Анна Мистунина - Искупление
– Значит, ты все понял, и смотреть будущее ни к чему. Амон торопится натаскать в магии мальчишку, чтобы тот стал нашим инструментом, чтобы его руки с нашей Силой открыли проход для существ. А теперь, как по заказу, он откроет его кровью этой девчонки. Сам и перережет ей горло, наверное. Потом в наших руках окажется Карий, и Амон покажет ему память сына – чтобы доказать, что все было напрасно, что погибель дикарям все-таки пришла через Кария, как Амон и предрекал. Худшего наказания для нашего принца и представить нельзя. Затем Амон прикажет Моурету убить отца, затем оживит его и снова…
– Амон безумен.
– Безумен, – согласилась Кати. – Только это, знаешь ли, оборотная сторона того безумия, что заставляет тебя волноваться о судьбе врага. Кажется, все безумие в мире нынче имеет Кария своим центром.
– Пусть так. Я намерен помешать Сильнейшему.
– Он этого не потерпит.
– Я рискну навлечь его гнев, Сильная. Я хочу опередить его и убить дикареныша, так, чтобы воскрешение стало невозможным. Но беда в том, что я могу не успеть. Как ответственный за зверюшек, я буду в самой их куче, слишком далеко.
– И ты просишь… меня?!
– Если я не сумею. Убей его, Сильная. Убей и выпусти всю кровь, чтобы Сильнейшему нечего было воскрешать.
– Он все равно попытается, – сказала Кати.
– Помешай ему. Ты Сильная…
– Почему для тебя это так важно, Оун? Разве мало у тебя учеников?
– Дикареныш не просто ученик.
– Значит, ты действительно к нему привязался? Какая… непростительная слабость!
– А ты? – огрызнулся маг. – Зачем ты его оживила?
Кати вздохнула.
– Это было слабостью. Ошибкой, которую я исправлю. Я убью его.
– Благодарю тебя, Сильная, – сказал Оун.
Мастер подчинения не смог заполучить столь ценную для Амона пленницу, Сильной же это не составило труда. Тем же вечером дикарка была в ее палатке. К тому времени до Кати дошел не один глумливый слух о любовнице самого Амона-младшего, не иначе как предвидением Сильнейшего попавшей к ним в руки, и безумствах, на которые полукровка пойдет ради ее спасения. Оба допущения казались сомнительными. Видя Амона, каким он стал, Кати скорее поверила бы в случайность, чем в расчет, требующий немалого усилия в области высшей магии. Что же до Кария… Его Кати слишком хорошо знала. Выбирая меж любовью и преданностью, он без колебаний жертвовал любовью. Когда-то Сильнейший, думая сломить волю сына, заставил его убить друга. Амон просчитался – как и во всем, что касалось Кария. Перерезав старому знакомцу горло и взяв Силу его крови, тот не научился покорности, зато научился приносить жертвы. Умение, которым с успехом воспользовался уже вскоре.
Разум дикарки таил немало сюрпризов. Она не была Карию любовницей – всего лишь воздыхательницей. О его чувствах судить было труднее: ответственность? Благодарность? Ни то, ни другое не помешало ему бросить беременную девчонку в лесу и умчаться по делам императора. Карий оставался Карием.
А девочка была не только влюбленной и беременной – она была магом. Перспективным, хоть и совершенно необученным. Отличное, штучной работы заклятие подчинения за три дня почти выдохлось. Разум дикарки рвался на волю. Кати легко могла наложить новые узы или вовсе, быстро и безболезненно, убить ее. Это было бы разумно и милосердно. Жестокостью казалось оставить ее в живых и позволить Сильнейшему воплотить свои планы. Но – маг? Беременная дикарка-маг. Зита вступилась бы за нее, защитила бы любой ценой. Некстати подумалось, что срок беременности у обеих одинаковый – шесть недель. Убить легко, но не станет ли убийство той гранью, которой ни Зита, ни сама Кати переступить не смогут? И готова ли она рискнуть? Нет и еще раз нет.
Но и возвращать девчонку дикарям Кати не стала бы, даже будь у нее такая возможность. Она довольно помогала Карию и довольно в том раскаивалась. Пусть все идет, как идет.
С таким поистине дикарским решением Сильная отправила Тагрию к остальным пленникам. С той самой ночи у костра, когда пророчествовала бывшим рабам, Кати не заглядывала в будущее и не собиралась этого делать впредь.
Она не изменила решения и узнав, что в ту же ночь девчонка пересилила заклятие и чуть не сбежала, ясней ясного показав, что способна к магии. С отстраненным любопытством Кати наблюдала, как неприятная истина открывается мастерам Силы – всем, кто был вправе знать. Им, искушенным, знание не принесло особых потрясений, лишь уязвило и без того потрепанную гордость. Многие, как Оун и сама Кати, догадывались и раньше, догадывались – и только пожимали плечами. Куда больше их заботила реакция младших магов, когда правда выплывет наружу. Помня Зиту, Кати понимала и беспокойство собратьев и поспешность, с какой Сильнейший ускорил приготовления. Оставалось дождаться немногих: одна группа из пятидесяти магов в момент призыва оказалась занята в столкновении с дикарями и теперь задерживалась. Амон ждал их со дня на день. Сейчас, когда запах победы почти щекотал ноздри, сомнения и разброд были бы хуже, чем некстати.
Тагрию заперли и охраняли теперь неусыпно. Пока происшествие удавалось сохранить в тайне. Тем более удивительным казалось упрямое нежелание Амона убивать девчонку раньше времени. Едва собрался Совет, Норн заявил с обычной своей бесцеремонностью:
– Это глупо, Сильнейший! Ненависть помутила твой рассудок!
Спокойный голос Амона заморозил воздух в шатре:
– Ты сомневаешься в моем рассудке, Сильный?
– Ты сам даешь к тому повод!
– Тебе придется подтвердить свои обвинения, – по стене резко взметнулась тень вставшего Главы Совета. – Иначе…
– Сильнейший, Норн, прошу вас! – Лэйн вскочил одновременно с Норном. – Хорошую услугу мы окажем дикарям, если начнем теперь убивать друг друга! Не легче ли сразу сдаться?
Их воли столкнулись с тихим звоном. Кати осталась сидеть, скрестив ноги и наклонив голову к плечу – молчаливый и безучастный наблюдатель. Взгляд Лэйна скользнул по ее лицу. Шрам на щеке, который Сильный то ли берег как память, то ли просто все не удосуживался убрать, был пунцовым.
– Я погорячился, Сильнейший, – сказал наконец Норн. – Извини.
Амон, мрачнее тучи, кивнул. Тяжело опустился на свое место. Сильные последовали его примеру.
– Рассуждая спокойно, – продолжил Лэйн, – зачем тебе эта дикарка, Сильнейший? Какая разница, чья кровь откроет проход? Они все умрут так или иначе. Не мне объяснять, что сохраняя ей жизнь, мы рискуем вызвать ненужное брожение или даже подорвать единство, если ее способности станут известны. Кто-то решит, что дикари равны нам… А кто-то спросит, за что в таком случае мы умираем. Какое превосходство отстаиваем. Не время для подобных вопросов, Сильнейший.
– Кто, по-твоему, способен их задать? – спросил Амон.
– Может быть, и никто. Но зачем рисковать без необходимости, особенно сейчас?
– Необходимость есть. Я заметил, Кати, что ты не сказала ни слова.
Кати улыбнулась:
– Я доверяю твоему суждению, Сильнейший.
– Весьма необычно, – едко заметил Норн.
– И весьма разумно, – сказал Амон. – Тебе пригодится это доверие, Сильная Кати, постарайся сохранить его. Отвечаю всем вам. Дикари способны к магии. Сохранить это в тайне мы не можем – не теперь, когда среди нас сотни полукровок. Как Глава Совета я забочусь не только о нашей победе, но и о том, что будет после нее. Изоляция осталась в прошлом. Если только мы не решим истребить дикарей полностью и остаться без рабов – а такое решение я никогда не одобрю, – мы еще не раз столкнемся с привязанностью к кому-либо из них, будь то любовница или родич полукровки. Я не позволю и дальше разбавлять нашу кровь и намерен разрешить эту проблему прежде, чем она станет действительно проблемой. Урок будет жестким и наглядным. Наказание моего сына – только часть этого урока.
В оглушительной тишине Кати услышала бег крови по своим жилам и медленный, замирающий стук сердца. Сколько дней она не смотрела в будущее?
– Только… часть?
– Именно так, – Сильнейший не отводил от нее мрачного взгляда. – Ты сказала, что доверяешь моим суждениям.
«Кати! – полный ужаса крик взорвался в ее сознании. – Кати, они здесь! Они убивают моих людей! Помоги, Кати!»
«Кто? Зита, кто?!»
«Маги! Кати, грифоны… Заклятия… Нам не справиться, Кати!»
Вслед за словами, сильнее слов, пришли видения – пикирующие с неба когтистые звери, серебряные всполохи смертельных заклятий, упавший, закрывая собой ребенка, Рамис. Шум бойни оглушил ее.
– Прекрати! Амон, останови это! – Кати не знала, мольба или угроза была в ее стремительном броске, в протянутых у Амону руках. – Останови их!
– Не могу. Я не послал туда никого, с кем был бы связан.
– Другие связаны!
– Нет.
– Прошу тебя… – прошептала Кати.
– Не могу, если бы и хотел. Поверь, это не доставляет мне радости, Кати. Прости.
