Антон Краснов - Наследник. Поход по зову крови
– М-может, это даже ему ребра сокрушают, – неопределенно вымолвил Ялинек и сел на единственный предмет мебели в камере Себастьяна – низкую деревянную кровать с плоским пыльным матрацем. – Я слышал, Басти, что ты предложил самому герцогу Корнельскому снарядить экспедицию в Черную Токопилью? Туда, за Омут, к неведомым берегам?
– Магр Чужак называл эти берега Кеммет. Да, я предложил. Владетель Корнельский так обрадовался, что оставил меня погостить у него.
– Х-хы… хы-хы… не смешно, Басти. В общем, так. У меня мало времени. Накажи меня Илу Серый, если я солгу сейчас хоть в одном слове… Хм… – Ялинек поднял на Себастьяна глаза и проговорил: – Я собственными глазами видел, как из дальних пучин Омута вернулся корабль, проклятый «Кубок бурь», привезший нам погибель! Наверно, я неоднократно болтал о чем-то подобном в «Баламуте», но там мне все равно никто не верил, а ты поверишь!
– Почему ты так решил?
– Потому что в час возвращения «Кубка бурь» в Сейморе умер от разрыва сердца Пшистанек, а он, хоть нас, брешаков, и у принято звать родню по имени, – все-таки был родным моим отцом! Потому что я не стану лгать, где дело замешано на родной крови! Потому что я помню каждый шаг и каждое слово тех, кто был там, в Старой бухте, двадцать лет тому назад! Я и сейчас помню… Офицер в белом плаще Охранного корпуса принял у капитана судна груз, а потом спросил: «Кто-нибудь остался жив и в своем уме? Одного я видел, того, что передавал тебе груз. Но – одного. – Ты же знаешь, что экипаж шел со мной на верную смерть. Большинства из них на борту уже нет. В кубрике лежат в гамаках связанными три матроса. Я отдам их в дом скорби и заплачу за них вступительный взнос, а там уж видно будет…»
– А там уж видно будет! – возвысил голос Ялинек и хватил кулаком по спинке кровати так, что брызнула кровь. – А теперь я скажу тебе, Басти, что тот офицер Охранного корпуса был не кто иной, как сэр Милькхэм Малюддо! А капитан, который отдал ему Дары Омута, был сам Каспиус Бреннан-старший! Именно за этот поход, из которого вышли живыми пять человек, а в здравом рассудке – двое, и получил Бреннан-отец свой нынешний титул и богатство, а потом стал и лордом-наместником Сеймора! Я находился шагах в тридцати от щеголя Малюддо и от замученного переходом Бреннана, я слышал каждое слово! Ты же знаешь, Басти, какой острый слух у нас, брешкху! Особенно если вблизи ведут речи о том, из-за чего умирают быстрой смертью! Я говорю тебе, что сэр Гай Каспиус Бреннан-старший как никто знает, что путешествие за Омут возможно! А ежели что, то мне не даст соврать его сын, который был в этом плавании штурманом…
В ясном, трезвом голосе брешака звенела искренняя и непоколебимая убежденность.
Смотрел, смотрел на него во все глаза Себастьян. Да и как иначе? Он услышал лично от лорда-наместника Сеймора слова о невозможности проложить путь в Черную Токопилью, о крамольности самой мысли допустить, будто это возможно. А теперь вот этот растрепанный и нелепый представитель пушистого народца, тряся ушами и сверкая маленькими глазками, звенящим голосом повторяет то, что истина – о, она совсем иная! Что такое путешествие уже было осуществлено, а во главе его стоял именно тот, кто несколько дней назад приказал посадить Себастьяна в застенок за наглость предложить точно такой же поход!
Себастьян перевел дух.
– М-да… – наконец выговорил он. – Ты забавный товарищ, Ялинек. Ты вообще чего добивался, придя с таким славными откровениями в Альзигорн? За такие тайны, которые ты мне тут поведал, не выпускают из крепости. За такие тайны оставляют в застенке навечно, гноят в каком-нибудь неведомом сыром подвале, откуда не слышно ни криков, ни стонов.
– А чего тебе терять? – заговорил повар Жи-Ру, молчаливо стоявший у дверей. – Ариолан Бэйл обвиняет тебя в предательстве, барон Армин убит, Аннабель похищена, ты в тюрьме… Чем можно ухудшить твое положение, а? Пытками? Позорной смертью? Герцог Корнельский не присудит к ней человека, который смело, в лицо, предлагает ему отплатить этим токопильским выродкам. А с особенным вниманием герцог Корнельский выслушает того, кто напомнит ему о событиях двадцатилетней давности.
Себастьян открыл было рот, готовясь горячо возражать, но тут повар Жи-Ру прибавил:
– Это я говорю тебе как один из тех троих, что лежали в том трюме. Да! Тех связанных матросов, которые повредились в уме и лежали связанными в трюме «Кубка бурь»!
– Повредились в уме… То-то и оно…
– Не цепляйся к словам. Я служил коком на корабле капитана Бреннана в то плавание. Двое моих товарищей по несчастью так и умерли в доме скорби, а я… Да, мне удалось выкарабкаться. Конечно, это не прошло бесследно.
Себастьян вздохнул. За стеной отчаянно вопил арестант. В углах камеры лежал настороженный сумрак. Воспитаннику убитого барона Армина подумалось, что дом скорби скоро будет плакать по нему самому. Особенно если каждый день слушать вот такое. Особенно если каждое утро просыпаться от ощущения того, что в гибельной близости от тебя затаилось чудовище.
Он решил не пускаться в дальнейшие рассуждения, не подвергать слова Жи-Ру и Ялинека сомнению. Не уточнять интригующие детали.
– Что вы предлагаете?
– Басти, дружище… – начал было Ялинек, но его перебил Жи-Ру:
– Я не уверен, что герцог Корнельский признал во мне того подтянутого балагура-повара, который нанимался на его корабль коком двадцать лет назад. Но я могу напомнить… Я могу подтвердить истинность слов Ялинека. А значит, ты, Басти, можешь смело говорить: «Господин лорд-наместник, ваша светлость, я не предлагаю ничего такого, чего бы уже не сделали вы. Тогда, два десятилетия назад».
– Ну да! Осталось только попасть пред сиятельные очи…
– А ты не дергайся. Я думаю, что владетель Корнельский скоро тебя сам вызовет. Как он там сказал… э-э-э…
– «Если ты, посидев в Альзигорне, через несколько дней сможешь мне повторить те бесстыжие слова, что ты только что себе позволил, так и быть, мы обсудим с тобой твою дальнейшую судьбу», – без запинки выговорил Себастьян.
– О! Вот именно! Именно это я и хотел напомнить… – проворчал Жи-Ру. – Так что запасись терпением и мужеством. Понадобится очень скоро.
Слуга покойного барона Армина не ошибался. Ночью была гроза, а утром следующего дня к Себастьяну пришла тюремная стража – двое здоровяков в серых накидках, с гладкими и ничего не выражающими лицами.
– Куда меня? – спросил арестант, дожевывая остатки своего жалкого завтрака и поднимаясь с края кровати.
Его подтолкнули к выходу. Один из стражников, впрочем, сподобился на какой-никакой, но ответ:
– Там ты все равно ни разу не был. Шагай, мертвец.
Заявление определенно не внушало радужных мыслей, однако Себастьян сжал кулаки и, уставившись в спину первому стражнику, вышел из камеры. Между лопатками он чувствовал острие короткого копья, зажатого в руке второго конвоира.
Дорога вела вдоль крепостной стены. Между зубцами проглядывало серое насморочное небо, еще не отошедшее после ночной непогоды. В одном отрезке пути Себастьян был вынужден целую вечность – около тридцати шагов! – идти по узкому каменистому карнизу старой тюремной дороги, видя под ногами почти отвесный склон с осыпями, острыми выступами, глубокими опасными трещинами. Из-под ног, как живые, вырывались серые камни.
Себастьян не разбирал дороги и не поднимал головы. Главные усилия он тратил на то, чтобы умерить крупную мучительную дрожь, бьющую тело, проскальзывающую в позвоночнике и ногах холодными сполохами. Он стискивал зубы и смотрел, как плывет под ступнями каменистая почва. Как мерно исчезают и появляются снова ноги первого, ведущего, конвоира.
Наконец пришли. Себастьян поднял глаза: перед ним были гигантские, в десять нилморов высотой или того больше, металлические ворота, казалось бы, впаянные прямо в черный массив холма. На воротах висело громадное литое кольцо, украшенное волчьей головой.
С пятачка прямо перед воротами казалось, что часть отвесной стены, выступающей из утреннего тумана, словно срезана гигантской бритвой – идеально ровно, без единой шероховатости.
В глубь этого каменного массива, к которому словно приложил руку неведомый умелец-гигант, и вел путь Себастьяна.
Эту часть огромного комплекса Альзигорна называли Граненым холмом. На его вершине стояла башня маяка, построенная пять столетий назад королем Юстаном Мудрым. А вот подножие башни, пресловутый Граненый холм, как поговаривали, было рукотворным – и построено еще до того, как пращуры нынешних королей овладели благородным искусством возводить из камня хотя бы небольшие строения. Проще говоря, Старый Альзигорн (в отличие от Нового) считали творением Отцов погибели Маннитов. Шли слухи о гигантских катакомбах, о подземных кавернах, в каждой из которых мог поместиться любой из трех городских районов Сеймора; о тоннелях, ведущих в бездну и начинающихся прямо от входа в Граненый холм. Конечно, все это были чушь и вздор, единодушно презираемые всеми теми, кто нес службу в грозном Альзигорне (а следовательно, каждый день проходил мимо легенды).
