Ник Перумов - Эльфийская стража
Эльфийка дёрнулась, и острие Лемехова ножа укололо ей горло.
– Ой!
– Если с ней что случится… – ярость Месяца невозможно было скрыть, – если с ней что случится, ответишь головой. И ты, и весь твой род. От хутора одни угольки останутся!
– Борозде это не поможет, – хрипло отозвался Лемех.
«Ты у них как на ладони, – сказала Птица. – Сейчас они начнут стрелять. Выцелят как следует, и…»
– Первая же стрела – и я раскрою ей глотку!
«Ошибка, Лемех. Ты отличный воин, храбрый и решительный, но резать безоружных ты не можешь. И сыновей твоих это не спасёт. Помоги мне, и я помогу тебе. Двери попрежнему открыты».
Проклятие. И негде спрятаться, негде залечь, эльфийские голоса – они перекликаются явно нарочно – раздаются со всех сторон, и даже сверху, с ветвей.
«Они просто пробьют тебе руку с ножом стрелой, – рассудительно сказала Птица. – Ты не успеешь её убить, даже чтобы просто захватить с собой и подороже продать свою жизнь. И твоим сыновьям уже точно не вырваться. Выбирай, Лемех, – или верная смерть тебе и твоим, или ты помогаешь мне. Мой создатель видит – я предпочла бы, чтобы ты помог мне по доброй воле. Но я приму любую помощь, даже вынужденную».
Лемех заскрипел зубами.
– Батя? – подал голос Гриня. – Ббатя, нас… уубивают, верно?
– Гриня, – медоточиво пропела эльфка, – родитель твой решил героически погибнуть вместе с вами обоими.
Она не пыталась освободиться, не пыталась пустить в ход магию. Просто ждала, уверенная, что хуторянину деваться уже некуда. Оно и верно – белооперённая стрела, пущенная откудато сверху, вонзилась в землю прямо перед Лемехом.
– Ты у нас на прицеле. Тебе некуда деваться. Мы можем убить тебя в любой миг, и если щадим, то лишь по присущему нам миролюбию.
«Брось её, – сказала Птица. – Она тебе не нужна больше. Бери сыновей и уходи. Я открою дорогу, но ненадолго. А дальше… решай сам».
Лемех поднял голову, нарочитомедленным движением отложил самострел. Погладил Найду.
«Ничего, старушка, мы ещё побарахтаемся».
– Ваша взяла! – крикнул он в темноту. – Забирайте свою эльфку. Мне она без надобности, – рывком поставил Борозду на ноги, перерезал верёвку на запястьях. – Иди давай. Месяц заждался.
Меж тонких пальцев волшебницы вспыхнул розоватый огонёк, уютный и мирный.
– Что ты задумал? – взгляд испуганный, совсем не торжествующий.
– Проваливай, – Лемех грубо рванул её за плечо, разворачивая, толкнул в спину. – Жених заждался.
«Я готов, Птица. Готов поверить тебе».
«Хорошо, – ровно, безо всякого торжества сказала та. – Я открываю двери. Оченьочень ненадолго. Прыгайте вместе с сыновьями. Коней оставьте».
«А Найда?! Её не брошу!»
«Её не бросай».
Борозда сделала несколько шагов прочь от хуторянина, запнулась и остановилась.
Глаза её расширились – она всё поняла.
– Нет! – ещё успела крикнуть эльфийка, прежде чем под ногами у Лемеха, Ариши, Грини и Найды разверзлась земля.
…Здесь тоже царила тьма, но тьма другая, холодная и пустая. Вокруг них не смыкались вогнутые стены и низкие своды, с потолка не свисали корни, не осыпался песок. Они очутились в глубине, именно в глубине, и дорога, разворачивавшаяся перед ними, тотчас исчезала за их спинами.
– Батя? – недоумённо повторил Гриня.
– Тихо ты, – шикнул Ариша. – Батя нас от эльфов выдернул. Ты совсем не в себе был, братец.
– Нне помню… – промямлил Гриня. – А что это за место, Ариш?
– Молчи! – прошипел старший. – Батя думает.
«Ступай вперёд, – велела Птица. – Долго мне эту тропу не продержать. Эльфийская стража сильна, сейчас они поймут, что случилось, и вам несдобровать, если окажетесь слишком от меня далеко».
Спина Лемеха сделалась мокрой от пота, хотя вокруг царил холод, быстро вытягивавший телесное тепло.
«Как тебя освобождать? И почему, если это так просто, эльфы не поставили там никаких преград?»
«Преграды ставили не эльфы, – сказала Птица. – Тогдашние племена Эвиала мало чем отличались от зверей, мало кто знал даже огонь. Пленителям не пришло в голову, что настанет день – и люди сделаются поистине необоримой силой. Они слишком упивались собственной мощью, слишком верили в собственное могущество. Они упустили людей из вида. Теперь уже поздно чтото менять, сами пленители давно сгинули – не умерли, нет, но именно сгинули, – а заклятия их продолжают работать».
«Что я должен сделать? Чтото сломать, чтото разбить? Но я не маг. Никогда им не был…»
«Древние заклятия плохи тем, что всегда имеют слабую точку. Иными словами, надо мной каменный свод, который никак не пробить изнутри; но, если ударить по нему снаружи, всё повалится. Это мог бы сделать любой, человек, эльф, гном или ктото ещё, и совсем не будучи магом. Но, чтобы привести когото из них сюда, я должна была добиться, чтобы эльфы учредили бы свою собственную «стражу». Стражу, состоящую из людей.
И да, если бы меня пленили нынешние хозяева сущего, так просто было б не вырваться».
Под ногами – нечто гладкое, без малейших неровностей, словно лёд. Нет, неправда. Лёд не бывает таким. Наверное, скорее зеркало, огромное, какое, болтали, висит в гареме кинтского правителя. Плоть мира расступается и смыкается за Лемехом, и он не может взять в толк, как же это оно так.
«Что я должен сделать?»
«Ты увидишь».
Парни шагают молча, Гриня почти висит на плече Ариши, ноги у него заплетаются. То и дело принимается чтото бормотать себе под нос, словно не в себе. Хотя, может, и впрямь не в себе. Дурьто эльфийская небось так просто не уйдёт, чай, не похмелье после доброй попойки.
Становилось всё холоднее. Мертвенный синеватый свет, тропа возникает прямо перед ними и тотчас же исчезает за спинами. Ариша тяжело дышит, жалобно поскуливает Найда – даже ей жутко, обычно бесстрашной.
«Долго ещё?»
«Нет. Мне приходится держать эльфов занятыми, чтобы они не перехватили бы вас. Пока вы не доберётесь до меня, это в их власти».
«Смотри, можем и не успеть».
«Должны», – безапелляционно заявила Птица.
Позади Гриня снова начал чтото бормотать, всё взволнованнее и неразборчивее, потом начал дёргаться, словно кукла на ниточках.
«Борозда пытается открыть сюда дорогу через твоего сына. У неё ничего не получится».
Лемех утёр со лба пот. Стало совсем холодно, точно зимой, изо рта валил пар – и с тебя же градом льёт, словно дрова рубишь без устали, топором машешь.
«Скорее», – вдруг поторопила их Птица.
Да, отсюда дороги уже нет. Захочет она – и останутся Лемех с сыновьями и Найдой тут на веки вечные.
«Ещё быстрее!» – словно удар хлыста. Мороз начал обжигать щёки.
«Бегом!»
Ноги едва несли Лемеха, синеватый неживой свет и впрямь казался исходящим от Солнца Мёртвых, они шли и шли не через мир и не через подземелья, шли невесть какой дорогой, запретной для прочих смертных. Точнее, уже не шли, бежали, и Ариша едва волочил Гриню, голова младшего моталась из стороны в сторону тряпичным мячиком.
«Всё», – вдруг сказала Птица.
Лемех замер, тяжело дыша, в левом боку кололо.
– Что теперьто? А?
«Ломай!» – почти взвизгнула их провожатая.
– Что ломатьто? – недоумевая, Лемех развёл руками. Вокруг ничего, кроме всё того же света, сожравшего реальность.
«Прямо перед тобой. Ломай руками. Это просто иллюзия, но иначе тебе не справиться – ты же не маг».
Из ниоткуда в никуда, пронзая потоки синеватого света, прямо перед Лемехом тянулся толстый сук, дубовая ветвь с листьями. Живая ветвь, зелёная, даже чуть трепещущая под неощутимым ветерком, словно дул он гдето в совсем иных мирах.
«Ломай!» – крикнула Птица, и впервые мысли её прозвучали, словно голос, кроме её собственного, слышался там ещё целый хор, воющий, рычащий, храпящий. Ничего человеческого, ничего даже звериного в нём не было, а лишь голод, ненависть и предвкушение мести.
Ариша тоже понял. Поднял бледное лицо, бессильно взглянул на отца:
– Ббатюшка…
«Нет дороги назад! – отчаянно крикнула Птица. – Освобождай меня, скорее, пока они не вырвались сами! Вот тогда уж точно всему конец, и тебе, и эльфам, всему!»
– Ты обманула! – заорал Лемех, что есть силы врубая топор в незримую стену. Сталь зазвенела, оружие отлетело от несокрушимой преграды, едва не размозжив хуторянину череп.
«Я не обманула. Я умолчала, – сейчас в женском голосе Птицы слышалось самое настоящее рыдание. – Иначе ты бы не согласился. Никогда. Но мы можем победить! Можем, я клянусь! Своим создателем, великим Духом!»
Трудно сказать, что двигало в тот миг Лемехом. Может, тот ужас загнанного зверя, наполнявший каждый неслышимый другим звук в речах Птицы? То, что невозможно было подделать, где не мог обмануться бывалый наёмник – так не лгут.
Топор описал дугу и с размаха ударил по дубовой ветви. Полетели брызги тёмной коры, разруб забелел, словно обнажилась живая кость.
«Скорее! Сюда… прорываются… не… удержать…» – голос Птицы утонул в рёве и вое.
