Николай Желунов - Дозоры не работают вместе
Соленый ветер с близкого моря шелестел в высокой сырой траве. Кобура со «скорпионом» неприятно оттягивала левое плечо под плащом. Гюнтер жевал соломинку, задумчиво перебирая воспоминания. Двенадцать веков назад по этим зеленым берегам весело грохотали сапогами армии франков во главе с Карлом Великим, пришедшие с берегов Сены огнем и мечом насаждать христианство в земли язычников-саксов. С громким ржанием влетали израненные кони в ледяные воды Эльбы, и всадники тонули в стремнинах под тяжестью лат. Толстые германские стрелы вылетали из лесных зарослей и с хрустом пробивали затылки пришельцев, неосторожно удалившихся от лагеря. Исчезали с лица земли деревни и города, в их пламени гибли взятые Карлом заложники – или горели заживо в наскоро построенных церквах пришлые христианские священники и епископы. Исполинский черный столб дыма поднялся к низкому небу, когда заполыхал срубленный франками священный тысячелетний дуб саксов – Ирменсуль, символ мирового древа, обитель духа древнегерманского язычества.
Десятки лет не поддавалась Саксония власти христианского короля, строившего великую державу на обломках Римской империи. Десятки лет вождь германских язычников, прославленный Видукинд Саксонский, поднимал изнуренных войной людей на новые восстания против франкского ига. И за плечом Видукинда все эти годы маячила белая борода Тидрека.
– Но ты проиграл и в тот раз, – прошептал Гюнтер Штайгер.
Он сел в автомобиль, включил первую передачу и медленно поехал по заросшей травою сельской дороге вниз – навстречу ветряным мельницам и красным черепичным крышам Штайнкирхена.
Двухэтажный домик на окраине города напоминал игрушку. Чистая известковая стена, обращенная к автомобильной дороге, была увита темно-зеленым плющом. По обычаю местных жителей, на крыльце висели вазы с красными, белыми, фиолетовыми цветами. Гюнтер оставил машину немного в стороне, чтобы не бросалась в глаза, но не слишком далеко – на случай, если придется уносить ноги.
На переднем сиденье остался пакет с остывающим завтраком, что собрала Гюнтеру в дорогу добрая старенькая фрау Хильфигер, владелица пансионата, где он остановился. Гюнтер долго выбирал гостиницы по справочнику, оставленному Кельтом, и остановился на маленьком домике на окраине Гамбурга, где все было по-домашнему – четыре гостевых номера, сонная улочка за окнами, продуктовая лавка и газетный киоск по соседству. Если будут искать, сюда доберутся в последнюю очередь.
Фрау Хильфигер сразу же вцепилась в нового жильца и не успокоилась, пока не расспросила его о том, кто он и зачем прибыл в Гамбург (Гюнтер продолжал придерживаться легенды о страховом агенте из Вюрцбурга), и пока не рассказала все, что знала о других постояльцах. Гюнтер навострил уши – но в итоге эти истории его не впечатлили. На первом этаже уже который месяц живет Ронни, художник из Дюссельдорфа, любитель кальвадоса и сна до полудня; он задолжал оплату за три недели, но фрау Хильфигер жалко доносить на него в полицию. В номере напротив Штайгера остановилась молодая пара беглецов из Восточного Берлина – вчерашние студенты Клаус и Хельга, они ждут, когда будут оформлены документы, и мечтают устроиться на работу в порт. В четвертом номере никого. Гюнтер остался предельно учтив со старушкой на протяжении всей долгой беседы, уплатил вперед и пообещал фрау Хильфигер, что не будет водить девушек.
В утренний час улицы Штайнкирхена будто вымерли. Гюнтер обошел вокруг увитого плющом домика, оценивая обстановку. Два окна смотрели на грязную воду канала – отсюда не выпрыгнешь так запросто вниз и не удерешь, если ты не рыба. Одно окошко на первом этаже казалось подходящим для бегства, но при этом весь подоконник был заставлен цветочными горшками, да так, что невозможно было что-то разглядеть внутри. Если обитательница домика попытается унести ноги через это окно, она вынуждена будет потратить много времени на расчистку пути. Значит, когда он войдет в дом, предстоит внимательно следить лишь за единственным выходом.
Он поднялся на крыльцо и позвонил в дверь.
Долгое время ответа не было, и Гюнтер снова нажал золоченую кнопку звонка. Он знал, что хозяйка наблюдает за ним через путаницу плюща, и помахал рукой в направлении окна.
– Откройте, Ева. Я друг, вам нечего бояться.
Он не ждал, что она поверит ему. Недаром же убралась из Гамбурга, хотя, по словам Кельта, прожила там много десятилетий. Те, кому нечего бояться, не закрывают окна густой растительностью.
Дверь скрипнула, и в проеме показался внимательный серый глаз, слегка раскосый, татарский. Над ним – белая крашеная прядь волос, под ним – дымящаяся папироска. Дверь все еще оставалась закрытой на стальную цепочку.
– Я видела, как ты шлялся вокруг, разглядывал дом. Не думай, что я такая дура.
Это будет непросто, мысленно вздохнул Гюнтер.
– Откройте, пожалуйста. Мне нужно поговорить с вами о Тидреке.
Цепочка задрожала. Еще минуту серый глаз разглядывал гостя, затем цепочка со стуком соскочила вниз, и дверь открылась.
Еве было на вид лет двадцать пять. Лицо ее Гюнтер нашел слегка широковатым, скуластым, но привлекательным. Белые, словно солома, волосы падали на хорошо развитые, почти мужские плечи. В серых глазах плясали лукавые искорки-бесенята, она смотрела на Светлого мага, оценивая каждое его движение и слово, будто готовилась внезапно вцепиться ему в волосы и выцарапать глаза. Одной рукой она небрежно запахнула махровый белый халат, оставив на виду загорелую ложбинку между грудей; в другой руке дымилась упомянутая папироска.
– Что с Тидреком? Старого дурака наконец упекла в подземелье Инквизиция? Или он напился и упал в пропасть?
Ева старалась выдавить из себя побольше сарказма, но Гюнтер понял, что Тидрек все еще ей небезразличен.
– Я как раз хотел у вас узнать о нем.
– Что узнать, сладкий мой? Я его не видела много лет.
– Но вряд ли дольше, чем его не видел я.
Она снова оценивающе оглядела Гюнтера с ног до головы. Да, он выглядел как восемнадцатилетний юнец, но оба они знали, что внешность мага бывает обманчива.
– Тидрек бросил меня и уехал, в пятьдесят шестом году.
– Куда уехал?
– О Матерь Божия, зачем тебе этот старый брюзгливый павиан? Не хочу о нем даже вспоминать. – Женщина демонстративно отвернулась.
– Куда уехал Тидрек, он сказал вам? – он слегка повысил голос.
– А катись-ка ты к дьяволу, мой сладкий.
Ева сделала попытку захлопнуть дверь, но Гюнтер ждал этого и подставил плечо. Женщина навалилась с неожиданной силой – однако он оказался сильнее и медленно вдавил ее вместе с дверью в прихожую. Губы ее шевельнулись, в серых глазах сверкнули далекие зарницы – но Ева тут же отступила с глухим звуком, напоминавшим рычание дикой кошки. Гюнтер прекрасно понимал, что она чувствует, – те же самые невидимые цепи связывали сейчас его руки, та же невидимая печать запечатала его уста, закрывая дорогу в Сумрак.
– Придется нам немного побыть людьми, – усмехнулся он.
– Тогда я вызову полицию. Это будет по-людски.
Гюнтер покачал головой, приоткрыл полу плаща, демонстрируя «Скорпион-61».
– Ублюдок поганый, – улыбнулась женщина.
Будто пародируя своего гостя, она раскрыла левую полу халата, затем вторую, наконец сбросила его целиком, оставшись в одних кружевных трусиках цвета незабудок. Она стояла перед ним, растрепанная, нагая, тяжело дыша, с дымящейся папиросой в зубах – словно танцовщица в стриптиз-клубе после долгих упражнений вокруг шеста. Гюнтер захлопнул входную дверь.
Ева вдруг с улыбкой скользнула к нему босиком по паркету, остановилась на расстоянии вытянутой руки. Ее упругие красивые груди с готовностью уставились на мужчину – но он смотрел куда-то в глубь дома.
– Что это за мерзость?
Женщина оглянулась. По перилам лестницы, ведущей на второй этаж, осторожно спускалось заросшее редкой черной шерстью невероятно уродливое существо, отдаленно напоминающее большую лысеющую крысу.
– Это Ангел. Мой ай-ай. Мадагаскарская руконожка.
Гюнтер жестом отправил Еву в зал: идем, нечего стоять в прихожей.
– Предупреждаю, – усмехнулась женщина, – этот ай-ай – боевой оборотень. Если ты обидишь меня, тебе не поздоровится.
– Оденься, пожалуйста. Здесь холодно, ты простудишься.
Женщина рассмеялась и как была – голышом – бросилась на белый кожаный диван у стены. Гюнтер опустился на стул напротив, невозмутимо разглядывая просторную гостиную. В углу без звука работал большой цветной телевизор, на экране мелькали знакомые лица Кеннеди, Фиделя Кастро, Хрущева. Журнальный столик у дивана завален журналами мод, книжками в мягкой обложке, шкатулками с разными женскими мелочами. На белых стенах висели пошленькие эстампы и фотографии кинозвезд с фальшивыми автографами. Вот, значит, как живет скромная Светлая волшебница в Германии. Он вспомнил простенькие комнатки в советских общежитиях, где ютились по три-четыре фабричные девушки, и понял, что их наполненное суетой жилье с общей кухней, очередью в уборную и дежурством по мытью посуды куда более приятно его сердцу.
