Ник Перумов - Эльфийская стража
– И впрямь, всёто у них не как у людей, старушка, – Лемех сидел на пороге висячего дома Полночи, свесив ноги. Найда улеглась рядом, положив голову ему на колени, – дома, на хуторе, такое удавалось не часто, и сейчас она жмурилась от удовольствия – хозяин чесал её за ухом.
– И врут всё время, – вздохнул хуторянин.
«Гриня с Аришей живы. Я знаю».
– Ты знаешь?!
«Точно знаю, хозяин. Живы».
– Уже хлеб, – пробормотал Лемех. – Но найти не сможешь?
«Нет, хозяин. Следа нет. Только знаю, что живы».
– Тогда подождём, – он погладил самострел. – Дадим им последний шанс, прежде чем здесь узнают, что такое «Весельчаки Арпаго».
«Да, хозяин», – немедля согласилась Найда.
Они ждали, человек и его собака, верные друг другу до самой смерти. Они ждали, а солнце медленно опускалось за край Зачарованного Леса, и – почемуто не сомневался Лемех – Ниггурул оживал. Сильнее волновалась поверхность, качались чёрные обсидиановые клыки, торчащие над землёй, и с ними сплетались, словно в рукопашной, зелёные, несмотря ни на что, живые деревья, нацеливая ветвикопья в чёрную плоть Ниггурула.
Что он такое? Откуда взялся? Кто привёл эльфов, кто окружил чёрный шрам Зачарованным Лесом, кто обрёк его обитателей на вечную войну? И почему они не могут одержать в ней победу?
И отчего они так боятся огласки? Да если б они и впрямь наняли б Вольные роты, позвать магов из того же Ордоса – хоть и далеко, а дойти можно, путидороги ведомы, дни считаны – отправить послов с богатыми дарами в Княжгород, привести оттуда дружины, то разве им откажут в помощи?
Или это просто гордость? Гордыня, как сказали бы святые отцы. Мол, мы и только мы поставлены хранить, сдерживать эту неведомую напасть, и попросить помощи – расписаться в собственном бессилии? Может, эльфы и впрямь скорее перемрут все до единого, чем признаются в слабости.
Всё ниже и ниже солнце. Зачарованный Лес полнится тенями, внизу, по сторонам, вверху – вспыхивают огоньки. Эльфийская магия – бесполезно, зато красиво.
А за рядами исполинских деревьев, тоже любимых всеми без исключения эльфами – и нарнийцами, и из Вечного леса, – прятался чёрный Ниггурул, и Лемех словно наяву чувствовал его растущую силу. Она прибывала с луной, c ночным мраком – обычное дело, «зло тьму любит», как растолковывали колдуны, коим случалось ходить с «Весельчаками». Иные из чародеев любили порассуждать у отрядного костра о пороке и добродетели, но от подобных речей Лемеха всегда клонило в сон.
Вот наконец отгорел и закат, необозримые облачные поля надвинулись, скрывая звёзды, под кронами Зачарованного Леса до утра обосновалась темнота.
– Идём, старушка.
Найда вскочила, сонливости в глазах как не бывало.
– Ищи мальчишек, хорошо ищи!
«Хозяин… знаю, что они живы, а больше ничего, – старая спутница Лемеха опустила голову, обучавший её маг, похоже, передал изрядно человеческих привычек. – Не найти их нюхом!»
Лемех только кивнул, легонько касаясь тёплого жестковатого меха.
«Хорошо, старушка. Не надо сыновей. Найди мне Борозду».
«Да, хозяин!»
Найда не задаёт лишних вопросов. Хозяин сказал – ей этого достаточно.
Они спустились вниз к перемигивающимся огонькам, не прячась. Ничто так не привлекает внимание, как согнувшаяся в три погибели фигура, пытающаяся скрыться в полосах тени. Лемех шагал мягко, спокойно, не быстро и не медленно, Найда сновала вокруг.
«За нами следят, хозяин!»
«Удивительно было б, кабы не следили», – усмехнулся про себя хуторянин.
– Стой, человек! – с сильным акцентом раздалось у него за спиной. – Куда идёшь?
«Шестеро, хозяин!» – предупредила Найда.
– Иду размяться, – безмятежно отозвался хуторянин. – Не знал, что досточтимый Полночь оставил тут со мной неусыпную стражу. И не знал, что, оказывается, я пленник.
Тени вырастали спереди, с боков, сзади. И все – с натянутыми луками. Огоньки переливались тонкими бликами на тугих тетивах.
– Вы меня что, так боитесь? – вслух и громко изумился Лемех. – Шестерых послали… шестерых Перворождённых. И зачем?
– Чтобы ты не натворил бед, – последовал холодный ответ. – Возвращайся, человек, и жди рассвета.
– За добрый совет спасибо, – прокряхтел Лемех, сгибаясь, словно старый дед. – В гости явившись, слушаются хозяев. Покойной вам ночи, досточтимые.
«Сейчас».
Он шагнул обратно, к ведущим вверх ступеням. Плечи опущены, руки повисли, как у человека сдавшегося, разочарованного и подчинившегося обстоятельствам.
…У Перворождённых не было и не могло быть острых и злых умений ветерана одной из знаменитых Вольных рот. Да, они попали бы в птичий глаз в полной темноте, но их поставили стеречь человека до утра, а не убивать.
И они промедлили.
Быть может, оказались слишком самоуверенными, мол, мы в своём лесу, у себя дома, нас шестеро, чужаку деваться некуда, да и что он сможет сделать?
Самострел Лемеха глухо хлопнул дважды. Не победительнозвонко, но приглушённо, таясь; одна из стрел с тяжёлым, но тупым наконечником ударила эльфу прямо в лоб, вторая угодила другому чуть повыше уха.
Третьего достал тяжёлый шар на ременной петле, четвёртого стремительным броском сбила на землю Найда, а Лемех успокоил прикладом верного самострела.
Оставалось двое.
Стрела клюнула в предусмотрительно спрятанную под одеждой железную пластину, а второй раз натянуть тетиву Перворождённый уже не успел. Слишком часто приходилось Лемеху идти в рукопашную не с мечом, не с топором – с самострелом. Удар – и эльф согнулся в три погибели, выпучив глаза и судорожно хватая ртом воздух, второй – и он растянулся под ногами у хуторянина.
Последний из стороживших Лемеха, казалось бы, обязан без помех уложить дерзкого человечишку, но вновь помогла Найда. Извернувшись, бросилась с рычанием, вцепилась, повисла, и стрела прошла над самым плечом хуторянина.
Ну, а выстрелить снова эльф уже не успел.
– Прощения прошу, хозяева дорогие, – развёл руками Лемех, оставляя эльфов связанными и с заткнутыми ртами. – Сами видите – убиватькалечить никого не хочу. Но мне надо вернуть сынов, без того и домой возвращаться незачем. Не обессудьте, Перворождённые. И не мешайте.
Лемех, Найда и кони растворились в ночи, оставив у подножия дерева шестерых спутанных по рукам и ногам стражников. Двое уже пришли в себя; но они только и могли, что обмениваться яростным мычанием изпод забитых в рты тряпок.
«Нам надо спешить, старушка. Далеко ещё?»
«Нет», – Найда не отрывала носа от земли. Шла она, разумеется, не по обычному «следу» – Борозда тут, скорее всего, никогда и не хаживала – но руководствуясь совсем иным чутьём.
Описывая широкую петлю, они пробирались сквозь ночь. Пробирались почти напрямик к…
– Ниггурул, – выдохнул Лемех. В лицо пахнуло душным, пыльным ветром, заставляя прикрывать глаза и натужно кашлять. – Вот, значит, оно как… Впрочем, где ж ей ещёто быть…
Из ночи доносилось пение, невидимый хор выводил низкое, грозное «аааа», среди деревьев то и дело вспыхивало чтото ослепительнобелое, но совершенно бесшумное.
«Сколько их там?»
«Много, – отозвалась Найда, припадая к земле. – Не умею счесть».
– Значит, и впрямь много… Ну что ж, поглядим, посмотрим…
Последние полсотни шагов пробирались ползком, оставив коней позади.
Вот он, Ниггурул, как на ладони. Вздымающаяся, колышущаяся, живая поверхность, выставившая чёрные копейные острия – и сплетшиеся с ними, схватившиеся живые зелёные деревья. Тут и там на чёрной земле – или это уже и не земля вовсе? – вспыхивали режущие глаз белые огненные шары. Виднелись кучки эльфов, сгрудившиеся вокруг живых, зелёных деревьев, их листва казалась прозрачной и призрачной в жёстких и слепящих снежноярких лучах.
– Что они тут делают, старушка? И где Борозда?
«Здесь», – чёрный нос Найды указывал на тесный кружок Перворождённых примерно в сотне шагов от Лемеха. Стояли они на расстеленных зелёных коврах, отсюда казавшихся раскатанными полосами обычной луговой травы.
– Колдуют, значит… – процедил сквозь зубы Лемех.
Высокий эльф отделился от группы, направил вниз нечто вроде короткого посоха или жезла с ярко светящимся пурпурным набалдашником. С жезла сползла пылающая яркобелым капля, шлёпнулась наземь, и Лемеху показалось – он ощутил, как дёрнулся, точно от ожога, Ниггурул.
Ему тоже было больно.
А потом эльфы както сдвинулись, раздались в стороны, и Лемех увидал Борозду. Далеко и лиц не различить, но отчегото хуторянин ни на миг не сомневался. Она тут.
Эльфийка стояла, опираясь на костыль, и в странно скособочившемся теле, опущенном левом плече и нелепо задранном правом явственно ощущался тяжкий излом, оставшаяся незалеченной рана.
– Что ты тут задумала, ведьма? – сквозь зубы прошипел хуторянин.
И, словно услыхав его, Борозда резким рывком вскинула голову. Справа и слева вспухли клубы беспощадного белого пламени, смывая тени с лица эльфийки, обращая в снежную маску; чёрными оставались только глаза, и смотрели они сейчас прямо на Лемеха.
