Василий Горъ - Меченый
– Спасибо, сир! – пророкотал польщенный барон. – Мой меч всегда к вашим услугам!
Неддар склонил голову, демонстрируя свое уважение, а потом продолжил:
– Вы тверды, как алмаз. Значит, должны служить одним из краеугольных камней династии Латирданов.
В глазах Упрямца мелькнуло удивление: краеугольными камнями династии обычно называли членов Внутреннего Круга. То есть первого министра, королевского казначея, начальника Тайной службы и камерария. А все эти должности были заняты.
– Я не оговорился! – заметив его реакцию, усмехнулся Неддар. Потом свернул свиток и легонько пододвинул его по направлению к барону: – Граф Комес д’Оллиер барон д’Ож, я назначаю вас своим камерарием и жалую вас правом сидеть в моем присутствии.
По залу прокатился тихий шепоток. А бывший владелец лена д’Оллиер, стоявший за широченной спиной графа Ильвидара Энейра, смертельно побледнел. И не зря – на время забыв про новоиспеченного начальника Тайной службы, Неддар уставился в глаза королевского казначея:
– Га-а-арт? Ты считаешь мое решение несправедливым?
Вельможа судорожно сглотнул, вытер лоб кружевным платком и… икнул.
– Потерял дар речи, – презрительно бросил Генор д’Молт.
– Это не самая большая его потеря, – не отрывая взгляда от взмокшего от страха придворного, отчеканил король. – Ибо завтра он лишится еще и головы…
Гарт побледнел еще сильнее, а потом рухнул на колени:
– Смилуйтесь, ваше величество! Я…
– Ты – вор! – перебил его Неддар. – Мои воины только что вернули на место семь сундуков золота, которые ты вывез из дворца в день смерти моего отца.
Казначей всхлипнул, прижался лбом к полу и… попытался оправдаться:
– Ваше величество, я пытался спасти казну от разграбления!
– И поэтому взял только семь, а не всё, что могло поместиться в твою карету? – криво усмехнулся король, а потом перевел взгляд на сотника Арзая: – Займись им…
Хейсар не медлил ни мгновения – услышав приказ, он повернулся к стражникам и коротко мотнул головой:
– Убрать.
Пока поскуливающего экс-казначея выволакивали в коридор, монарх бесстрастно изучал свитки. А когда закрывшаяся дверь заглушила мольбы о прощении, уставился на барона Генора:
– Барон? Вы выехали на помощь своему сюзерену сразу же, как получили его письмо. Не колеблясь, не раздумывая и не пытаясь оценить свои шансы на победу. Вы загнали лошадей, но добрались до стен Аверона меньше чем за двое суток. И не бросились на приступ только потому, что узнали о смерти законного короля и о моем приближении.
Генор помрачнел:
– Ваше величество, я…
– Вам не в чем оправдываться, барон! Мои люди расспросили ваших вассалов, и я ЗНАЮ, что, когда и как вы делали.
Владелец лена д’Молт слегка расслабил напряженные плечи, но взгляда так и не поднял.
– Барон! Верность долгу – это хорошо. Но она должна идти рука об руку с умением думать! К тому моменту, как вы подошли к Аверону, мой отец был уже мертв. Значит, штурм в одиночку ослабил бы мою армию. И даже мог поставить ее на грань уничтожения.
– Я тоже так подумал, сир, – глухо буркнул барон.
– И правильно сделали! – улыбнулся Неддар. – Поэтому я дарю вам лен Эркун, жалую титул графа и назначаю королевским казначеем.
Одаривая тех, кто не забыл о вассальном долге, король изредка посматривал на графа Грасса и мысленно благодарил его за неимоверную работоспособность – за три дня, которые прошли с момента его возвращения в Аверон, тысячник не прилег ни на минуту. И умудрился собрать и обработать море информации о тех, кто хоть как-то проявил себя во время попытки дворцового переворота.
В первом списке значились имена полутора десятков глав дворянских родов и человек пятнадцати безземельных дворян, не забывших о вассальном долге и выступивших на помощь династии Латирданов еще до появления слухов о возвращении принца. Во втором – имена двадцати трех клятвопреступников и четырнадцати равнодушных. То есть тех, кто решил вознестись к вершинам власти вслед за убийцей своего сюзерена или ждал результата переворота, чтобы впоследствии присоединиться к победителю.
Последних Неддар ненавидел больше всего. Ибо считал, что нерешительность – сродни трусости. Поэтому без тени сомнения одаривал своих сторонников их титулами, ленами, городскими домами и другим имуществом.
Естественно, были и исключения – скажем, лен Саммери остался за своим хозяином. Так как барон Одего, прикованный к постели уже восьмой год, не мог прибыть в Аверон при всем желании.
Кстати, граф Грасс считал приблизительно так же – рядом с этим именем стояла пометка: «Взял под охрану королевские склады в Трише. Вовремя…»
Естественно, каждое назначение, дар или привилегия были продуманы тщательнейшим образом: скажем, мелкопоместные дворяне, волею своего сюзерена вознесенные к подножию трона, должны были превратиться в самых верных последователей Латирданов. Готовых на все и вся, лишь бы сохранить и упрочить свое положение. Тем, кто сохранил титулы и лен, давалась возможность доказать, что их нерешительность явилась следствием недостатка информации или еще каких-нибудь объективных причин. Ну, а от жертв «королевской несправедливости» ждали реакции. Любой. Чтобы уточнить их роли в подавленном мятеже и найти пока еще не отловленных сторонников покойного графа Варлана.
Впрочем, в том, что «униженные и оскорбленные» решатся на какое-либо действие, Неддар сильно сомневался: большая часть тех, кто по складу характера мог бы возглавить новый заговор, уже находилась в пыточных подвалах или дожидалась очереди на плаху. А их возможные последователи, оставшиеся на свободе, были готовы на все, лишь бы сохранить жизнь, поэтому радостно поддерживали любое волеизъявление монарха. И улыбались даже тогда, когда узнали имя нового хозяина графства Ромм[110].
А вот сам новоиспеченный граф, получивший в нагрузку еще и должность начальника Тайной службы королевства, ошалело хлопал глазами. И непонимающе переводил взгляд с Неддара на графа Рендалла и обратно.
Пришлось приводить его в себя. Так, как это делали в Шаргайле.
Увернувшись от метательного ножа, брошенного сюзереном, Белая Смерть ухмыльнулся и ударил себя кулаком в грудь:
– Благодарю вас за оказанное мне доверие, ашер.
Сочетание хейсарского «ашер» с велеречивой благодарностью и обращением на «вы» в устах Арзая звучало настолько непривычно, что король приподнял бровь… и расхохотался. Сообразив, что таким образом сотник мстит ему за свое назначение:
– Только не говори, что не справишься.
Белая Смерть по-простецки почесал затылок и вздохнул:
– Справлюсь, ашер.
– Нисколько в этом не сомневался, – улыбнулся Неддар. Потом взял со стола два оставшихся свитка и протянул их Ваге: – А это тебе, брат! Патент на графский титул и баронство д’Атерн. Не смотри, что твой лен расположен довольно далеко от Аверона – он велик и приносит очень неплохой доход.
– Я… – начал было Вага, но, увидев взгляд своего побратима, тут же заткнулся.
– Знаю, – совершенно серьезно сказал монарх. – Однако, как говорили твои предки, «воздавай за кровь вдвое, а за добро – вчетверо. Иначе приумножишь число врагов и потеряешь друзей…»
Дослушав изречение до конца, Вага еле слышно вздохнул:
– Ты настоящий хейсар, ашер.
В глазах дворян, стоящих поблизости, мелькнуло неудовольствие: горец называл их сюзерена на «ты»!
Пришлось принимать меры:
– Граф Вага д’Атерн! Я жалую вас правом обращаться ко мне по имени и называть меня на «ты».
По залу прокатился восхищенный шепоток: за всю историю существования королевства такой привилегии удостаивался лишь один человек – побратим основателя династии Латирданов, граф Марек д’Ож. Получивший прозвище Щит за умение неизменно оказываться между своим сюзереном и теми, кто пытался лишить его жизни.
Увидев реакцию дворян на вроде бы ничего не меняющую фразу, Вага недоуменно посмотрел на графа Рендалла, наткнулся на его бешеный взгляд и сообразил, что его сюзерен только что сказал что-то очень важное. И приложил кулак к груди:
– Благодарю тебя, ашер!
Неддар царственно кивнул, потом мысленно пообещал себе заняться воспитанием хейсаров и обвел присутствующих тяжелым взглядом:
– На этом – все! Все, кто не входит во Внутренний Круг, могут быть свободны.
Дождавшись, пока из Малого зала выйдет последний придворный, Неддар предложил оставшимся садиться.
Первым его приказ выполнил граф Грасс. Следом за ним уселся новоиспеченный казначей, а потом и камерарий. А начальник Тайной службы, по своему обыкновению, остался стоять.
Сняв с головы до смерти надоевший символ королевской власти, Неддар аккуратно положил его на столешницу и вопросительно уставился на новоиспеченного Первого министра.
