Ник Перумов - Эльфийская стража
Лемех почти не сомневался в том, что случится, не знал лишь, как это будет выглядеть. Из рук Борозды вырвался шар призрачного голубого же пламени, стремительно вспухший огромным пузырём. Оба дрота со звоном отлетели от внезапно возникшей преграды, но сама чародейка зашаталась, оседая со стоном наземь.
«Я помогу сейчас, а ты потом, – сказала Тёмная Птица. – Или они убьют тебя прямо сейчас».
Полночь уже налетал, крутя мечом сверкающую мельницу, и некогда было перезаряжать самострел; но зато теперь у Лемеха оставалось лишь двое противников, потому что Гриня попрежнему скулил на земле, а Ариши не было видно.
Топор и тонкий клинок эльфа сошлись, Полночь атаковал с быстротой молнии, и Лемех, скрежеща зубами, подался назад. Месяц отчегото не торопился выстрелить вновь, вместо этого кинувшись к распростёртой на земле волшебнице.
– Прекрати, Лемех! – Полночь фехтовал с небрежным изяществом, тесня и тесня хуторянина. – Прекрати, это глупо. Тебе меня не одолеть, а я не хочу тебя случайно поранить.
Всё это он проговорил ровным голосом, совершенно не запыхавшись.
Лемех только и мог, что рычать в ответ. Меч проклятого эльфа, казалось, был всюду, мелькал то справа, то слева, то подныривал снизу, то грозил обрушиться сверху. Найда бросилась, норовя вцепиться в сжимающую клинок руку Перворождённого – тот с ленивой грацией уклонился, обрушив эфес собаке на голову.
Найда рухнула, словно убитая наповал.
– Не хотел, Лемех. Она будет в порядке, я её не убивал!
Проклятый эльф, проклятый – теснит, теснит, и умения бывшего наёмника не хватает. Лемех едва сдерживал атаки, не давая себя обезоружить.
Месяц так и стоял на коленях подле распростёртой Борозды; и Гриня, и Ариша не показывались.
Шаг назад, ещё один, ещё…
«Я помогу тебе, Лемех, – голос Тёмной Птицы становился всё настойчивее. – А ты поможешь мне».
Он не ответил – просто не успевал.
Месяц вдруг выкрикнул чтото поэльфийски, резко, встревоженно.
Глаза Полночи сузились.
– Прости, Лемех, не могу больше терять с тобой времени, – прежним спокойным голосом бросил он, словно и не размахивал мечом, словно и не сталкивалась сталь, словно хуторянин и не пытался раскроить ему череп тяжёлым топором. – Помоему, тебе следует отдохнуть.
Серебристый узкий клинок мелькнул раз, другой, ослепляя Лемеха отблесками, но прежде чем Перворождённый успел довершить начатое, откудато изза спины у него вывернулась фигура Ариши.
Могучий парень со всего размаха опустил увесистый корявый сук прямо на затылок Полночи.
Эльф так и застыл с разинутым ртом, глаза полезли из орбит. А потом медленно рухнул ничком.
– Батяня, цел? – подскочил Ариша. Лемех только и мог сипеть в ответ – грудь горела от нехватки дыхания, бок жгло болью. Он согнулся в три погибели, тяжело опираясь на топор.
– Батя? Не зацепило? Не ранен нигде? – это был прежний Ариша.
– Нет… сынок.
– Тогда бежим. Гриньку я потащу, – парень махнул рукой кудато к зарослям.
– Ккуда?! – прошипел Месяц, выпрямляясь. Стрела смотрела прямо в грудь Лемеху. – Лечь! Обоим!
Ариша слепо пошёл на него, взяв наперевес свой сук.
Губы эльфа сложились в презрительную гримасу.
– Нет! – успел выкрикнуть Лемех, но поздно.
– Тебято я пристрелю с особым удовольствием, предатель, – Месяц надменно склонил голову набок, словно норовя получше прицелиться, и отпустил тетиву.
«Я помогу тебе, – вновь сказала Тёмная Птица. – Борозда глупа, она открыла мне дорогу к тебе. Я помогу. Но и ты должен помочь мне».
Белооперённая стрела пронеслась над плечом Ариши. Промахнуться с такого расстояния не смог бы даже мёртвый – или мертвецки пьяный – эльф. Месяц только и успел потрясти головой, в полном недоумении глядя на собственные руки, когда импровизированная дубина Ариши обрушилась на него.
Месяц не был бы Месяцем, эльфомвоином, прошедшим неведомо сколько схваток и вышедшим из них победителем, если б дал уложить себя с одного удара. Он увернулся, гибким неуловимым движением выхватил собственный меч, отбросив подведший лук.
Но теперь он оказался один против двоих, и прежде, чем Перворождённый успел обмануть Аришу ложным замахом, Лемех врезался в него, опрокидывая наземь, подминая под себя; от души приложил топорищем, и эльф затих, дёрнувшись лишь раз.
Слабо тявкнула Найда. Слабо и виновато, мол, прости, хозяин, не смогла.
– Ариша… молодец, – Лемех всё не мог отдышаться.
– Спасибо, батюшка, – сын опустил глаза. – Бежать отсюда надо, бежать скорее. Гриньку возьмём – и ходу!
– У меня кони рядом, – хуторянин наконец смог выпрямиться. – А что ж с… с Гринейто?
– Да что ж? – бесхитростно пожал плечами Ариша. – Угостить пришлось тем же дрыном. А то совсем сбесился, бедолага.
– А… а ты?
– А что я? Я для того и пошёл с ним, батюшка, чтоб приглядывать. Прости, что сразу не сказал, что лицедействовал… что говорил непочтительно. Он поверить должен был. Ну, и потом только и ждал, чтобы момент улучить.
Лемех только и смог, что хлопнуть сына по плечу.
– Последнее дело тут осталось. Оружие у них не забирай, а вот Борозду свяжи. Свяжи и давай ко мне на седло. Она нам щитом послужит, когда из чащи выбираться станем.
– Батюшка, ты уж не серчай на Гринькуто, он и впрямь не в себе, – жалобно попросил за брата Ариша. – Околдовала она его. И… а почему мы уходим? Почему только Борозду? Надо было б им глоткито перерезать.
Он закончил буднично, словно речь шла самое большее о том, чтобы забить давно откармливаемого кабанчика.
– Нет, Ариша. – Они ехали по узкой тропе, почти наугад, просто к краю Зачарованного Леса. – Нам отсюда выбраться надо, пусть живут. Они в нашей власти были, все трое – и мы их пощадили. Хорошо б, чтобы поняли – мы крови не хотим, но, если надо, на что хочешь пойдём.
Бледное лицо Борозды, посиневшие веки, закрытые глаза, бессильно мотающиеся руки, спутанные грубой верёвкой. Летит назад тропа, вроде б должна вести к окраине эльфийских владений, и чтото не видать здешних хозяев; как ни торопится Лемех, скоро не получается – и пути не знают. Хорошо ещё, что Найду Ариша на седло взял, коекак уместились с Гриней.
«Все эльфы сейчас на Ниггуруле, – сказала вдруг Тёмная Птица. – Я помогаю тебе. Там сейчас весело».
– Спасибо… – с невольной растерянностью прошептал Лемех.
«Но ты должен мне помочь, – теперь в низком и полном силы голосе Птицы крылась угроза. – Мне не выбраться, но как только я перестану держать недалёких эльфов на чёрном поле – тебе конец».
– Но ты же… уничтожишь всё…
«Потому что тебе так сказала Борозда? Да, глядя на Ниггурул, трудно не поверить, верно?»
– Никак иначе и не подумаешь.
– Батяня, с кем это ты, батяня?..
Лемех только отмахнулся.
«Выбирай, – холодно сказала Птица. – Или ты помогаешь мне и возвращаешься домой вместе с сыновьями, или эльфы настигают тебя. Я могу ждать ещё очень, очень долго, а вот ты – уже нет».
– Ты же всё сожжёшь! Всё спалишь! Я видел тебя, видел молнии! И пойдёшь ещё дальше, за небо!
«Верно. Пойду за небо. Я оставалась пленницей здесь, в этом мире, слишком долго. Но почему ты так безоглядно веришь Борозде, что я именно намерена сжечь всё и вся?»
– Слово против слова. Ничего больше.
– Батя? Батяня? Про кого это ты?
Лемех только досадливо отмахнулся.
«Слово против слова, именно так; потому что ты просто выбираешь, чему лучше поверить. Ни Борозда, ни я тебя ни в чём не убедят. Потому что это будут просто слова или видения, что у магов – те же слова».
– Кто ты?
«Ты назвал меня Птицей. Пусть будет так».
– Ответь!
«Я пришла сюда давнымдавно, на самой заре этого мира. Тот, кто меня породил и послал, ведом населяющим этот мир существам, которых ты зовёшь половинчиками. Вспомни, ты ведь у них бывал».
– Откуда ты знаешь, где я бывал?
Глухой смешок.
«Лемех, Борозда открыла мне дорогу к тебе, твоя память для меня – открытая книга. Я знаю всё, где ты был, я видела всё, что ты видел и что сам давно уже забыл. Но вспомни, вспомни половинчиков, вспомни их камни, украшенные странными для тебя изображениями, вспомни глаз с четырьмя зрачками…»
В горле хуторянина пересохло. Он говорил сейчас с пленённой Птицей, страшной Птицей, существом иного мира, исполненным неописуемой мощи, неведомым путём пленённой и заточённой здесь и мечтающей лишь об одном – свободе. Как ей можно верить? Что для неё слово, данное человеку?
«Ты прав. Ничто. Я видела рождение и смерть миров, я знаю тысячи тысяч наречий. Не я, но создавший меня прозревает самый первый миг, когда сущее явилось и воплотилось. Множество поколений родилось и ушло, а я ждала своего часа под Зачарованным Лесом. Ничего не жажду я больше, чем свободы, но я могу ждать ещё и ещё. А вот ты ждать не можешь».
– Это я уже слышал, скажи, чтобы я поверил!
«Невозможно. Тебя не убедит ничто. Только твоя вера, только твоя собственная вера. Поспеши, хуторянин Лемех. Эльфы уже сообразили, что к чему».
