Анатолий Махавкин - Звери у двери
– Знаешь, – выдохнул товарищ, которому удалось выжать чахлый огонёк из толстого цилиндра свечи, – как подумаю про жратву, так аж комок к горлу подступает! Этот долбаный окорок надолго мне аппетит отбил.
– А он у тебя был, этот аппетит? – задумчиво осведомился я и повторил подвиг товарища. – Ладно, продолжай их насиловать, а я займусь камином.
В общем, не прошло и полгода, а в гостиной появилось какое-никакое освещение. Свечи мы водрузили на стол, где они тускло тлели, распространяя удушливое зловоние, а сами перебазировались ближе к весёлому пламени, пляшущему на толстых сухих деревяшках. Только теперь стало понятно, насколько прохладно внутри, невзирая на время года. От этого присутствие камина казалось приятным бонусом.
– О, гляди, как они нехило устроились! – голос Паши застал меня врасплох и, оборачиваясь, я едва успел выключить ночное зрение. – Камин, все дела. Ну, класс! Смотрите, чем мы разжились!
Витёк, угрюмо зыркнув в нашу сторону, молча протопал к столу и шмякнул на толстую столешницу объёмистый мешок. Второй такой же стоял у ног Шпеньки. Сам паренёк замер около взломанной двери и трогал пальцем замок, задумчиво поглядывая то на сломанный запор, то на меня.
Тем временем светящийся довольством Паша залез в недра мешка и выкладывал на стол содержимое, оживлённо комментируя каждый предмет:
– Хлебушек, ещё один, слегка твердоват, но ничего – погрызём, – две большие буханки, отличающиеся друг от друга размером и формой, – вяленое мяско, ничего себе так, – он понюхал кусок, делая вид, будто собирается укусить, – ладно, ладно, подождём. О, колбаски, обожаю! – два лоснящихся круга в неровной глиняной миске. – Сыр, слегка пованивает, но можно и нос закрыть. И гвоздь программы, да-ба-да! Местное вино, – два неряшливо сделанных кувшина с тщательно закупоренными горлышками, – Шпенька, дружище, иди сюда! Поцелую тебя в дёсны.
«Дружище», видимо, разобрал лишь своё имя, да ещё интонацию, но прекратил заниматься ерундой и поставил второй мешок рядом с первым. Его крысиное личико не покидало странное выражение.
– Мы в расчёте? – негромко поинтересовался Илья.
– В общем, да, – Шпенька часто покивал головой и покосился на дверь, – и если благородные господа больше ни в чём не нуждаются…
– Не нуждаются, – тихо сказал я, – можешь идти.
Его точно ветром сдуло. Ну наконец-то только свои. Вот, правда, один из своих, похоже, крайне зол. Осталось только узнать причину.
– Витя, какого чёрта? – утомлённо поинтересовался я. – У нас вроде бы и так достаточно проблем, без того, чтобы бросаться друг на друга. Или дуться втихомолку. Хочешь высказаться – валяй.
– Да мне просто интересно, – Витя качался с носка на пятку, – этот самый Шпенька как-то странно нас разделяет. Вам чуть обувь не лижет, а к нам с Пашей обращается, словно мы слуги. Или – собаки.
– Да прекрати ты гнать волну, – спина Павла стала напряжённой, – тебе просто показалось. Ты же ни бельмеса не понимаешь в его бульканье.
– Да нет, кое-что уразумел. Всё же их язык похож на немецкий. И он нас, Паша, спокойненько так назвал слугами. У этих, стало быть, хозяев. Да и то, посмотри на них: чистенькие, беленькие, как под копирку сделаны, не то, что мы – быдло быдлом. Да?
– Ну, может и промелькнуло какое-то упоминание, – неохотно признал я, – просто не успел объяснить, что мы – одна компания.
– Угу, – Витёк кивнул, исходя ядовитой яростью, – подумаешь, какое-то чмо в разговоре назвало твоего товарища слугой, ну а ты, вместо того чтобы сунуть ему в рыло, не успел объяснить. Да и то, разговор-то коротюсенький был – минут сорок-пятьдесят! Какой же ты мудак, приятель!
– Витя, – Илья положил парню руку на плечо, но тот нервно отбросил её в сторону, – остынь.
– Пошёл ты! Пошли вы все! Знаешь, все эти изменения в первую очередь происходят у вас в башке. И это всего два дня прошло! А дальше? Прикончите нас с Пашкой, если мы слово поперёк скажем? Чего там церемонится со всякими слугами!
Как же он достал со своими истериками! Появилось непреодолимое желание отвесить наглому засранцу чувствительную оплеуху. Пришлось долго отговаривать самого себя; дескать, в чём-то Витя, может, и прав. А если и не прав, то нужно быть умнее этого тупого вонючего поросшего омерзительной щетиной куска человеческого мяса…
И тут меня словно током ударило: я сообразил, ЧТО именно пришло в мою голову. Как будто я отделил себя от Вити и всех остальных людей. Точно я, Илья и девочки находились по одну сторону невидимой границы, а Паша, Витя и прочие человеки – по другую. Ехидный голосок внутри тоненько пропищал: «Но ведь так оно и есть!» – и пропал. Стало страшно.
– Ладно, ладно, – сказал я, – ты абсолютно прав. Я – мудак и поступил нехорошо. Предлагаешь догнать этого козла и начать убеждать, дескать, вы – не слуги? Скорее всего, он испугается и попишет меня ножичком. А я буду лежать в луже крови и, тяжело дыша, спрашивать: «Витя, ты простил меня?»
Витёк хрюкнул раз, другой. Потом хмыкнул и протянул руку:
– Ладно, мир. Честно говоря, вы со своими закидонами и так пугаете до усрачки. Очень хотелось бы верить, что люди, спящие рядом, не поднимутся ночью попить твоей кровушки.
– Я всегда готова к этому! – с утробным возгласом из-за камина выпорхнула Галя. – Дайте, дайте мне попить кровушки!
– Тебе ещё недостаточно? – невинно осведомился Илья. – Думаю, все твои парни могли бы охотно поспорить на эту тему. И, кстати, что это ещё на твоей голове?
– Это – шляпка, бескультурная бестолочь! – гордо возвестила кровопийца, демонстрируя неведомую фигню, больше всего похожую на голову чупакабры. – В шкафу оказались шляпки, много шляпок.
– И больше ничего, – добавила Оля. – Как я вам?
– Кошмар! – вырвалось у меня. – Нет, ну если тебе нравится…
– Нисколько, – она сдёрнула с макушки замысловатую конструкцию и водрузила её на голову Ильи. – Держи, подарок.
– Ну, мы есть сегодня будем? – жалобно осведомился Паша, чахнущий над своим съедобным златом. – Первый раз за два дня нормально пожрать-то можно?
– Ну, троглодит троглодитом, – Ната вплыла в комнату, бережно удерживая на голове нечто, напоминающее парусный фрегат. – Похоже, пассия прежнего владельца была помешана на головных уборах. И это совсем не лёгкое помешательство.
Илья, сдёрнув с головы Ольгин подарок, некоторое время рассматривал его, а потом с ожесточением запустил в пылающий камин. Оля, увидев столь непочтительное отношение к своему презенту, всплеснула ладонями:
– Мой дар! Как ты мог… Ты, ты разбил моё сердце!
Илья вскинулся было в попытке выдать нечто резкое, но, перехватив мой предостерегающий взгляд, опал, махнул рукой и направился к Паше с Витей, которые сортировали продукты и пытались сервировать стол. Наташа, отправив свою бригантину в дальнее плавание, окончившееся в углу гостиной, как-то неуверенно топталась на дальних подступах к столу. Словно ей что-то мешало.
Сделав пару шагов, я понял и попытался озвучить. Но не успел.
– Э-э, а вы уверены, что оно не пропало? – поинтересовался Илья, морща нос и указывая пальцем на продукты, – несёт от всего этого… Прям как от того окорока на кухне.
Паша поднял лоснящееся кольцо колбасы и деловито обнюхал. Потом откусил кусок, и на его физиономии расплылась широкая ухмылка. Почему-то в этот момент я ощутил сильнейший приступ тошноты. Наташа отступила на шаг назад и помотала головой.
– Я кушать не хочу! – негромко, но твёрдо заявила за моей спиной Галя, и одобрительное мурлыканье Ольги послужило аккомпанементом этой декларации.
– Думаю, вам всё-таки нужно поесть, – заметил Витёк, исподлобья наблюдая за нами, – два дня без еды – это явный перебор. Да вы и воду не пьёте.
– Не очень-то и хотелось! – фыркнула Галя и, легко подвинув тяжёлое кресло, запрыгнула в него. – И вообще – я, как всякая порядочная кошечка, буду дремать у огня. Меня не трогать!
В последней фразе отчётливо прозвучали истерические нотки. Оля присела на подлокотник кресла и склонила голову, позволив волосам закрыть пол-лица. Лишь один глаз вопросительно взирал на меня.
– Кому-то из нас стоит попробовать хотя бы кусочек, – очень тихо сказал попятившийся Илья, – ведь реально – какая-то хрень происходит: все должны жрать. Закон сохранения энергии никто не отменял: мы тратим силы – значит, должны их пополнять.
– И естественно, этим дегустатором должен быть я! – боюсь, раздражение вырвалось наружу. – Огромное спасибо за доверие!
– Когда дегустировал другое, не так возмущался? – ещё тише спросил Илюха. – Назвался груздём – полезай в кузов, даже если назвался не сам.
Нет, эта идея мне совершенно не понравилась!
На деревянных ногах я подошёл к столу и ненавидяще уставился на пищевое изобилие. Всё – воняло! Омерзительно! Хотелось закрыть нос и убежать прочь. Обернувшись, я заметил Галин носик, показавшийся над высокой спинкой кресла. Дремлет, значит. Засранка! Как всем интересно!
