Мастер печали - Колл Джастин

Увидев тело на полу, Аннев остановился. Стражнику проткнули горло.

«Это не аватары, – подумал Аннев. – Должно быть, дело рук Содьи Рокас».

Он сорвал с мужчины плащ, накинул на плечо и подбежал к балкону. Отдернув штору, юноша увидел отраженные в стекле оранжевые всполохи – отблески пожара за его спиной, напомнившие ему о том, что он еще не избежал непосредственной опасности. И тут же пламенное отражение очертило собственный силуэт Аннева – с культей вместо левой руки.

«Нет, так не пойдет», – решил он.

Спрятав культю под плащом, Аннев потянулся к ручке балкона, но тут же сам себя одернул: «Идиот! Как ты собираешься карабкаться по стенам, с одной-то рукой?»

Он бросился к лестнице и, слетев по ступеням на первый этаж, обнаружил прислоненный к стене труп слуги. В черепе бедняги, у самого основания, виднелось крошечное отверстие. Аннев двинулся дальше, стараясь держаться в тени и напряженно вслушиваясь в тишину. Однако ни в коридорах, ни в комнатах, что попадались ему на пути, не было ни души, лишь несколько безжизненных тел, каждое с небольшим, словно оставленным толстой иглой, отверстием – в груди, черепе или горле. Содья.

Кем же надо быть, чтобы так безжалостно – и безо всякой надобности – убить стольких людей? Вероятнее всего, эта женщина, незаметно проникшая в самое сердце замка, из ассасинов, а им милосердие чуждо. Аннев вдруг почувствовал облегчение: повезло ему, что воровка не стала демонстрировать на нем свое чудовищное мастерство, а лишь заковала в кандалы. На какое-то мгновение его даже охватила тревога: а что, если Фину повезет меньше?

В поисках выхода Аннев очутился в длинном коридоре, стены которого были увешаны портретами молодого лорда Харта. Очевидно, рассказы торговца о его подвигах содержали правду. На первом полотне художник изобразил Янака у кромки черного озера: он стоял, уперевшись ногой в тушу водяного дракона, – кажется, Содар называл таких дракванами. На втором лорд Харт задумчиво глядел на замшелые руины какого-то города, окутанные пеленой тумана. На большинстве остальных картин он был запечатлен в своих бронзовых доспехах, но на последней из них – в обычной одежде, рядом с женщиной, держащей на руках младенца.

Аннев поспешил дальше. Теперь таиться не имело смысла, ведь все, кому посчастливилось выжить, наверняка покинули замок тотчас же после того, как Янак испустил последний вздох. Вскоре на глаза ему попалась кладовая. Свернув туда, Аннев заметил в дальней стене какую-то щель и подбежал ближе. Дверь! От его толчка она медленно распахнулась, открыв взору мрачный туннель, в конце которого горел тусклый свет.

Наверное, так она и проникла в замок.

В туннеле оказалось достаточно светло; стены были ровные, а потолок, выложенный из острых кусков гранита, выгибался высокой аркой.

Вскоре ему стало ясно, откуда исходит свет: примерно в дюжине футов от входа на держателе для факела висел блестящий черный фонарь. Аннев уже протянул к нему руку, как вдруг замер. Зачем кому-то оставлять фонарь в таком месте? Попахивает ловушкой. Он внимательно осмотрел все вокруг и уже через несколько мгновений убедился в своей правоте: ловушка и правда была, причем не одна, а целых три – растяжка, короткое копье, спрятанное в стене и приводимое в движение особой пружиной, и контактный яд.

Прикинув свои возможности – обезвредить первую не составит труда, для второй нужны обе руки, а контактный яд – слишком опасная штука, – Аннев решил, что и при свете звезд найдет дорогу домой. Перешагнув через растяжку, он крадучись выбрался из туннеля… и оказался среди плотно посаженных низкорослых кустов с острыми железными шипами – уродливых родственников альтаранского железного дерева.

Только не это!

Как бы его ни подмывало броситься стремглав прочь от замка, придется потерпеть: из шипов этого растения получались самые острые и прочные наконечники для стрел, за что его так ценили даритские мастера-лучники. На счастье, через чащу оказалась проложена узенькая извилистая тропинка, и Анневу удалось проскользнуть сквозь стену страшных колючек почти без единой царапины.

Сразу за кустарником открывался вид на широкую равнину с разбросанными тут и там рощицами и низкими холмиками. За нею чернела сплошная полоса леса.

«Щедрый Предел, – вспомнил Аннев. – Выходит, я у северной стены Банока».

А это значит, что ему крупно повезло: не нужно пробираться через весь город, шарахаясь от стражников, и придумывать, как перелезть через городскую стену. И главное – он наверняка опережает Фина с Кентоном.

Аннев побежал вдоль стен на восток, туда, где они привязали лошадей, – сначала рысцой, а потом и во весь дух, не заботясь о том, что его могут увидеть. Серп луны завершал свой путь по небосводу, и до рассвета оставалось всего несколько часов.

Он уже почти добрался до места, когда почувствовал, что дело плохо. Даже в слабом свете звезд можно было рассмотреть, что ни рыжего мерина, ни серого иноходца у дуба нет. Когда он подбежал еще ближе, сердце у него упало: его черной кобылы тоже не было.

– Тресни ваши чертовы кости! – крикнул Аннев, в отчаянии пнув густые заросли папоротника.

Все его надежды пошли прахом. Ему ни за что не попасть в деревню раньше этих двоих. Он еще раз пнул от злости зеленый шуршащий ковер – и вдруг поддел носком сапога свою собственную седельную сумку. Он ошеломленно уставился на пару кожаных мешков, скрытых под плотными резными листьями. Неужели он и правда такой счастливчик?

Он долго возился, прежде чем совладал с первой сумкой, но его усилия были вознаграждены: его красная форма мастера-аватара и мешок с монетами от Тосана лежали нетронутыми. Жаль только, что ни то ни другое никак не поможет ему добраться до дома. Во второй сумке по-прежнему лежали его кожаные мешки для воды. Развязав один из них, он обнаружил лишь аккуратно сложенный флаг Бреатанаса. Не густо. И вдруг Аннев кое-что вспомнил. Запустив руку в другой мешок, он нащупал твердый круглый предмет…

Зелье Содара.

Аннев задумчиво уставился на непрозрачный бутылек, в котором оставалось еще как минимум две трети эликсира, прикидывая свои шансы. До Шаенбалу одиннадцать миль. Почти столько же он пробежал, расставшись на Чащобном тракте с Крэгом, – причем без всякого зелья. Теперь же он сможет двигаться намного быстрее, да к тому же срезать путь в нескольких местах, где на лошади не проедешь. А значит, рано посыпать голову пеплом.

Правда, Содар предупреждал, что, если выпить слишком много, это чревато опасными последствиями, и в других обстоятельствах Аннев прислушался бы к нему. Сейчас же он сильно сомневался, что последствия злоупотребления эликсиром могут стать опаснее того, во что он вляпался.

Он вытащил из бутылька пробку, зажав его между бедрами, и поднес его к губам. Пряная сладкая жидкость полилась в горло, обволакивая его уже знакомым огнем. Аннев осушил флакончик и швырнул его в папоротник. К этому моменту в его желудке уже полыхало настоящее пламя.

И тут его голова взорвалась. Аннев вскрикнул и, схватившись за лоб, упал на колени, потом повалился на бок. Мир перед глазами потерял очертания, превратившись в разноцветную мешанину; волны чудовищной боли сотрясли тело, выворачивая внутренности.

Состояние, похожее на агонию, длилось около минуты – а потом все закончилось. Руки у Аннева тряслись, голова гудела, а желудок свело судорогой, и тем не менее он ощущал себя полным сил. Он потянулся и размял мышцы, чувствуя, как энергия, заключенная в теле, рвется наружу. Хотелось бежать, нестись вскачь, драться – все что угодно, лишь бы не стоять на месте!

Но Аннев не торопился. Он несколько раз с силой топнул, сжал и разжал кулак, а потом закрыл глаза. Сосредоточившись, он направил бурлящую энергию в органы чувств…

И тут словно рухнул невидимый барьер, и ощущения, ничем более не сдерживаемые, мгновенно затопили его сознание. Он чувствовал аромат жирной земли под папоротником, смешанный с запахом конского навоза; слышал, как карабкается по травинке крошечное насекомое и смеются у своих костров жители Банока. Аннев открыл глаза и моргнул. Теперь он мог рассмотреть каждый холм вдалеке, и даже Чащу, находившуюся еще дальше, видел так четко, что различал траву под деревьями и жухлую листву на голых ветках.