Денис Новожилов - Тридевятое царство. Удар Святогора
– Здравствуй, Яков, – просто сказала она, словно и не держали его в темнице уже долгое время.
– Не знаю, – пожал плечами лазутчик, – может, Яков, может, Прохор: я вам не объявлялся.
– Ты Яков, не Прохор; лучший лазутчик тайного двора князя Киевского, или теперь – великой княгини Киевской.
«Какой великой княгини Киевской?!»
– Не знаю никакой княжны Киевской, – буркнул Яшка, – я простой путник, гулял себе, никого не трогал. Спеленали меня ни за что.
– Простой путник не сумел бы пробраться в Белый город и добыть планы приграничных крепостей, – карие глаза собеседницы смотрели на него весело и задорно, – простой путник не получил бы ключ от алькова само́й шамаханской царицы – да так, что ее ближние и не знают об этом, между прочим, по сей день.
«Они много знают. Такое не всякому известно – наверняка кто-то из них и в тайный двор вхож. Очень, очень плохо. Узнать бы, откуда они все это прознали».
– Ну, боярыня, выходит, этот Яков и вправду удалой молодец, даже завидно.
– Боярыня? С чего ты подумал, что я боярыня?
«Взгляд умный, проницательный, речь правильная, не крестьянская. На купчиху не похожа, у тех взгляд оценивающий: богаче их или беднее собеседник. Тех, кто беднее, они презирают, перед теми, кто богаче, – лебезят. Князей в Китеже не было, в жрецы женщинам путь заказан. Боярыня, кто еще».
– Не знаю, показалось так, не серчай, матушка, люди мы простые.
– Ладно, «простой человек» Яков, пусть буду боярыней, – рассмеялась его собеседница задорно, – неужели в Киеве не знают, кто правит Китежем?
«В Киеве пока про Китеж вообще не знают, только догадываются. Хотя я тут давно сижу, может, за это время кому-нибудь из лазутчиков Полкана повезло больше».
– Откуда же мне знать, что в Киеве знают, матушка, я простой человек, новгородец.
– Говору новгородскому подражаешь хорошо, этого не отнять. Да ты не бойся, дорогой гость незваный, ну что ты можешь такого знать, чего нам и без тебя ведомо? В планы свои великая княгиня не посвящает. Хотя великая княгиня в свои замыслы не посвящает даже себя, за нее князь Даниил думает.
«Какая такая великая княгиня, при чем тут галицкий князь?.. Запутать хочет».
– Вроде же в Тридевятом царстве князь Владимир был.
– Был, – усмехнулась загадочная боярыня, – да весь вышел.
– Владимира сам Колыван бережет, то и ребенку известно. А мимо Колывана не проскочишь.
– Не проскочишь, – заметно погрустнела посетительница, – пойдем, Яков, погуляем немного. Город наш тебе покажу, все веселее, чем в мешке этом сидеть.
– Вот это верно, это так и есть, – охотно согласился пленник, – доброту твою, боярыня, век не забудем. Может, и спутницу мою можно взять с собой?
– А, кикимору… На ней мы и прокололись, это правда. Даже для богатырей отвод глаз организовали, а на кикимор и прочую нечисть не рассчитывали. Так что тебе мы даже благодарны, помог нам прореху найти в маскировке нашей. Нет, она пока посидит тут.
– Даже дети знают, что богатырям глаз отвести никак невозможно.
– Волшебством – да, волшба богатырей не берет, но есть и другие возможности.
«Ничего себе новости – появился способ отводить глаза богатырям! Это всем вестям весть, ее необходимо сообщить Полкану… только как? Думает, что я сейчас начну расспрашивать подробности и выдам себя как лазутчика; не на того напали. Хотя знают они про меня немало».
– Ну что же, погулял бы я с удовольствием, ноги размять – дело доброе. А про что ты говоришь, боярыня, я уж не ведаю, не обессудь.
Молчаливый стражник открыл его клеть, и впервые ему позволили выйти на свежий воздух. Бежать сейчас смысла не было никакого, вокруг незнакомое окружение. Так только глупые люди бегут, и их же быстро ловят. А в том, что ловить здешние обитатели умеют, Яшка не сомневался – вон даже кикимору поймали.
Конечно, после долгого заточения выход наружу всегда производит впечатление, но тут случай был особый. Китеж производил впечатление сам по себе. Для начала: все дома, которые видел перед собой узник, были каменными. Да что там дома, мостовые тоже были мощены камнем. Такого даже в Киеве нету, да пожалуй, и нигде не было. В Еуропах, поговаривали, пошла такая мода, да в империи орла, в самом Риме такое было, до его падения. Но Рим – он такой один, а тут какой-то Китеж, на задворках Руси… Но и это не все: окна в домах были большими, и в них стояло прозрачное стекло. Да такое, что поначалу и не заметишь. Стекло использовали и в Киеве, но пока оно было мутноватым, чаще использовали цветные стекла как витражи. У князей окна были почище, в домах попроще бычий пузырь натягивали, но такого ровного и чистого стекла Яшка еще не видывал. Но еще более чудные устройства стояли вдоль улиц: внешне напоминавшие палку, но на конце ее – огонек, освещавший все вокруг. И свет ровный, совсем не похожий на отсветы факелов или лучин. Если стекло и мощеные улицы еще можно было как-то уложить в понятные рамки, то эти устройства были лазутчику совсем незнакомы. А Яков, по роду своей деятельности, много где бывал, в разных странах и городах.
– Никак солнце поймали, – вяло пошутил он, стараясь не выказать своего интереса к непонятным устройствам.
– Нет, здесь не солнце, скорее – молния, – поймала его взгляд таинственная боярыня.
– Молнию поймать нельзя, молнию Перун пускает, когда ему того хочется.
– Так, может, сам Перун нам ее и подарил.
– Быть того не может, чтобы Перун – да врагам Руси-матушки что-либо хорошее сделал. Не говорите, как солнце поймали, ну и не надо, а про Перуна врать не нужно, молнию поймать никак нельзя, потому как она есть проявление божественной воли.
– А солнце, стало быть, можно?
– Солнце – его как сотворили боги нам на радость, так и светит, никто и не запрещал его ловить да использовать. Оно для того и существует, чтобы светить. А молния – она поражает неверных да врагов Перуна.
– То ли еще увидишь, – усмехнулась его спутница, – пойдем, покажу тебе город наш, а ты уж там сам решишь, враги мы Руси-матушке или нет. Про меня-то слыхал что-нибудь?
– Как не слыхать, слыхал. Постоянно мне матушка говорила – ох, попадешься ты беде-кручине, если мамку слушать не будешь!
Боярыня звонко рассмеялась; смех у нее был приятный, как и голос. Женщина вообще сразу к себе располагала, но Яков был калач тертый, на такое не велся. Шутим, травим байки, а вокруг посматриваем внимательно, да на ус мотаем, что говорят и как это говорят.
– Нравишься ты мне, Яша, мы с тобой еще подружимся, я бойких да находчивых людей страсть как люблю.
– Так я со всей нашей радостью, – широко улыбнулся Яков, – но разве друзей в клетках держат?
– Так мы пока не друзья, мы только можем ими стать, но ведь можем и не стать. Так все же, Яков, что тебе про меня известно?
– Да я тебя, уважаемая, первый раз в жизни сегодня увидел, что мне может быть про тебя известно?
Женщина долго и изучающе смотрела на него, а Яков сделал самое невинное выражение лица, на которое был способен, тем более тут и играть не пришлось, что он мог ее знать-то.
– А ведь и вправду ничего не знаешь, – задумчиво произнесла его спутница, – это, конечно, для тайного двора очень странно. Мне казалось, боярин Полкан службу организовал справную, что-то должно было просочиться…
– Вспомнил! – радостно гаркнул Яков; боярыня выжидающе взглянула на него. – Вспомнил, говорю. Полканом собаку соседскую звали!
Теперь Яков старательно изображал веселого, но глуповатого человека, проверяя, как поведет себя собеседница.
– Собаку, значит, – улыбнулась собеседница, – ну что же, ладно. А зовут меня, милый мой друг, Марья. Должен был слышать, в народе Искусницей прозвали.
– Ага, – недоверчиво протянул Яшка, – а я – Святогор. Просто болею немного, вот и усох. А так-то я большой и очень сильный.
Боярыня снова звонко засмеялась, как будто маленькие колокольчики звонили.
– Святогора я уж тысячу лет знаю, ты на него совсем не похож. Святогор к тому же шутить не очень любит. – Самозваная Марья Искусница задумалась на некоторое время. – Даже больше тысячи лет его уже знаю, мы же первые богатыри с ним были, да еще Черномор.
– Впервые вижу женщину, которая себе возраст не убавляет, а прибавляет, – искренне восхитился Яшка, – надо этот момент как-то запечатлеть. И вообще, женщин-богатырей не бывает.
– Это кто тебе такое сказал?
– Ну… никто. Просто богатыри – они…
– Могучие мужики, закованные в доспехи, с острыми железками наголо, бегают и ищут чудовищ, чтобы тех поубивать, – подсказала Марья.
– Точно. Кроме Микулы, он крестьянствовать любит. Но все равно мужик могучий.
– Если я возьму булаву и дам промеж глаз твоей кикиморе, ты поверишь?
– Дело это нужное, – одобрил Яков, – я бы и сам ей ремня всыпал, только богатырем меня это не сделает.
– А что сделает?
– Как что, сила богатырская! У богатыря раны заживают быстро, его яды не берут, он тяжести может поднять.
