Марк Лахлан - Темный лорд. Заклятье волка
Единственное хорошее в этом было то, что Луис, скорее всего, тоже сидит дома. В соборе оказалось довольно много бедняков, и их голоса отдавались эхом от высоких сводов. Один голос возвышался над общим гомоном, выговаривая слова Пасхального канона громко и ясно:
– Аще и во гроб снизшел еси, Безсмертне, но адову разрушил еси силу и воскресл еси[13].
Аземар перекрестился.
– Спрашивай. – Може тронул Аземара за локоть.
– Что спрашивать?
– Спроси кого-нибудь из этих ученых. – У колонны стояли, перешептываясь, несколько монахов.
Аземар сглотнул ком в горле. Хорошо, что Може хотя бы не говорит по-гречески. Он не поймет, о чем он спрашивает.
Аземар подошел к монахам.
– Здравствуйте, дорогие братья во Христе. Какая ужасная нынче погода.
Монахи прервали разговор.
– Ты чужеземец, – проговорил один из них, рослый человек с тонкими губами и носом, похожим на большое яблоко.
– Да.
– В таком случае, может, скажешь нам, откуда пришла эта погода. Это ты принес ее с собой?
– Нет. Это… нет же. В наших землях не было ничего подобного.
– А откуда ты пришел?
– Из Нормандии, это рядом с королевством франков.
– Я слышал, что те земли заполонили варвары.
– Там живет немало буйных северян, это правда, и наши герцоги…
Один из монахов вскинул руку, заставляя его умолкнуть.
– Тогда почему бы тебе не отправиться обратно к своим буйным северянам и герцогам и забрать с собой эту погоду?
Аземар улыбнулся. Ответ порадовал его, он понадеялся, что будет получать подобные ответы на все свои вопросы. Чем труднее будет найти Луиса, тем лучше.
Он отправился обратно к Може.
– Ну, кажется, ты сам все видел.
– О чем ты спрашивал их?
– Все, как ты велел, господин Може. О том, где можно найти схоластика Луиса.
– Я не дурак, Аземар.
– А я и не считаю тебя таковым, но ты сам видел, какой ответ я получил.
Може придвинулся к Аземару.
– Я могу найти его и без тебя. До сих пор с тобой было проще путешествовать, но у меня хватит денег нанять толмача, который честно отработает плату. Пойми меня правильно, Аземар. Если я до конца недели не узнаю, где живет этот Луис, я убью тебя и пойду дальше один. Выбор за тобой.
Аземар ощутил, как кровь отлила от лица.
– Я служил тебе верой и правдой, Може, и надеюсь, что ты тоже будешь честен со мной.
– Так и будет. Но я хочу видеть, что ты действительно служишь.
Аземар вскинул руки.
– И ты увидишь, увидишь! – воскликнул он.
Следующий час он бродил по собору, подходя к разным людям и задавая им вопросы о чем угодно, но только не о том, где можно найти Луиса. Он старался придумать, как выпутаться из сложной ситуации, но он думал об этом с самого отъезда из Руана и так ничего не придумал. В итоге от приглушенного света в соборе и смешанных запахов нищих, укрывшихся здесь от непогоды, ладана и камышовых факелов у него закружилась голова, и он направился к выходу. Може последовал за ним шагах в пяти.
На площади перед собором не осталось теперь даже попрошаек, земля была мокра от слякоти. Под стеной на огромной шкуре черного волка сидел мальчик – нет, не совсем мальчик, скорее уже юноша, – который кутался в дорогой синий плащ, отделанный золотой нитью. Он что-то говорил, и пока Аземар пытался отдышаться на свежем воздухе, он начал прислушиваться. Юноша говорил на древнем языке скандинавов, этот язык Аземар хорошо знал. Его дедушка был северным викингом, и родители говорили дома на родном скандинавском наречии.
– В правление славного конунга Ингвара жила-была рабыня, и была она для своих хозяев дороже золота и жемчугов. Потому что рабыня была немой, а это редкое достоинство, и жила она долго-долго, дольше, чем все другие, но никогда не старела. И потому переходила по наследству из поколения в поколение. И вот довелось ей отправиться на восток с дочерью конунга, которая должна была выйти замуж за князя вендов. Путешествие проходило удачно, однако когда они прибыли в один порт, какой-то богатый путешественник сказал вдруг, что рабыня принадлежит ему, что когда-то давно он купил ее. Однако дочка конунга не отдала свою рабыню и отправилась дальше на восток.
Когда их корабль вошел в реку, всю команду стала терзать лихорадка, все умерли, только дочь конунга и рабыня остались живы. Девушка боялась умереть и спросила рабыню, что им теперь делать. Рабыня вдруг обрела дар речи и сказала, что ничего тут уже не поделаешь, это хозяин пришел за ней.
Девушка тоже умерла, и лихорадка вышла из ее тела, превратившись в мужчину, того богатого путешественника…
– Отличная легенда, парень. – Може бросил ему монетку.
– Благодарю тебя за похвалу, но деньги мне не нужны, – сказал мальчик. – Я ищу здесь не милостыни.
– Прошу прощения, я должен был понять по твоему богатому платью. Но тогда чего ты ищешь?
Аземар отметил, что Може обращается к мальчику официальным тоном, выказывая ему уважение.
Мальчик поднял голову.
– Благословения богов. Один человек сказал мне, что, если я буду пересказывать эту легенду на этом месте, меня ждет удача.
– И как?
– Но я пока еще не закончил рассказ, – сказал мальчик.
– Ты хорошо знаешь город? – спросил Може.
– Достаточно.
– Говоришь по-гречески?
– Я говорю на разных языках.
– В таком случае твоя удача явилась. Я больше не хочу обременять моего ученого друга. Хочу, чтобы ты мне помог.
Мальчик оглядел Може с головы до ног.
– В чем именно?
Може как будто задумался на мгновенье.
– Мне надо кое-кого найти.
– Для чего именно?
И снова Може задумался.
– Чтобы отомстить врагу.
– Разве монахам не полагается прощать врагов своих?
Може ничего не ответил, однако мальчик все понял по его молчанию.
– Поскольку сейчас мне все равно нечем заняться, я тебе помогу. – Он поднялся с места и поклонился Може и Аземару.
– Тебе хорошо заплатят, – пообещал Може.
– Я не ищу денег, – повторил мальчик. – Я воин, я убийца. Если я разделю твою радость от мщения, этого будет достаточно.
– Ты рассуждаешь как воин и говоришь на языке северян, языке воинов, – заметил Може. – Я Може, а это Аземар.
– Меня зовут Змееглаз, – сказал мальчик. – Итак, как мы будем искать твоего врага?
Глава четырнадцатая
Нижние пещеры
Когда Элиф ощутил под ногами воду, он решил, что можно уже зажечь факел. Он достал трут и огниво и принялся за дело.
Глаза постепенно привыкли к свету. Он стоял на узком каменном выступе в стене пещеры, заполненной черной водой, своды пещеры подпирали изящные колонны. Он понятия не имел, что это за место, не знал, что именно здесь греки хранили запасы воды для своих дворцов. Не знал он и того, что пещеры соединились с коридорами Нумеры после того, как обрушилась скала, и с тех пор поговаривали, будто водные духи пытаются вырваться наружу, потому что открывшийся проход так и не заделали. Его обострившиеся за годы медитаций чувства говорили, что надо идти вниз.
Вход в следующую пещеру было непросто найти и так же непросто воспользоваться им – это была всего лишь трещина в скальной породе. Однако Элиф, волчье чутье которого обострилось от голода, знал, что под этим камнем лежат глубокие воды. Элиф частенько находил себе пищу в горах, добывая птичьи яйца с опаснейших уступов, карабкался по острым скалам, протискивался в расщелины.
Удавалось ли узникам бежать этим путем? Удавалось ли освободиться от оков? Нет, даже если бы они каким-то чудом добрались бы сюда, темнота была стражем не хуже железных кандалов. Элиф всмотрелся в недра затопленной водой пещеры. И вздрогнул. На него из освещенной факелом воды смотрели лица. Он заставил себя успокоиться. Они не настоящие. Основания двух колонн были украшены головами женщин со змеями вместо волос, глядящих пустыми глазами. Он попытался рассмотреть, что там дальше, и свет факела на воде превратил его отражение в призрак. Ему на ум пришли слова, отголосок воспоминания. «Я волк». Он произносил эти слова раньше, невообразимо много лет назад. И еще одно слово. «Мама».
Он помнил свою семью, очаг, маленький дом на холме с крытой дерном крышей и низкими стенами, где он лежал ночью рядом с братьями и сестрами, вдыхая запах их волос, прислушиваясь к сонным вдохам и выдохам. Духи призвали его, и он без малейшего сожаления бросил ту жизнь, но здесь и сейчас она показалась ему такой желанной. Ни очага, ни дома. Только черная вода.
Неприкрытый ужас стиснул ему горло – не страх смерти, но страх тяжких испытаний, которые будут предшествовать ей.
Нет смысла медлить. Элиф сунул ногу в воду. Вода холодная, однако он привык к холоду. Он терпел и не такое и знал, что сумеет выжить и сейчас. Воды этой земли теплые и приятные, не то что на его родном севере.
Элиф прислонил факел к стене, с трудом глотнул, как будто пытаясь проглотить свой страх, и вознес молитву своим духам-покровителям:
– Вы, что воете в горном ветре и блестите в воде серебром,
Духи солнца, духи луны, не оставьте слугу своего во тьме.
От этих слов ему стало немного спокойнее. Царством, вход в которое он ищет, правят вовсе не духи скал и вод. Это вотчина темного бога Одина, безумного колдуна.
