Джеймс Клеменс - Война ведьмы
– Твои глаза! – вскричал он. – Они изменились.
Мисилл быстро поднесла руки к лицу, проверить, какие еще ужасы с ней приключились, и змея на запястье тихонько зашипела, возмущаясь резким движением.
– Они стали золотистыми, с вертикальными разрезами, – сказал Мерик, взглянув на волка, сидевшего рядом. – Как у Фардейла.
Мисилл сжала руками щеки. Такого просто не может быть. Она не смела надеяться.
– Я еще никогда не видела подобных изменений, – сказала Мама Фреда. – Ведь…
Мисилл перестала ее слушать. Осторожно, с опаской она заглянула в свое сердце и прикоснулась к той части духа, которая умерла давным-давно. Там, где прежде ничего не было, она уловила знакомое сопротивление. Она осторожно двинулась дальше и почувствовала, как кости и сухожилия, много лет назад оказавшиеся в ловушке одного-единственного тела, стали сдвигаться и гнуться. Точно замерзший пруд весной, ее плоть начала оттаивать. Она стояла на подгибающихся ногах около стола, одеяло упало с плеч, когда кости начали менять свое положение.
Пака’голо зашипел и сильнее обвился вокруг ее запястья, когда оно начало расплываться.
Мисилл поднесла змейку к глазам. Какое чудо совершило это существо? Пака’голо не только вернул ей жизнь, он возродил ее утерянную сущность. Мисилл заставила свою плоть вновь обрести плотность, вернувшись в обличье, с которым была лучше всего знакома.
– Я снова могу… менять форму, – объяснила она потрясенным Мерику и Маме Фреде. По ее щекам покатились слезы, голос дрогнул. – И я не только жива. Я снова си’лура!
Янтарные глаза Фардейла засверкали, и впервые за бесчисленные зимы в сознании Мисилл возникли образы, духовная речь ее народа: «Мертвый волк, которого обнюхивает скорбящая стая, вернулся к жизни. Стая ликует».
Когда на востоке из океана начало подниматься солнце, Джоак стоял на палубе «Морского стрижа» у леера правого борта и разглядывал западную оконечность Архипелага. Корабль плыл на север вдоль побережья. Рассвет превращал далекие острова из угрожающих черных глыб в высокие зеленые горы. Их пики окутывала дымка, окрашенная утренним солнцем в сияющие розовые тона. Даже в отдалении от берега чувствовался сладкий аромат великолепной зеленой листвы, который приносил легкий бриз.
– Здесь очень красиво, – послышался за спиной Джоака суровый голос.
Юноше не нужно было поворачиваться, чтобы узнать Мориса, темнокожего брата.
– И очень опасно, – мрачно проговорил он.
– Так устроена жизнь, – пробормотал брат Морис и встал рядом с Джоаком. – Я только что побывал у твоей сестры. Она жива, но все еще в плену яда.
Джоак ничего не сказал, страх за сестру не дал ему произнести ни слова.
– Почему гоблины на нас напали? Их послал Темный Властелин?
Морис озабоченно нахмурился.
– Мы не знаем наверняка. Гоблины известны своей мстительностью. Когда твоя сестра уничтожила множество каменных гоблинов в руинах древней школы около вашего дома, известие об этом, видимо, широко распространилось и дошло до кланов драк’илов, живущих на побережье.
– И с тех пор они за ней охотятся?
– Так может показаться, но я подозреваю, что к нападению приложил руку Черное Сердце. Оно было слишком хорошо скоординировано и организовано. Кто-то руководит этими гоблинами.
Джоак покрепче сжал посох из дерева пой, который держал в левой руке.
– Мы скоро доберемся до Порт-Роула?
Морис повернулся, чтобы взглянуть на берег, мимо которого они проплывали, затем посмотрел на паруса, наполненные ветром.
– Если погода не переменится, мы будем там до захода солнца.
Джоак взглянул на Мориса.
– А Элена продержится до тех пор?
Темнокожий брат положил руку ему на плечо. В первый момент Джоак отшатнулся от его утешительного прикосновения, но в следующее мгновение решимость его оставила и он прижался к плечу Мориса, снова превратившись в обычного мальчика.
– Магия Элены очень сильна, а воля еще сильнее, – утешил его Морис.
– Она не должна умереть, – прошептал Джоак. – Я обещал отцу защищать сестру. И при первой же опасности ее чуть не убили, хотя я был рядом.
– Не вини себя. Призвав свою магию, ты прогнал драк’илов и дал нам возможность скрыться. По крайней мере, сейчас у нее есть шанс остаться в живых.
Джоак ухватился за его слова, как за соломинку. Может быть, Морис прав и черная магия все-таки помогла ему защитить сестру. А это что-то да значит. Он высвободился из рук Мориса и выпрямился, хлюпая и вытирая нос рукавом.
– И тем не менее, – продолжал Морис, – опасайся притягательной силы посоха. Это дурной талисман, а его магия очень соблазнительна.
Джоак взглянул на посох из дерева пой. Ему нравилось касаться пальцами маслянистой, гладкой поверхности. Соблазнительная магия? Он бы выбрал другое слово. Только необходимость защитить сестру заставила его призвать черную магию посоха. Он провел пальцем по отполированной поверхности. Но до конца ли он честен с самим собой? Какая-то часть его существа знала, что ярость, а не братская любовь заставила его атаковать злобных морских гоблинов.
– Будь осторожен, мальчик, – добавил Морис. – Иногда за оружие приходится платить слишком высокую цену.
Джоак промолчал, не соглашаясь с ним, но и не споря. Однако в глубине души он знал, что готов заплатить любую цену за безопасность Элены. Он все еще помнил серьезные глаза отца, когда тот возложил груз заботы об Элене на хрупкие плечи своего сына. Это был его последний приказ: «Позаботься об Элене».
Джоак твердо решил, что не оскорбит память отца и выполнит его волю.
Морис похлопал его по плечу, прежде чем вернуться к своим обязанностям.
– Вы с сестрой обладаете сильной волей. И я вижу надежду именно в твердости ваших юных сердец.
Джоак покраснел, услышав его слова, и попытался поблагодарить темнокожего брата, но сумел лишь смущенно что-то пробормотать.
Морис отошел от него и направился к корме. Оставшись наедине со своими мыслями, Джоак снова повернулся к океану и, перевесившись через ограждение, принялся вглядываться в голубую воду. Иногда за кораблем плыли дельфины, но сегодня в океане было так же пусто, как и в его душе.
– Как же далеко мы забрались, Элена, – пробормотал он, обращаясь к воде.
Именно в этот момент Джоак заметил, что оттуда на него смотрит лицо. Сначала он решил, что это его собственное отражение, но уже в следующий момент понял, что ошибся, и внутри у него все сжалось. Он смотрел не на свое отражение – в пузыре, испускавшем магическое сияние, из глубин моря поднимался какой-то человек.
Джоак открыл рот, собираясь закричать, чтобы предупредить остальных, но потерял дар речи, потому что узнал мужчину: худое лицо, тонкие каштановые усы под ястребиным носом, даже насмешливые глаза. Это лицо много лун преследовало его в кошмарах.
Убийца его родителей!
Из волн появилось улыбающееся лицо; длинные каштановые волосы были совершенно сухими, словно их не касались соленые брызги. А за спиной у чудовища море кипело, в нем извивались сотни драк’илов.
– Значит, думаешь, что вы далеко забрались, мой мальчик? – насмешливо проговорил Рокингем, который, судя по всему, услышал слова Джоака. – К несчастью, недостаточно далеко, чтобы уйти от меня.
Крал расхаживал взад и вперед по крошечной камере, бросая на стражников сердитые взгляды сквозь толстые железные прутья. Здесь воняло грязными телами, из других камер доносился звон цепей. Вдалеке кто-то тихонько плакал. Крал не обращал на все это внимания, отчаянно желая вновь почувствовать в руке свой топор. Да будут прокляты ублюдочные уроды, которые вмешались не в свое дело! Он ударил кулаком в обшитую деревом стену.
– Ты, конечно, можешь сломать руку, но нам это не поможет, – сказал у него за спиной Тол’чак.
Его голос был похож на скрежет жерновов – резкий и твердый. Два его соседа по камере молчали всю ночь, и Крал почти забыл об их присутствии. Огр сидел, скорчившись, на соломе, брошенной на пол, его руки и ноги были в огромных кандалах, которыми стреноживают ломовых лошадей, а Могвид лежал, растянувшись на узкой кровати, прикрыв рукой глаза.
– Мы были так близко, – проговорил Крал сквозь стиснутые зубы. Он не стал скрывать свою ярость, только не назвал ее истинную причину. – Элена нуждается в защите, во всех нас. А теперь мы не только не сможем ее отыскать, так еще и Мисилл умерла. Если бы они нас не нашли, мы бы утром отправились в путь.
– Мы все много потеряли за прошедшую ночь, – печально проговорил Тол’чак.
Неожиданно Крал вспомнил, что Мисилл была матерью огра. Он не подумал о том, как ее самоубийство подействовало на Тол’чака. Горец заставил себя расслабиться и придал лицу выражение сочувствия.
– Мне очень жаль, Тол’чак. Я не подумал. Твоя мать сделала то, что должна была, чтобы защитить девочку.
– Мы найдем способ вернуться к нашим друзьям, – по-прежнему мрачно проговорил Тол’чак.
