Василий Горъ - Игрушка Двуликого
– Заманчивое предложение… – сделав вид, что представляет эту картину, выдохнул Латирдан. – Осталось решить, когда и где…
…Весь следующий танец король ощущал себя осажденной крепостью – вместо того, чтобы демонстрировать свою внешность, графиня Камалия д’Ларвен попыталась доказать Неддару силу ума и широту кругозора, рассуждая о политике. Первые несколько минут утверждения вроде «Вейнар – самое сильное королевство на всем Горготе» или «Стоит вам захватить Белогорье – и все остальные соседи преклонят перед Вейнаром колени» было смешно. Потом глупости начали раздражать. А когда графиня посетовала на то, что «величайший полководец всех времен и народов» непонятно зачем вернул Алату Карс, монарх слегка разозлился. И попытался перевести тему на что-нибудь другое.
Говорить о следующем бале девушка не захотела. И о своих соперницах – тоже: воинственно тряхнула волосами и поинтересовалась, когда он, Неддар, вернет королевству все то, что принадлежит ему по праву.
– По какому такому праву? – удивился король.
– Конечно, по праву сильного, сир!
– Война – это неподъемный гнет для экономики. И тысячи смертей… – попробовал было образумить ее Неддар.
Как бы не так – девушка задрала прелестный носик чуть ли не к потолку и процитировала начало пятого Слова из свитка Игенора Мудрого «О Власти и обо всем, что ждет на пути к ней»:
– Платят – побежденные!
Потом вспомнила о второй половине фразы Латирдана и явно подсмотренным у кого-то жестом прикоснулась к своему животу:
– Я рожу вам столько сыновей, сколько потребуется!
То, что денег стоит даже победоносная война, король объяснять не стал. Точно так же, как ни словом не заикнулся о том, что новорожденный становится воином в лучшем случае через шестнадцать-восемнадцать лиственей, а погибнуть может в первом же бою: в этом не было смысла, так как д’Ларвен слышала только себя одну и не собиралась вдумываться в чужое мнение.
Реагировать на ее предложение родить ему сыновей Неддар тоже не захотел – любой ответ на него вышел бы за грань обычного флирта. Поэтому он совсем уж было решил отвести ее обратно к отцу, но поймал укоризненный взгляд барона Дамира Кейвази и решил не торопиться. А потом вдруг задумался о том, что успел сделать казначей для королевства.
Прежде чем озвучить последнюю новость, Арзай зачем-то разгладил ладонью многострадальный свиток, а затем взял и разорвал его на кусочки:
– Боюсь, ашер, войны между Белогорьем и Алатом не будет: ал’Арради[80] не смог договориться с купцами, и у него нет денег даже на то, чтобы платить мечевые[81] своим собственным солдатам…
– Отдаст Белоголовому Зерави и утрется… – мрачно буркнул Упрямец.
– Деньги у Величайшего уже появились, так что война будет… – неожиданно для всех остальных воскликнул казначей. – А вот обойдется она ему ой как дорого…
– Ты в этом уверен? – недоверчиво прищурился Латирдан.
– Более чем, Ваше Величество! – ухмыльнулся барон Кейвази. – Те четверо суток, которые по моей просьбе шла торговля между ал’Арради и представителями купеческих домов Алата, позволили утроить сумму, которую Величайший должен заплатить за ссуду…
– О как! – восхитился Генор. – Вы решили утяжелить бремя их войны?
– Я решил, что эта война – отличный способ подзаработать…
– То есть ссуда, полученная Раксизом, выдана из вашего кармана? – ошалело спросил Упрямец.
– Не из моего, а из казны. И под о-о-очень хорошие гарантии…
Неддар восхитился:
– А на Белогорье мы случайно ничего не заработаем?
– Заработаем. Но раз в пять меньше, чем на Алате…
– Я не верю своим ушам… – потряс головой Белая Смерть.
– Могу показать расписки…
– Неужели мои суждения настолько неожиданны, что вы, сир, не можете решить, как к ним отнестись? – устав от паузы, с легкой обидой в голосе поинтересовалась леди Камалия.
– Если что-то делать – то делать хорошо… – стараясь, чтобы в его голосе не было слышно издевки, ответил Неддар. – Поэтому я стараюсь добросовестно обдумывать каждую поданную мне идею…
Потом «с интересом» оглядел леди Камалию с ног до головы и улыбнулся, представив себе будущие слухи:
– Ваши суждения требуют детального осмысления. И… пожалуй, из вас может получиться прекрасная мать…
Глава 9
Баронесса Мэйнария д’Атерн
Шестой день третьей десятины второго травника
…Кмоменту, когда мы вышли из бани, туман, укутавший Шаргайл, стал еще гуще. Увей, по своему обыкновению спустившийся во двор, чтобы попрощаться с баас’ори’те, предложил нам остаться и переночевать в обставленном для нас рейро, но Кром почему-то отказался. И, кивнув нашим тэнгэ[82], вышел на улицу. Мы с леди Этерией торопливо рванули следом и, выбежав из ворот, облегченно перевели дух – растворившийся было в сером мареве Меченый стоял и вслушивался в тишину.
«Что, опять?!» – раздраженно подумала я и завертела головой, пытаясь обнаружить Ночную Тишь. Но увидела лишь уплотняющиеся силуэты Хасии и Шарати.
– Пошли… – угрюмо буркнул Кром, поудобнее перехватил Посох Тьмы и уверенно двинулся в никуда. Довольно медленно – видимо, чтобы я успела занять место за его левым плечом.
Откровенно говоря, если бы он дал мне руку, я бы чувствовала себя увереннее – образы, рождающиеся на зыбкой границе Света и Тьмы, слегка пугали. И заставляли складывать пальцы в «зубило»[83]:
– …Ты – женщина. Маленькая, слабая и легкая. Значит, практически в любой ситуации у тебя будет время всего на одно движение… – споткнувшись на слове «будет», негромко сказал Кром.
Промелькнувшая перед моими глазами череда лиц – лесовика, тюремщика Зиги[84] и моего несостоявшегося убийцы – заставила меня поежиться:
– Угу…
Кром почувствовал, о чем я думаю, но прерывать объяснения не стал:
– Значит, это движение должно быть быстрым, сильным и своевременным, ибо удар, нанесенный чуть раньше или чуть позже необходимого, убивает не врага, а тебя…[85]
Это изречение я слышала, причем не раз и не два, поэтому кивнула:
– Понимаю…
– Времени у нас немного… – опустив взгляд, выдохнул он. – Поэтому тратить его на отработку силы и скорости нескольких ударов мы не будем. Ограничимся одним-единственным. Но прежде чем я покажу тебе, каким именно, хочу обратить твое внимание на слово «своевременный»…
– Когда отец тренировал Теобальда и Волода…
– Они – мужчины, а нас обычно просто убивают. С вами, женщинами, сложнее – вас или похищают, или ссильничают… – перебил меня Кром. – Этой «небольшой» разницей в поведении противников можно воспользоваться. Если знать, как…
…Первые несколько минут пути я пыталась успокоиться, прислушиваясь к жжению в костяшках пальцев, ободранных о мешок с песком и щедро смазанных лечебной мазью. А потом наконец сообразила, что в шаге от меня идет один из лучших воинов Шаргайла и, что бы там ни пряталось в окружающем нас мареве, он меня защитит.
Когда сквозь серую пелену протаяли стены сарти Аттарков, я настолько осмелела, что начала прислушиваться к щебетанию Шарати. И вскоре сообразила, что младшая тэнгэ, откуда-то узнавшая о переживаниях Ситы, спит и видит себя ори’дарр’иарой![86]
– Женщина должна дарить жизнь… – замедлив шаг, чтобы поравняться с дурехой, сказала я. – А славу пусть ищут мужчины…
– Кто бы говорил, ашиара! – девочка с вызовом посмотрела на меня. – Тебя знает весь Горгот!
То, что я, не думая ни мгновения, обменяла бы эту «славу» на лишний год жизни с Кромом, я говорить не стала – прибавила шагу, заняла свое место за плечом мужа, следом за ним вошла в калитку, предупредительно распахнутую часовым, и, унюхав аромат жарящегося мяса, поняла, что проголодалась.
Прикоснулась к руке Меченого, требовательно потянула за рукав араллуха и недовольно нахмурилась – прямо перед нами туман сгустился в фигуру Сломанного Шипа:
– Баас’ори’те? Аннар просит тебя подняться в зал Совета…
– Я тебя услышал… – негромко буркнул Кром и, жестом приказав мне следовать за ним, двинулся к высокой двери.
Мысленно хихикнув – вести себя так, как полагается хейсару, у мужа получалось все лучше и лучше, – я засеменила следом. И подала голос только тогда, когда увидела дверь в нашу комнату:
– Мне ждать тебя в рейро?
– Нет, ты идешь со мной!
Давир, тенью следовавший за нами, недовольно нахмурился. Но напоминать о том, что Тарваз приказал ему позвать одного Крома, побоялся. Видимо, уже наслышался, что Кром не отпускает меня от себя ни на шаг. И не изменяет этому правилу даже в бане – дожидается, пока освободится мужская половина, заводит меня туда и закрывает дверь…
