Ирина Шевченко - И придет волчица…
– На три пальца выше, парни, достанем!
Но чародеи Истмана не зря ели свой хлеб. Если у наших стрел и был шанс долететь до противоположного берега Волнавы, брошенное им навстречу плетение не позволило этого сделать, распылив пущенные заряды в труху.
– Галла, бей же хоть чем-нибудь! Моя защита вот-вот развалится.
Ничего, еще чуть-чуть…
Земля вновь содрогнулась, и я отдернула руку, чтобы не испортить тщательно вычерчиваемый рисунок. В дрожи глубин ощущалась сила людской магии, и в этот раз били не имперцы. Оглядевшись, я заметила Нила. Идущий сидел на траве, у самой границы установленного Лайсом купола, и от его прижатой к выгоревшей земле ладони в направлении реки бежали тонкие трещинки. Миг – и вновь выстроившиеся на противоположном берегу солдаты бросились в стороны от выросшего под их ногами вала, сначала невысокого, потом поднявшегося в человеческий рост и со скоростью приливной волны двинувшегося на них. Ожившая земля гудела, взрывалась, выбрасывая вверх камни и плети длинных корней, пытающихся схватить за ноги убегавших людей.
– Что это за хрень? – Эн-Ферро обернулся к Нилу.
– Плотоядная репа.
Легосский маг был счастлив, что сумел вернуть насмешку, и не замечал, что, утирая пот, размазывает по лицу потекшую из носа кровь – он был уже на пределе. Еще несколько секунд, и прокатившийся с сотню гиаров вал замер, оставив позади себя покореженные трупы тех, кто не успел увернуться от каменных ядер и скрыться от гибких щупалец.
Я взглянула на Нила: минус еще один – пуст, как дырявая бочка. И Лайс долго не продержится…
– Готово! – Ил довел черту до места, с которого начал.
– У меня тоже.
Посмотрела на вычерченный на земле рисунок, мысленно сверившись с отпечатавшейся в памяти книжной страницей: круг, вписанная в него гексаграмма – два равносторонних треугольника накладываются друг на друга, образуя в центре правильный шестиугольник, вершины которого венчал один из символов омстики.
– Капитан, пусть ваши люди станут позади меня.
– Но, тэсс…
Каэрцы вновь пытались собрать переправу. Их маги экономили силы, но продолжали наносить удар за ударом, и если щит Лайса еще стоял, то лишь потому, что созданное магистром Пилаг плетение отличалось в структуре от тех, что используют люди, и не так скоро разрушалось от их чар.
– Мне за спину, капитан! И пусть держатся внутри круга. Лайс, ты тоже.
– А с этим что?
По переброшенному через реку невидимому мосту шел человек. Капюшон серого походного плаща падал на лицо, развевалась на ветру длинная седая борода, а посох в руке довершал сходство каэрского мага со сказочным чародеем. Только в сказках такие старички-волшебники не плетут темных чар, призывая в помощники запретные силы.
Первое же брошенное им плетение в мгновение ока разбило щит Лайса. Следующее – отвело в сторону пущенные охотниками болты. Медлить некогда.
Закусив губу, я чиркнула по ладони каменным лезвием. С протянутой руки в центр шестиконечной звезды потекла кровь. Еще несколько капель – на линию, вычерченную Иолларом. Звезда вспыхнула голубым, по внешнему контуру, очерчивая границу, пробежала изумрудная искорка.
Люди позади затаили дыхание.
– Из круга не выходить, – громко сказала я в воцарившейся тишине.
Одновременно с тем, как имперский чародей поднял посох, направляя в нашу сторону сплетенную им смерть, я с силой воткнула обсидиановый нож в центр гексаграммы.
Болезненно-яркий луч, сорвавшийся с наконечника посоха имперского колдуна, ударил в зеркальную стену и, многократно отразившись, разлетелся в стороны сотней световых клинков, сразивших и пославшего его человека, и десяток бойцов за его спиной.
– Интересный щит, – услыхала я шепот Эн-Ферро. – Сколько таких ударов выдержит?
– Это защита не от магов.
– А от чего?
– Всем держаться внутри круга, – повторила я вместо ответа.
Вырванный из земли тиз’зар затянул лишь мне одной слышную песню, похожую на плач.
Боги пресветлые, смилуйтесь…
Иоллар чувствовал себя бесполезным. Маги выкладывались на полную, а единственное, что сделал он, – очертил круг вокруг своих друзей и сбившихся в кучу людей капитана Марега. Но Лар понимал, что еще не время действовать, и не стремился рисковать понапрасну.
А враг наступал. Имперские чародеи уже не мелочились, создав из обломков бревен широкий мост, и сигнал рога отправил по нему первые шеренги пехоты. Бойцов было пока еще немного, и Сумраку хватило бы нескольких секунд, чтобы добраться до них…
– Не смей.
Она стояла на шаг впереди, зажав в окровавленной руке каменный нож, – такая маленькая, хрупкая, но в этой застывшей фигурке было больше силы, чем в сотне мужчин за ее спиной.
– Из круга не выходить.
Подняв нож, Галла выводила в воздухе какие-то знаки. Лар верил в нее и в то, что она знает, что делает, но все равно было не по себе стоять на открытом месте, на пути у врага. Наверное, то же самое чувствовали и другие. Но было что-то еще. Сначала – смутное беспокойство, после – отозвавшаяся гулким стуком сердца тревога. Прислушавшись к себе, Иоллар понял, что переправившиеся на кармольский берег имперцы не имеют к этой тревоге никакого отношения. В поисках источника беспокойства Сумрак оглянулся, всмотрелся в лица своих товарищей – на них читалось такое же волнение, а потом поднял глаза к небу. И уже не смог отвести взгляд. Небо ворочалось, дышало. Но в нем не было жизни. Это было дыхание смерти. В воздухе витал почти осязаемый страх, а люди были на грани паники.
– Илот Всемогущий, творец и заступник, Сана Всемилостивая, Аурели Лучезарная…
Молились уже многие: сначала шепотом, потом – почти перекрикивая друг друга. Просили защиты и избавления. Избавления от чего? От полчища врагов или от мертвой высоты?
Неизвестно, чувствовали ли их противники то же самое, или для них небо было всего лишь небом, а ужас на лицах людей – признанием поражения перед несокрушимой мощью империи. Как бы то ни было, солдаты Истмана шли к ним уверенным шагом победителей, с каждой секундой приближая смерть. Свою – это Иоллар уже понял.
Один взмах черного ножа, и небо раскололось надвое – там, где, по мнению живущих, должна быть обитель богов, разверзлась алчная пасть бездны. Давящее ощущение усилилось, стало трудно дышать.
– Что это? – тихо, не рассчитывая на ответ, спросил у сестры Эн-Ферро.
Но она услышала:
– Мастера смерти зовут его Пожирателем Душ. Держитесь внутри круга, и с вами ничего не случится.
Лар знал о Пожирателе. Сердце дрогнуло, а на висках выступил пот. Справа негромко, но от души выругался Сэллер, подумавший, видно, о том же.
Но поздно – темная сущность уже вырвалась на свободу.
Иоллар Т’арэ видел сотни смертей. Сумрак Изначальный прошел через тысячи. Но ни тот ни другой не встречал на своем пути смерти, являющейся из пустоты и обращающей в пустоту души тех, к кому она могла дотянуться. Пустота не выбирала жертв: мечники, лучники, всадники-копейщики, их керы, птицы, еще недавно наполнявшие щебетом теплый осенний воздух. Пустоте было все равно, могущественный ли маг перед ней или простой смертный, старик или мальчишка, недавно взявшийся за оружие, – все они падали сломанными игрушками, не успев издать ни звука. До того как это началось, имперцы успели подойти достаточно близко, и теперь Лар мог видеть их застывшие лица: на них не было ни боли, ни скорби, а в стеклянных глазах отражалась все та же пустота.
– Плохая смерть, – выговорил стоявший рядом Ромар.
– Плохая, – эхом отозвалась Галла. – Мне нужно закончить это. Нужно вернуть его туда, откуда он пришел, иначе…
Иначе пустота сожрет этот мир, понял Сумрак. Но людям за их спинами лучше не слышать об этом и не знать, какие силы призвала на их защиту и во спасение жителей четырех безвестных полупустых деревушек его любимая.
Она вновь опустилась на колени к пропитанной кровью земле и принялась аккуратно править вычерченный ранее рисунок. Знаки и линии накладывались друг на друга, но ничего за пределами защищавшего их круга не менялось. Напротив, жадность Пожирателя как будто возросла: бегущие в панике люди падали теперь не по одному, а десятками зараз, и имперский берег Волнавы был усеян трупами.
Галла вывела последний символ и поднялась с земли.
Иоллар ничего не успел сделать, а она уже переступила проведенную им черту. В замершем мгновении утонули крики в ужасе разбегающихся солдат и шепот звучавшей над ухом молитвы. Медленно-медленно, словно это стоило ей невероятных усилий, поднялась рука с черным ножом, и к дышащему пустотой небу полетели слова никогда и никем не слышанного языка…
Ромар не хотел бы умереть так – не от клинка врага, не от старости, не от болезни, даже не от смертельной магии, а вот так, как эти люди, в один миг отдавшие бездне свои души. Это была плохая смерть, и даже враги ее не заслуживали. Он хотел сказать об этом Лару, но по глазам понял, что Сумрак думает так же. Тогда он решил сказать об этом Галле, когда все закончится. Конечно, она поступила хорошо, спасая своих друзей и тех людей, которых посланные капитаном Марега охотники вряд ли успели бы увести. А еще – отогнала от границы вражескую армию, и теперь кармольцам не придется отвоевывать у захватчиков потерянные из-за предательства одного человека и глупости другого земли. Но все равно это плохая смерть.
