Сергей Дорош - Схимники. Четвертое поколение
Я продолжал смотреть на него, не моргая, все так же пристально. Я все понял с самого начала. Теперь понять должен был он. Я ждал.
– Не боюсь того, что будет после смерти, – промолвил он голосом, внезапно ставшим хриплым. – Я знаю, что там не будет ничего. Но боюсь самого момента смерти. Когда ты еще в сознании, но понимаешь, что жизнь твоя закончена.
– Значит, придется убить тебя, – просто сказал я, вставая.
Он попятился. Теперь и я увидел тот страх, о котором говорил давешний наемник. Нож был под рукой, но Ждан даже не подумал защищаться, применить то, что узнал в этом походе. Он качнулся в сторону, вскочил на ноги и побежал. Глупо. С такими, как я, не могла сравниться в скорости ни одна лошадь, а уж тем более пятнадцатилетний пацан, отяжелевший после сытного ужина. Я догнал его практически сразу, подсек ноги. В падении он развернулся. Я увидел перекошенное ужасом лицо и нанес три быстрых удара. Знал, куда бить. Подхватив обмякшее тело, мягко опустил его на землю. Сердце Ждана не билось. Мы знаем все о человеческом теле. Что нам стоит одним касанием нужной точки остановить сердце, парализовать легкие или вызвать кровоизлияние в мозг, не оставив на теле ни одного синяка?
Накрыв остывающий труп плащом, тем самым, купленным в Тихой Замути, я отправился спать. Ветерок утих, костер догорал, и тишину ночи нарушало лишь журчание ручья да трели сверчков. Странное существо – человек. Куда бы он ни явился, одного его запаха хватит, чтобы вся живность разбежалась. Почему? Хотя зачем задавать глупые вопросы, ответ на которые тебе известен?
Встал я задолго до рассвета. Тело Ждана уже окоченело, по нему ползали муравьи. Падальщики должны были заявиться позже. Мои руки пробежали по нему, быстро надавливая на нужные точки. В последний раз мне приходилось делать подобное много лет назад, но знания крепко засели в памяти. Первый судорожный вздох, первое биение сердца. Я начал растирать его руки и ноги, чтобы вернуть кровообращение. Он открыл глаза. В них тут же плеснулись озера ужаса. Он попытался отстраниться от меня, но онемевшие конечности слушались плохо. И вдруг все прошло. Ждан рассмеялся, звонко и счастливо.
– Искатель, мне приснился такой страшный сон! – воскликнул он. – Мне снилось, что ты меня убил.
– Это не сон, – серьезно ответил я.
Он вновь попятился. Воспоминание о пережитом кошмаре живо отразилось на лице. Я встал.
– Вчера вечером я тебя убил, – жестко произнес я. – Эту ночь ты был мертв.
Я повернулся к нему спиной и пошел к потухшему костру.
Сегодня я выполнял обычные упражнения медленно. Он присоединился ко мне почти сразу. Упрямое выражение закаменело на лице. Он тщательно копировал каждое движение. Сам Ждан, наверно, еще не понимал этого, но он делал серьезные успехи, и все это – самостоятельно, без моих указаний и разъяснений. За весь день между нами не было произнесено ни одного слова. Днем я ушел на охоту, с которой вернулся уже в сумерках, неся пару пойманных голыми руками куропаток. Боялся, что застану наш лагерь пустым, но меня встретил весело горящий костер и закипающая в котелке вода. Так же молча мы поужинали. Ждан ел медленно, и я видел, что им вновь овладевает вчерашний страх. Сразу после ужина я убил его опять.
Так продолжалось десять дней. Вечером я убивал своего спутника, а утром возвращал его к жизни. Я был очень аккуратен. Я изменил утренние упражнения. Сейчас они больше были направлены не на контроль над мышцами, а на то, чтобы позволить телу восстановиться после ужасной ночи.
На шестой день, придя из города, где пополнял запасы провизии, я застал лагерь пустым. Ждан вернулся, когда уже совсем стемнело, бросил на землю собранную для похода котомку и сел ужинать. Страх его ушел. На смену ему пришла привычная обреченность. Это был первый раз, когда он не попытался убежать, просто сидел и ждал, пока я убью его. И я убил.
На одиннадцатый день он наконец сделал то, что должен был. Если бы не моя реакция, то я напоролся бы на нож, которым он пытался парировать мою руку. Я отступил, а он вскочил, неумело принимая боевую стойку.
– Хватит! – закричал он. – Ты говорил, что я сам выбираю свой путь! Я выбрал, я пойду с тобой, но ты больше не будешь меня убивать!
– Не буду, – охотно согласился я.
Решимость, которая сделала его чем-то похожим на отпрыска благородного семейства, сменилась удивлением.
– Ты же легко сможешь выбить у меня этот нож, – сказал он недоверчиво.
– Смогу, – не стал я спорить.
– Тогда почему ты остановился?
– Потому что в твоей смерти больше нет смысла. Ты умер десять раз. И как оно?
– Никак, – ворчливо ответил он, пряча нож. – Неприятно. Особенно утром, когда все тело онемевшее.
– Вот видишь.
– Тебе легко говорить! – опять вспыхнул он. – Умирал же я, а не ты! Что ты вообще об этом знаешь?
Я лишь улыбнулся в ответ, привычно замедлил дыхание, быстро напряг несколько мышц, а потом остановил свое сердце. Это гораздо проще, чем убить другого. И тело мое к подобному привычно. Хотя в свое время на овладение этой способностью я убил целый год. Уходил легко, а вот к жизни возвращать меня вынужден был учитель, пока я не научился делать это сам.
Когда утром я очнулся, встал, за один миг напряжением соответствующих мышц прогнав онемение тела, первым, что увидел, был Ждан, который копал могилу, глотая слезы. Из орудий у него имелся только нож. Он разрыхлял им землю, а потом выгребал ее руками, то и дело всхлипывая и вытирая глаза рукавом рубахи.
– Глубоко не копай, – попросил я. – А то земля на грудь сильно давить будет.
Он еще раз всхлипнул, а потом вскочил и бросился ко мне. Смех сквозь слезы, неподдельная радость и обида, гораздо большая, чем та, которую я видел, когда убивал его. Но вдруг все эти чувства были сметены чем-то новым, доселе мне неизвестным. Ждан повалился на колени и ударился лбом о землю.
– Прости, – залепетал он. – Прости, я сразу не узнал тебя.
Полузабытое чувство – настоящее удивление. Не думал, что доведется еще испытать его.
– Встань, – попросил я.
Вот уж действительно неудобная ситуация. Впервые мне оказывали такие знаки почтения, а я так и не понял причин столь резкой перемены в моем спутнике. Он вскочил, но сделал это, лишь исполняя приказ. Будь его воля, он полз бы ко мне на коленях.
– Что случилось? – требовательно спросил я.
– Прости меня, – зачастил он. – Прости, я дурак, я не понял того, что видел, я был груб и непочтителен, нет мне прощения!
– О чем ты?
– Я не понял сразу, кто ты. Я не понял, что вы вернулись.
– Кто «мы»? – Я повысил голос.
– Боги, – пролепетал он.
– Богов нет, – сказал я то, что и так очевидно. Где он и слово-то такое нарыл? Уже в моем детстве оно было полузабытым. Во всяком случае, мне при виде способностей учителя оно в голову не пришло.
– Боги умерли, но что есть смерть для бога? – пробормотал он. – Ты убивал и воскрешал меня, ты умер сам и сам себя воскресил, как же ты и тебе подобные могли умереть? Смерть для вас ничто.
– Разве стал бы бог жить так? – Я рассмеялся, разводя руками.
– Бог может позволить себе все, даже простую жизнь. – В его словах звучала странная, неведомая мне доселе убежденность.
– И ты считаешь, что бог заинтересовался бы твоей судьбой?
– Бог может позволить себе все, что угодно. Пути его неисповедимы! В этом – часть его божественности.
– А ты зануда, – тяжело вздохнул я.
Чего-чего, а такого я просто не ожидал. Это – потеря. Ждан уходил от меня, не успев прийти. Если не вышибить из его головы мысль о моей божественности, ученик из него уже не получится. Он будет просто копировать меня, считая при этом, что стремится к божеству. Но как погасить огонь фанатизма? Ведь закостеневший в своей вере человек все объясняет неисповедимостью божьих путей. Я могу привести тысячи аргументов, а в ответ услышу одно: «Бог может позволить себе все, что угодно».
Он вновь стоял на коленях, глядя на меня снизу вверх. Преданный собачий взгляд. Лицо, стремительно примеряющее выражение идиота-фанатика.
– Встань, – устало произнес я.
Он вскочил так, словно ему пинка дали, словно земля вдруг ни с того ни с сего стала обжигающе-горячей. И опять уставился на меня.
Отчаяние накатило волной. И что теперь делать? С запозданием стал понятен смысл этого отрезка нашей жизни. Мы бродили среди людей, общались с ними, для того чтобы рано или поздно понять, что, несмотря на все обретенные способности, мы не всемогущи. Приобретали опыт, терпели поражения, чтобы научиться справляться с самыми разнообразными ситуациями. И вот мне достался настоящий самородок, а я вынужден разменять его на опыт, на знание того, что не стоит демонстрировать ученикам слишком много своих способностей сразу.
– Яму закопай, – махнул я рукой.
Он бросился исполнять волю своего божества так, что только пятки засверкали, а я вернулся к потухшему за ночь костру, присел возле него, набрал в горсть золы, пересыпал с руки на руку. Было тоскливо. Казалось бы, такой идеальный способ лишить человека страха смерти! Ну зачем понадобилось демонстрировать ему, что я могу проделать то же самое с собой? Хотел успокоить, показать, что тоже прошел по этому пути. И ведь успокоил. Но вместо внимательного, талантливого и упорного ученика получил зануду-фанатика.
