Анна Мистунина - Проклятый
– Ну, пошли, раз не спишь, – сказал Гарион.
В трапезной, где были днем, зажег свечу. Налил давешнего вина. Протянул Кару кружку, опустился на скамью, устало вытянув деревяшку. Кар сел напротив.
– Какие вести? – неловко спросил он.
Гарион усмехнулся.
– А ты для того поджидал меня среди ночи, чтоб спросить о вестях?
– Я не поджидал, просто не спалось. Но я и правда хотел спросить о другом. Гарион, ты слышал что-нибудь о даме Истрии?
Тот качнул головой, словно бы виновато.
– При дворе ее нет, как мне сказали. Никто не знает, где она.
Посмотрев на понурившегося Кара, добавил:
– При всем, что я знаю, не таков молодой император, чтобы причинить вред собственной кормилице. Думаю, твоя мать жива и здорова.
– Если только жрец не потребовал ее смерти!
– Так может, император ее куда от жреца и спрятал? – без особой, впрочем, уверенности возразил Гарион.
«Мама… Я бежал, спасая свою шкуру, а тебя бросил им на растерзание. Увижу ли тебя когда-нибудь, чтобы вымолить прощение? Или не найду даже могилы?»
Гарион прокашлялся.
– А что до вестей, сюда вскоре прибудет сам император в сопровождении Верховного жреца. Они поведут облаву по всем правилам. От всех областей жрец императорским именем потребовал войск. Вассалы ворчат, но деваться им некуда. Дороги все заняты, заяц не проскочит. Вовремя ваш Чанрет собрал армию… Да как бы не опоздал. Что будете делать?
– Сражаться, – пожал плечами Кар. – А как… О том судить Чанрету, не мне. Он хотел пробираться к столице, но теперь…
Кар замолчал. Надо ли обсуждать планы Чанрета с этим булочником? Да, Дингхоров друг, хоть и непонятно, откуда у Дингхора такие друзья. Но кто знает, что у него на уме?
Гарион усмехнулся, понял.
– Меня можешь не опасаться, парень. Я на вашей стороне. Верней, на стороне Дингхора. Я ему жизнью обязан, как и ты, потому никто от меня о ваших делах не узнает.
– Ты не похож на лавочника, Гарион, – решился заметить Кар.
Тот хмыкнул.
– На кого ж я, по-твоему, похож?
– Скорее – на воина.
Гарион взболтал в кружке остатки вина. Скосив глаза на свою деревянную ногу, принялся рассматривать ее с таким интересом, будто впервые увидел. Кар уже решил, что не получит ответа, когда булочник заговорил:
– Твоя правда, был я воином. Рыцарем был и подумать не мог, что кончу жизнь за прилавком. У прежнего герцога я служил начальником стражи.
– А потом?
Гарион снова усмехнулся.
– Потом? Потом старый герцог овдовел и взял молодую жену. Шестнадцать лет, красавица… А у него уж все зубы повыпадали.
Гарион замолк и надолго погрузился в свои мысли. У Кара закончилось вино. Подумав, он, не спрашивая разрешения, налил еще.
– В спальне герцогини окна выходят в сад, – продолжил Гарион. – Там каменная скульптура у окна, лев в рыцарских доспехах. Был у нас один умелец… По этому льву я к ней и попадал. Почти как лестница…
– И герцог вас застал?
– Кабы застал, я б с тобой не разговаривал. Служанка ему донесла. Чем-то обидела ее моя Кариса, вот девка и решила отомстить. Только стража-то мне была предана, а не старому пакостнику. Герцог сам по мне стрелял со стены, когда я улепетывал на его лучшем скакуне.
– И ты…
– Стрелок из него был никудышный, только и смог, что лодыжку мне прострелить. Да только и этого хватило. Рана загноилась. Дингхор нашел меня в лесу полумертвого. Жизнь спас, а ногу спасти не смог. Два года я прожил у него в племени, а потом, как старый герцог помер, вернулся. Дома меня сочли мертвым, а если уж кто мертв и наследство поделено, тому воскресать не след. Я и не воскресал. Мыкался то тут, то там, пальцы вот потерял… Все угомониться не мог, пока эту лавку не купил.
Гарион дотянулся, длинными ножницами снял со свечи нагар. Пламя резво заплясало, заколебались на стенах искаженные тени.
– И ты больше с ней не виделся? – зачарованно спросил Кар. – А Сориан…
– Нет, – отрезал Гарион. – А Сориан о той истории знать не знал. Ему в ту пору, как я вернулся, немногим больше года сравнялось.
Кар прищурился с недоверием. Всякое, конечно, случается: рыцарь за прилавком, по локоть в муке; потомок колдунов на месте брата-принца истинных людей, и все же…
– Хочешь сказать, Сориан – твой сын?
– Какой он мне сын? – буркнул Гарион. – Он – герцог. Я – лавочник. Да и нет его уже. А что старик был бесплоден, о том каждая собака знала. Уж сколько он на своем веку юбок задрал… Не знаю уж, что Кариса ему напела, но парня старый пакостник признал. Что еще надо?
Гарион грохнул кружкой о дубовую столешницу. Глаза его блестели – то ли от вина, то ли от воспоминаний.
– Все дело прошлое, – сказал он. – Карисы давно уж нет, а теперь и мальчишка помер. А в замке кое-кто меня помнит, вот и узнаю, что могу, для Дингхора. Ты как хочешь, парень, а я спать.
Он тяжело поднялся, задул свечу. Пошел к двери, стуча деревяшкой. Кар – следом. История старого булочника, пережившего врага, любовницу и сына, на время заслонила собственные беды. «Если б я чаще помнил, что не только мне знакомы несчастья… Меньше думал о себе. Было бы легче?» Кар не стал искать ответ – потянуло в сон.
Утром выехали, едва рассвело. Улицы уже заполнились народом. Был ярмарочный день, и пестрая толпа со всех сторон стекалась к площади. Пробиться в обратную сторону оказалось нелегким дело. Все время приходилось съезжать с дороги, пропуская длинные вереницы телег, груженых ослов и зевающих погонщиков, ведущих на торг овец или свиней. Вскоре Кару казалось, что попасть к воротам удастся только вечером, когда людской поток направится обратно. Калхар хмурился и кусал губы. Видно было, как съедает его нетерпение.
Они переждали очередную цепочку телег на перекрестке с улицей, ведущей к реке, и уже тронули коней, когда раздался громкий звук рогов. Всадники в легких кольчугах со значками замковой стражи проехали вдоль улицы, тесня толпу.
– Дорогу! – кричали они.
Прохожие разбегались в стороны с такой поспешностью, что ясно было – задержавшихся поторопят кнутом или попросту затопчут. Не дожидаясь встречи со стражей, Кар и Калхар устремились к стене ближайшего дома. Их сразу прижали – люди буквально бросались под копыта.
– Герцогиня едет, – слышалось отовсюду. – Герцогиня…
Вдали показалась, блистая многоцветьем нарядов, большая кавалькада. Кар надвинул глубже капюшон. Всадники приближались, уже слышны были смех и веселые голоса.
Вот они совсем близко. Звонко цокают копыта, ветер доносит аромат духов.
Чей-то невнятный голос, взрыв смеха. Веселый мужской бас:
– Поверьте, герцогиня, по вашему слову любой из нас выйдет с ним один на один.
– Не боишься, Ринан? По моему слову найдешь его и убьешь?
– А вы наградите победителя поцелуем, герцогиня? – дерзко спросил неведомый Ринан.
В ответ снова раздался дружный смех.
– Не верьте ему, госпожа, – воскликнул кто-то. – Вот я…
Любопытство взяло верх – Кар поднял голову. И застыл, окаменевший. Кровь бросилась ему в лицо, в груди похолодело, потом вспыхнуло темным, густым огнем. Рукоять меча как будто сама скользнула в ладонь и приклеилась намертво.
В центре кавалькады, на тонконогом, снежно-белом жеребце, окруженная свитой поклонников, в белом с золотом платье, ниспадавшем роскошными складками почти до земли, такой же накидке на плечах, с золотым венцом на светлых волосах, смеялась и жмурилась, как довольная кошка…
Лаита.
Племянница баронессы Тассии, некогда бывшая любовницей императора Атуана, ныне же – герцогиня Тосская, гордо вскинула голову.
– Господа, вы все свидетели! Если Ринан доставит в замок убитого грифона, я подарю ему поцелуй.
– За такой подвиг одного поцелуя мало, госпожа, – раздался новый голос.
Ответ герцогини потонул в удалявшемся хохоте и стуке копыт. Кавалькада проследовала в сторону замка. Вокруг зашевелились, обсуждая проехавших на все лады, возобновляли путь. Послышались крики – у кого-то в давке срезали кошель, заплакал чей-то ребенок.
– Карий! Что с тобой, Карий?
Кар вздрогнул. Всадники давно скрылись, толпа рассеялась, и только он, застывший словно изваяние, все смотрел вслед.
– Что с тобой? – сердито повторил Калхар.
– Я остаюсь, – ответил Кар.
Ему не пришлось колебаться, выбирая, да и какой здесь выбор? Все было ясно без слов.
– Ты что, с ума сошел? Чанрет ждет! Там, может быть, сражение! Да что с тобой, в самом деле?
Кар резко отмахнулся. Не хотелось тратить время на разговоры.
– Не спорь, Калхар. Тебе нельзя задерживаться, так что езжай. Я нагоню завтра утром, быть может – к вечеру. Если не приеду, значит, мертв. Скажи тогда… Нет, не надо. Прошу тебя, брат, не спорь.
Калхар втянул воздух, проглотил какие-то резкие слова. Спросил так же спокойно:
– Что случилось? Только что ты и не думал оставаться. Увидел знакомого?
