Евгений Шалашов - Слово наемника
Старина Жак свое дело знал. Яник был «подсечен», прижат к земле и расспрошен-допрошен, после чего Оглобля заковылял ко мне, убыстряя шаг.
Шустрый малец побежал следом, но догнать одноногого «короля» не сумел.
– Живуч ты, господин комендант! – с восхищением сказал старый друг, оборачиваясь по сторонам. И, не заметив ничего подозрительного, крепко меня обнял: – А мы уж думали, что тебя давным-давно волки съели!
– Вот, не доели, как видишь, – ухмыльнулся я, почесывая бороду. – Не то не по зубам я им оказался, не то – побрезговали.
– Да уж, кожа да кости… – критически осмотрел меня Жак. – Волки на кости не бросаются. Придется откармливать, а уж потом и волкам предлагать не стыдно. А уж зарос – не узнать!
Это уж точно. За время отсутствия я потерял фунтов сорок, а то и все пятьдесят 1 и выглядел как пособие для студентов-медикусов! (Их медицинские факультеты скупают у могильщиков.) Ну были бы кости, как говорят…
Минут через десять мы уже сидели в трактире, в той самой комнатке для особых гостей. Глухонемая служанка, улыбнувшись мне, принялась таскать на стол всякие вкусности – сыр, ветчину, холодные штрудели. И конечно же – квас!
Когда я слегка заморил червяка, Жак, задумчиво прихлебывавший вино, настороженно спросил:
– Что дальше будешь делать? Мстить?
– Мстить… – задумался я. – Мстить, разумеется, буду. Только – чуть позже. Месть – она никуда не уйдет.
– Попозже – это хорошо, – просветлел Жак лицом. – А то я уж испугался. Ухайдакаешь ты Лабстермана, стража разбежится. Какой дурак будет с Артаксом связываться?
– А тебе-то чем плохо? – удивился я. – Простор для твоих парней!
– Простор… – кисло улыбнулся Жак. – Напьются – кто с радости, кто с горя, а кому – лишь бы повод был. Начнут дома грабить, девкам подолы драть. А город спалят? Я, понимаешь, сам бы не возражал, если бы Лабстерман в мир иной отошел. Он мне уже поперек глотки стоит. Только тихонечко, без криков и шума.
Обнаружив, что бутылка пуста, Жак махнул рукой и наполнил стакан квасом. Выпив и крякнув, словно это был шнапс, буркнул:
– Пойло старого наемника!
– А говорили – «Любимый напиток Артакса», – с невинным видом заметил я, добавив: – А я как раз хотел долю запросить. Имя-то мое используют.
– Так она тебе идет, доля-то. Я проследил, чтобы пивовары ее в реестр внесли, – ухмыльнулся Жак. – А называют квас и так и эдак. А по мне – так все равно – пойло. Поросят им поить.
– Большая доля? – заинтересовался я.
– Ну не чрезмерная, – пожал плечами «ночной король». – Но один процент от выручки твой. С четырех пивоварен – талеров сорок за месяц набегает.
– Ого! – присвистнул я. – Хорошо квасок разбирают.
– Да уж, разбирают… – презрительно махнул Оглобля рукой. – Назывался бы квас квасом, так кому бы он был нужен? А как «пойло Артакса», так и спрос вырос. Ульбургцы пьют из уважения к тебе, а приезжие – из любопытства. Я твою долю велел ростовщику Лейбицу отдавать. Он все учеты ведет. Хочешь – сразу забирай, а хочешь – пусть дальше лежит. Деньги есть не просят, а процент капает.
– А чего ты вдруг о моей доле озаботился? Ты ж решил, что меня волки съели.
– Ну кто тебя знает? – заметил Жак, почесывая небритый подбородок. – Съели тебя волки, подавились… Тела я твоего не видел, а что болтают – так сам знаешь. Слова задницу не дерут.
– Ладно, – кивнул я. – Лучше скажи – про коня моего ничего не слышно?
– Передавали, что в городе его видели, осёдланного. Верно, тебя искал, а где тут сыщешь? И сказать – куда хозяин подевался, тоже не скажет. Потом он в конюшне у твоей фрау стоял. Эдди-то твой теперь у нее в работниках. Парень говорил – мол, коня расседлал, сумки с него снял, в стойло поставил. Но надолго не задержался – ушел. Эдди его даже остановить не пытался. С месяц назад видели какого-то гнедого за городом. Ну – Гневко, один в один. Посылал искать, а что толку? Да и боятся твоего коня. Говорят, злющий.
– Правильно, – согласился я, разглядывая стол – что бы еще съесть?
Жак, превратно истолковав мою мысль, стал оправдываться:
– Извини, капитан, – все на скорую руку. Сыр, ветчинку бери. Повар клянется – через полчаса печенка будет готова. Он ее пока в сливках вымачивает. Знаю, что ты куриную печень уважаешь.
– Печенка… – усмехнулся я, вспоминая, как не побрезговал ограбить нищего.
– То, что бургомистра пока убивать не будешь, – хорошо, – продолжил Оглобля свою мысль. – Мне же время нужно, чтобы узнать – кто вместо него будет. Сам понимаешь…
– Другие у меня пока заботы. Слово дал, что людям помогу.
– Выкладывай, – заинтересовался Оглобля.
Коротко, как только мог, рассказал ему о побеге с рудника, о слове, данном парням, и о серебряном обозе, который мы решили ограбить.
Выслушав мой рассказ, задумался. Пожал плечами.
– Ну что тут говорить? Надо ребятушек выручать. Да и серебро лишним не бывает. Когда тебя разбойники будут ждать?
– Через месяц, – сказал я, вспоминая, как мы «уламывали» атаманов. Я чуть язык не стер. Народ-то недоверчивый. Спасибо, жадность оказалась сильнее.
– Месяц… – хмыкнул Жак. – Месяц – это хорошо. Как раз успею.
Не договорив, что он должен успеть, Жак посмотрел на кувшин с остатками «пойла», скривился, будто лимон сожрал, и решительно встал из-за стола. Сделав шаг к закрытому внутреннему оконцу, грозно стукнул в него костылем.
– Печенка подходит! Айн момент! – отозвался испуганный голос трактирщика.
– Хрен с ней, с печенкой, пусть доходит. Скажи Анхен, чтобы вино несла. И – побыстрее, – хмуро приказал Жак.
– А у вас что нового? – поинтересовался я.
– Да все по-старому, – пожал мой друг плечами. – Да, вот еще что, – вспомнил он. – Искали тебя в городе.
– Кто?
– А хрен его знает. И не просто тебя, а молодого графа фон Артакса. Ну или как-то так.
– Может, графа д’Арто? – насторожился я. Неужто опять родственнички? Ну неймется же им! Когда же меня в покое оставят?
– Точно! – обрадовался Оглобля. – И портрет твой показывали. В ратуше, а потом у нас, на рынке. Ты там молодой совсем, кроме меня, никто не узнал, а я, как ты понимаешь, говорить не стал. Ну где же вино, мать вашу?!
От вопля содрогнулась перегородка. Если в столовой зале были посетители, то, наверное, удрали, а к нам влетела глухонемая (но все понимавшая!) служанка, тащившая в каждой руке по бутылке вина.
– Вот так-то, капитан, – довольным голосом сказал старый друг. – Много ли надо для счастья? Крыша над головой, вкусная еда, бутылка вина да девка, чтобы было кому юбку задрать.
– Особливо если ты хочешь задрать, – усмехнулся я.
– Вот-вот… Хуже, коли хочешь, да не можешь. Мне тебя жалко, капитан, – притворно вздохнул мой друг, потягивая вино. – Вот, коли мне не всхочется, так у меня хоть винцо останется. Пей, жизни радуйся. А ты что будешь делать?
– Мемуары писать, – брякнул я. – Или цветы разводить.
– Чего? – поперхнулся Жак. – Какие цветы?
– Жак, да к тому времени, когда мне хотеться не будет, меня уж и на свете не будет. Наемники столько не живут.
– Не гневи Господа, капитан. Ему виднее, кому и сколько на этом свете отпущено, – неожиданно серьезно заявил Жак, удивив меня несказанно. Вроде раньше за ним не водилось такого.
– Да я и не спорю, – зевнул я. Вести диспут на очевидную тему не хотелось. Вспомнилось, что последние две ночи не спал. Превозмогая себя, сквозь зевоту, спросил: – Парни мои где сейчас? Ну те, кто в особом отряде числились.
– Где же им быть? Все по своим гильдиям разошлись. В городскую стражу их Лабстерман не взял, побоялся. Если надо – сегодня же всех найдут.
– Пожалуй, не сегодня, – решил я, почувствовав, что от хорошей еды и чувства безопасности на меня накатывается дремота. – Сейчас бы поспать не мешало. Поспать, а потом доспехи искать. Где они теперь, интересно?
– Ты чем слушал? Я же сказал, что гнедой в конюшне стоял, а Эдди его расседлывал и мешки снял. Так что все на месте, у фрау фон Артакс, – захихикал Жак.
– У кого? – вяло переспросил я и зевнул.
– У фрау Уты фон Артакс! – откровенно заржал Оглобля. – Ты что, не знаешь, как твою жену зовут?
– Э… – оторопел я, а сон слетел. Хорошо, челюсть поставил на место, иначе – вывихнул бы.
Жак, сволочь, продолжал издеваться:
– Фрау Ута после твоего отъезда явилась в ратушу и потребовала, чтобы ее теперь именовали не вдова Лайнс, а фрау фон Артакс, горожанка вольного города Ульбурга, жена наемного воина, выполнявшего особые услуги и задания городского совета. То есть – временно имевшего статус горожанина. Патер подтвердил факт венчания.
– Как же так? Какой патер? – озадаченно промямлил я.
– Настоятель церкви Святой Магдалины отец Изорий, – любезно подсказал Жак.
– Так какого же хрена… – начал закипать я, но из уважения к сану пропустил все то, что хотел сообщить о патере: – Да как же такое возможно?!
Жак Оглобля посмотрел на меня как на несмышленыша:
