Роберт Беннетт - Город лестниц
– Ты…
– Я.
– Ты что делаешь? – приходит в себя Винья. – Да тебя арестовать за такое мало! Чудо на Континенте? Это государственная измена, чтоб ты знала!
– Что ж, тогда очень хорошо, что я уже не на Континенте.
– Что?!
– Это, как нетрудно заметить, вовсе не мой кабинет. – И Шара обводит рукой каюту. – Ты видишь меня в каюте судна, идущего по Южному морю. Курсом, естественно, на Галадеш.
Винья открывает и закрывает рот. Но продолжает молчать.
– Я возвращаюсь домой, тетя Винья, – говорит Шара. – Ты не можешь больше удерживать меня за границей.
– Я… еще как могу! Только попробуй вернуться! Я тебя тут же в тюрьму упрячу! Да я тебя под изгнание подведу! Неподчинение приказам Министерства иностранных дел – это измена! И мне… Мне плевать, что ты тут у нас известная личность, ты даже представить себе не можешь масштаб моих полномочий! Я тебя закопаю и мне слова никто не скажет!
– И что же это за полномочия, тетушка?
– Я имею право ликвидировать любые угрозы Министерству иностранных дел, не консультируясь ни с кем и в режиме полной секретности, я никому не подотчетна! Никакой надзорный орган, мать его, мне не указ!
– Значит, именно это, – медленно выговаривает Шара, – случилось с доктором Панъюем?
Праведный гнев Виньи мгновенно улетучивается. Она поникает, словно бы из нее вынули спинной хребет.
– Ч-что?
– Я бы на твоем месте, – говорит Шара, – присела.
Но Винья, похоже, не в силах двинуться с места – слишком ошарашена.
– Ну, как хочешь, – пожимает плечами Шара. – Я буду краткой. Скажем так. У меня есть впечатление, что где-то среди телеграмм и приказов и прочих исходящих сообщений Министерства – во всех этой куче совсекретных, не предназначенных для посторонних глаз, никем не досматриваемых и технически не существующих депеш – есть приказ какому-нибудь не слишком разборчивому бандиту на Континенте. Который уведомляет его об угрозе национальной безопасности в лице доктора Ефрема Панъюя в университете Мирграда, и что он или она уполномочены ликвидировать его без лишнего шума, а также обыскать офис и библиотеку и уничтожить все конфиденциальные материалы.
Шара поправляет очки:
– Ведь так?
Лицо Виньи заливает смертельная бледность.
– Ты ведь и эту беседу хочешь завершить таким же образом, правда, тетушка? – говорит Шара. – Но ты хочешь знать, что я знаю и как я это узнала. Ты хочешь узнать, знаю ли я, к примеру, почему доктора Панъюя назначили национальной угрозой, – точнее, знаю ли я, что ты это сделала по очень личным причинам.
Шара ждет, но Винья молчит и не шевелится. Только на щеке жилка дрожит, но, может, ей кажется.
– А я знаю, – безжалостно продолжает она. – Я знаю, тетушка. Я знаю, что ты – из числа Благословенных, Винья. Я знаю, что ты – потомок твари, которая снится в кошмарах добропорядочным сайпурским гражданам.
Винья смаргивает. По щекам у нее текут слезы.
– Ефрем Панъюй за время пребывания в Мирграде дознался об истинных родственных связях каджа, – говорит Шара. – И он, будучи честным и ответственным сайпурским исследователем, отослал тебе отчет – не подозревая, что тем самым подписал себе смертный приговор. Потому что для него истина всегда оставалась истиной, и было немыслимо скрыть ее.
Винья, успешно сопротивлявшаяся возрасту почти пятнадцать лет, опускается в кресло медленно-медленно, как настоящая старуха.
– Естественно, тебе это не понравилось, – говорит Шара. – Как и каджу – он тоже очень расстроился, когда об этом узнал. А Ефрем, естественно, планировал предать огласке результаты исследования: в конце концов, он же был историк, а не шпион. Поэтому ты и среагировала на него, как на угрозу национальной безопасности. И приказала его, как вы говорите, ликвидировать.
Винья сглатывает слюну.
– Это ведь так, тетушка Винья?
Винья целых полминуты пытается заговорить и не может. Наконец она выдавливает из себя тихое:
– Я… я просто хотела, чтобы это исчезло. Хотела жить дальше так, словно бы я этого не слышала.
Иллюминатор покрыт солеными брызгами. На палубе кто-то отпускает шутку, слушатели разражаются ехидным смехом.
– Зачем? – спрашивает Шара. – Почему ты разрешила мне остаться в Мирграде? Ты же знала, что я могу дознаться правды. Почему ты не воспользовалась служебными полномочиями и не перевела меня в другое место?
– Потому что я… испугалась.
– Чего?
– Тебя, – признается Винья.
– Меня?!
– Да, – кивает та. – Я всегда боялась тебя, Шара. С самого твоего детства. В Сайпуре всегда лучше относились к тебе, чем ко мне, – из-за твоих родителей. А у меня много врагов. И им было бы очень легко оказать поддержку тебе – и скинуть меня.
– Так вот почему ты разрешила мне остаться в Мирграде?
– Я знала, что, если заставлю тебя уехать, это вызовет у тебя подозрения! – говорит Винья. – Ты так привязываешься к людям… Если бы я встала у тебя на пути, ты бы лишь ожесточилась и продолжила упорствовать. И я подумала: мы же уничтожили записи Ефрема. Ты погорюешь с неделю, а потом уедешь из Мирграда. Получишь новое задание – и все само рассосется.
– И тут люди Вольки напали на усадьбу Вотровых, – говорит Шара. – И все изменилось.
Винья качает головой:
– Ты не представляешь, что я пережила, прочитав этот отчет, – говорит она. – Оказывается, я не только веду свой род от… чудовищ, но и все, чего я добилась, оно вдруг стало… незаконным! Незаконным таким приобретением! Словно бы мне все поднесли на блюдечке! Мне было тошно, мне словно пощечин надавали! Ты понимаешь, что это значит, какие последствия может иметь? То, что я – и ты, кстати! – в родстве с богами!
Шара пожимает плечами:
– Меня воспитывали с мыслью, что кадж более или менее равен богам, – отвечает она. – Спаситель. Много лет я пыталась умилостивить его грозную тень. Честно говоря, для меня мало что изменилось в жизни.
– Но ведь все достижения – это фикция! Кругом сплошная ложь! Про каджа нам лгали. Сайпур стоит на лжи! И Министерство…
– Да, – кивает Шара. – И Министерство тоже.
Винья утирает слезу:
– Терпеть не могу плакать. Это такой позор…
И она меряет Шару злобным взглядом через иллюминатор:
– И что ты собираешься делать?
Шара обдумывает формулировку.
– Судьба Благословенных зачастую так трагична, – говорит она. – Кадж перебил их во время Великой Войны. А потом сам встретил горькую и жалкую смерть на Континенте. А теперь ты…
– Ты не посмеешь, – шепчет Винья.
– Не посмею, – соглашается Шара. – И не смогу. У тебя, тетушка, в руках рычаги власти. Правда, убивать меня на пике популярности неразумно, потому что это привлечет излишнее внимание. Даже ты, тетушка, не сможешь себе это позволить. Так что я дам тебе выбор: подай в отставку. И передай бразды правления мне.
– Тебе?
– Да.
– Передать тебе… передать тебе власть надо всеми генералами? Передать тебе контроль над нашей разведкой, над нашими операциями?
– Да, – мило улыбаясь, говорит Шара. – Или этим буду заниматься я – или мы обе ничего не получим. Потому что, если ты, тетушка, не подашь в отставку, я раскрою твою жуткую семейную тайну.
Винья выглядит так, словно ее сейчас стошнит.
– Я понимаю, что мои акции в Галадеше сейчас выросли, – скромно вздыхает Шара. – В конце концов, я единственный человек, кроме каджа, которому удалось убить Божество – точнее, двух Божеств. Против трех, что убил кадж. Да, плюс Урав. Они никого не короновали каджем после Авшакты, но я не сомневаюсь, что сейчас в Сайпуре живо обсуждают эту идею. Думаю, что, если я об этом скажу, ко мне прислушаются. Так или иначе, тетушка, твое время в Министерстве истекло.
Винья трет лицо и раскачивается в кресле:
– Почему?..
– Почему что?
– Почему ты это делаешь? Почему так поступаешь со мной?
– Я так поступаю не с тобой, тетушка Винья. Ты себе льстишь. Просто времена меняются. Четыре дня назад в Мирграде воскресла сама история и отвергла настоящее – а настоящее, в свою очередь, отвергло ее. Нам открылся новый путь, и мы можем пойти по нему. Мы можем оставить все как есть – оставить мир несбалансированным, с единственной супердержавой, в руках которой сосредоточена вся власть…
– Или?
– Или мы можем сотрудничать с Континентом, – говорит Шара. – И взрастить равную себе державу, которая бы нас сдерживала.
Винья ошарашена:
– Ты что же… хочешь возвысить Континент?!
– Да.
И Шара поправляет на носу очки.
– На самом деле, я планирую вложить миллиарды в восстановление этой страны.
– Но… но они же – континентцы!
– Они прежде всего люди, – говорит Шара. – И они попросили у меня помощи. И они ее получат.
Винья массирует виски:
– Ты… ты…
– Я также планирую, – продолжает Шара, – отменить СУ и снять гриф секретности с истории Континента.
Тетушка Винья бессильно оседает. Лицо у нее бледнее заварного крема.
