Сергей Алексеев - Волчья хватка. Волчья хватка – 2 (сборник)
– Да ты и антисемит!
– А по морде хочешь?
– Вот, пожалуйста! Чуть что – сразу по морде!
– Как еще-то с тобой? Сидишь у меня в гостях и меня же облаиваешь! Кем только не обозвал…
– Мы все в гостях на этом свете.
– Не надо обобщений, Мыкола. Я у себя дома, на устойчивой литосферной плите, со своими запасами, под своим небом. Бывает, штормит время от времени, но это от водки или вашей горилки, которую хохлы гонят в Америке. А коли нас любит Бог, значит, мы правильно организовали свое пространство.
– Конечно, вас, безбожников, он любит. Или убогих?
– Тебе кажется, мы безбожники?
– Кое-что еще помню из истории… родной страны.
– Помнить-то помнишь. Но ничего понять не можешь. У нас самая религиозная страна.
– Смелое утверждение! И в чем же выражается религиозность?
– В том, что мы сохранили веру в чудесное. И только потому это чудесное у нас существует.
– Любопытно! То есть вы верите в чудо?
– А нам тут больше не на что надеяться.
Твистер помотал головой:
– И в самом деле никак не могу понять… Когда ты говоришь серьезно, а когда валяешь дурака.
– Мыкола, да у нас уже третья бутылка серьезного разговора!
– Правда, я столько никогда не пил… Тело немеет, а голова в порядке.
– Ладно, хоть раз оттянись у себя на родине…
– В отношении религиозности… И что, к вашему чудесному можно прикоснуться?
– А ты разве не пощупал его? Не видел воронки от огня небесного?
– Это под вопросом, небесный ли он!
– Добро, а ушам своим ты веришь?
– Ушам? Ушам верю, но тоже все относительно…
– Ты сначала послушай… – Савватеев положил диктофон на стол. – Конечно, живой голос звучал иначе…
Пассажир напрягся и несколько минут вслушивался в молитвенный плач, однако пьяный, да еще и замкнутый на своих мыслях, не оценил и даже озлился:
– Что это? Вой какой-то!..
– Это Глас Божий.
– Ну, знаешь… Мне он представляется другим!
– Какой уж есть.
– Олег, не морочь мне голову! Что все это значит?
– Значит то, что у нас в России даже волки молятся.
– Волки?.. Да, пожалуй, напоминает волчий вой. Типичное звукоподражание… Не удивил.
– Удивлять и не собирался. Хотелось, чтобы ты прочувствовал среду обитания. Божественный огонь, ну, или взрывы неизвестной природы, литургия в исполнении дикого и беззубого зверя… Людоед с двойным гражданством! Каково?
ФБРовец, должно быть, вспомнил о Каймаке, поморщился:
– Лучше бы я вообще о нем ничего не знал. До сих пор мутит…
– Это еще не все, – с внутренним злорадством продолжал Савватеев. – Живую мумию ты видел. Больше года человек не ест и живет. Медэксперт осматривал, говорит, внутренних органов практически нет, а значит, и обычных химических процессов в организме.
– Я увезу его в Штаты, – походя пообещал мистер Твистер. – Для обследования и изучения феномена…
– Вези, если отдадут, не о том речь. Слушай дальше! Есть тут одна совсем еще молоденькая барышня, у которой сразу два мужа и четверо детей. Рожает по два младенца, тоже феномен.
– Это допустимо…
– Но следует учесть, что дети ее – начало будущего человечества. А времена сейчас – библейские.
– Кто это сказал?
– Барышня и сказала.
Пассажир недоуменно поморщился:
– Весьма спорно…
– А если еще учесть ураганы и потопы? Соображаешь, куда ты попал, Мыкола? В библейские времена!
– Ты меня напоил, – вдруг трезво заявил Твистер. – Но я обычно все помню…
– Я ему про Фому, он про Ерему… Говорю, соображаешь, в какое время живем?
– Соображаю…
Он внезапно рухнул со стула и мгновенно уснул с прежним недоуменным умиротворением.
…Савватеев отдал свою командирскую радиостанцию Финалу, который дежурил в гостинице и охранял покой, ушел в соседний номер, расстелил свежую, с шуршащими простынями кровать, разделся и, испытывая блаженство, вполз под одеяло, чтобы не стряхнуть полусонного состояния. Впереди оставался еще целый световой день, и до вечера можно было наконец-то выспаться: по велению начальства операция сворачивалась после того, как район покинут все официальные лица и представители.
И все-таки уснуть он не успел, поскольку возле постели появился Финал.
– Олег Иванович… Варан на связи, – проговорил он, как больному.
Варан с группой оставался в лесу для негласной охраны места захоронения и лиц, прибывших на эксгумацию.
– Я зачем тебе оставил рацию? – обреченно простонал Савватеев.
– Он требует вас…
Ледяная фишка наушника влезла в горячее ухо.
– Филина со старухами обнаружил?
Диверсант вопроса не услышал.
– В районе шестого квадрата появилась какая-то техника, – доложил он. – Наблюдатель слышит работу двух дизелей.
Район еще со вчерашнего дня был оцеплен милицией, все дороги, в том числе и река, перекрыты нарядами.
– И откуда она взялась?
– Вышлю разведку, через два часа доложу, – откликнулся диверсант.
– Ищи Филина! – приказал Савватеев. – А то придется торчать здесь до снега!
– Поисковые группы работают… Но он как в воду канул!
– В воде ищи, в воздухе – где хочешь! – Савватеев отключил рацию и сунул ее Финалу.
Всю прошлую ночь «засвеченный» Финал участвовал в допросах и очных ставках, ездил с егерем Карпенко к месту захоронения Каймака и теперь едва держался на ногах. Однако стоял у двери и ждал команды.
– А что у нас в шестом квадрате? – спросил у него Савватеев.
– Ничего особенного, – тупо отозвался тот.
– Иди спать! – приказал рации Савватеев и укрылся одеялом с головой.
Но в следующую минуту подскочил, вмиг очнувшись от дремы: воронка от взрыва как раз находилась в шестом!
Он быстро оделся, вышел в коридор – Финал сидел у двери на первом этаже и откровенно дремал, как солдат-первогодок. Территорию базы теперь охраняла милиция, по случаю приезда высокопоставленных лиц согнанная, пожалуй, со всей области. Автоматчики в камуфляже бродили неподалеку от гостиницы, сидели в беседке и торчали у ворот.
Савватеев предупредил, что отлучится на час, осторожно выбрался через окно зала трофеев на улицу с тыльной стороны здания, а там перескочил забор и уже лесом пробрался на знакомую зарастающую дорогу.
Моросил осенний, однако теплый дождик, ветер дорывал остатки листвы, поэтому отчетливый гул техники Савватеев услышал почти сразу и, ориентируясь на него, двинулся напрямую.
Увидев впервые круглый вывал леса и воронку, забитую березовыми чурками, Савватеев понял, что все здесь было приготовлено для уничтожения следов взрыва, но почему-то не доведено до конца – может, что-то отвлекло, а может, не спешили, полагаясь на отдаленность и безлюдье в глухом углу. И вот сейчас начатое дело довершили с особой тщательностью: бульдозер с навешанными впереди стальными клыками вырвал все пни, сдвинул их на край в одну кучу и теперь утюжил ее гусеницами, превращая в жеваную деревянную кашу, смешанную с землей и лесным мусором. Второй трактор тем временем уже распахивал поляну, выворачивая белесые пласты мягкой подзолистой почвы с остатками корней.
Там, где была воронка, оказалась совершенно ровная площадка, наискось разрезанная плугом, и отличалась лишь пятном вывернутой из глубины светлой глины.
Савватеев постоял на краю этого поля, посмотрел на ударную работу землеробов и, испытывая мстительное удовлетворение, словно он сам разрыл, перемешал и уничтожил все следы, не спеша побрел назад, но уже по лесовозной дороге. Ветер задул с севера, стало вдруг сыро, пасмурно и промозгло, однако впервые за последние дни Савватеев чувствовал себя хорошо и сначала никак не мог понять, отчего, пока не ощутил, что по спине и затылку вместо постоянного озноба, будто горячая струйка песка, течет тепло. Он не задумывался, не анализировал, что же такое произошло; просто наслаждался неким абсолютным отсутствием страха перед пространством, от которого еще недавно морозило. Он будто бы неожиданно для себя свыкся с мыслью, что в реальном мире существует еще нечто недоступное разуму, как та самая шаровая молния, и, главное, нет никакой нужды, необходимости как-то раскрывать, изучать и познавать его. И пока оно существует, как устойчивая литосферная плита под ногами, можно жить спокойно, не задумываясь о будущем.
На дороге, прислоненный к дереву, стоял велосипед с двумя плетеными торбами, а чуть в стороне пожилой человек в старомодных, с толстой оправой очках стоял на ступеньках деревянной лестницы и срезал грибы с высокого, трехметрового ветровального пня. Внизу была расстелена пленка, и опята, точнее одни шляпки, валились на нее частым дождем. Савватеев подошел поближе – старик не обратил внимания, занятый почти ювелирным делом: в его замерзшей, посиневшей руке вместо ножа оказалась опасная бритва. Тугие и плотные строчки грибов увивали весь пень снизу доверху, иногда превращаясь в густые шапки, и, видимо, требовались умение и осторожность, чтобы срезать их, не повредив ножек.
