.
– Он в бешенстве, но не настолько глуп, чтобы устраивать погоню, – сказала ей Кати. – Постарался закрыться от моего взгляда и еще быстрей устремился вперед. Мы с тобою поступим так же, верно?
С первыми лучами солнца она подняла юных дикарей. Влажный прохладный ветер бодрил не хуже умывания. Неминуемые сетования Бетарана – он смертельно голоден да еще, оказывается, спал едва не в обнимку со страшным зверем – Тагрия выдержала с терпением, достойным мага. Сама она отчаянно сражалась с тошнотой и слабостью, но ни слова жалобы от нее Кати так и не услышала.
