Роман Злотников - Обреченный на бой
— У меня забирают десятника из второго десятка. Тебя представлю сегодня за ужином.
Франк поднял удивленные глаза:
— Но…
Капитан молча смотрел на него. Франк захлопнул рот, отдал честь и вышел.
Зима прошла в изнурительных тренировках. Временами накатывала тоска, но ни сил, ни времени поддаваться ей особо не было. Тут еще в крепости Грон открыл что-то, что назвал Академией, и Франка тут же взяли в оборот, так как он пристрастился в свободное время торчать в комнате обучителей. Те и настучали на Франка Сиборну, на которого Грон повесил это дело как на знатока философских трактатов. Франк раз семь мельком видел командора Грона, а два раза тот даже был на его занятиях, но подойти и поговорить не приходило в голову. Наконец пришла весна.
Грон ждал его, сидя в седле. Когда Франк подскочил к командору, предусмотрительно остановившись в недосягаемости крепких зубов Хитрого Упрямца, Грон окинул его спокойным взглядом и приказал:
— Догонишь по пути. Сам плюс три человека — эскорт. Едем надолго. — И, тронув коня, неспешно двинулся в сторону ворот.
Франк стиснул зубы, чтобы не выглядеть глупо перед бойцами линейных сотен, и бегом рванул в казарму. Через два часа они уже заняли место в куцей колонне командора.
В Эллор они прибыли к началу лета. Когда белоснежные стены города показались из-за поворота дороги, Грон подозвал Франка к себе, сумрачно улыбнулся и произнес:
— Ну что, сын базиллиуса, научился драться?
Франк улыбнулся уголками рта и еле заметно кивнул. Грон хлопнул его по плечу:
— Вот что, милый. Считай себя в бессрочном отпуске. Если надумаешь — вернешься. Нет — останешься дома.
Франк помолчал, потом спросил:
— Я УЖЕ в отпуске?
— Да.
— Тогда два вопроса, Грон.
Тот кивнул.
— А ТЫ бы хотел, чтобы я вернулся?
— Не знаю, парень, — чуть подумав, ответил Грон. — Стоит ли тебе это говорить, но… да. Мне нужны такие командиры. Но запомни, на тебе долг крови перед твоей страной. Так что думай.
— И второе, — помедлив, сказал Франк. — Как ты относишься к моей сестре? В казармах ходили разные разговоры.
Грон нахмурился:
— Если ты думаешь, что с ее помощью я хочу…
Франк резко мотнул головой:
— Нет, я спросил не об этом.
Грон помолчал. Потом осторожно ответил:
— Мне кажется, что она единственная женщина, с которой я мог бы связать свою судьбу. Но знай — этого никогда не будет.
Когда Франк вышел за дверь таверны, в которой остановился Грон, он улыбался. Грон был прав, на нем лежал долг крови, и он знал, как выполнить его наилучшим образом. Чтобы это сделать, надо дать Элитии наилучшего базиллиуса, а он знал — где его найти.
Дома его ждал полный восторг. Мать, которую за время его отсутствия задвинули на самые задворки дворцовых интриг, просто взлетела от счастья. Правда, с вернувшимся сыном она пробыла не более получаса, тут же укатила во дворец — восстанавливать утраченное реноме. Больше всех радовалась няня. Он два дня нежился в постели, объедался фруктами, а потом надел новую тунику и тоже поехал во дворец, в нижние покои. Молодежь встретила его несколько отчужденно, он даже слышал, как кто-то пробурчал:
— Явился, сын базиллиуса, где только прыщи свои потерял?..
Франк улыбнулся про себя: чему-чему, а терпению сержант Смив его научил. Посидев чуть-чуть, он взял в руки киафару и стал наигрывать простенькие, но приятные мелодии. Народ навострил уши, а потом стал перебираться поближе. Когда Франк запел, песню дружно подхватили, и он почувствовал, как отношение к нему начинает меняться. Подошло время обеда, все поднялись и пошли к дверям в обеденный зал, и тут от дверей раздался голос, от которого у него дрогнуло сердце:
— Ба, маленький сын базиллиуса, где же ты столько пропадал?
Франк улыбнулся и произнес:
— Здравствуй, Беллона.
Она подошла к нему, все такая же рослая, крепкая и гибкая, и окинула его насмешливым взглядом:
— А ты изменился, не знаю, правда, насколько?
Народ замер, с любопытством ожидая, что будет дальше. Франк, продолжая улыбаться, отложил киафару, поднялся и произнес:
— В чем-то изменился, а в чем-то нет.
Она впервые взглянула на него снизу вверх и спросила:
— А в чем да и в чем нет?
— Я избавился от прыщей и слегка подрос, но я все так же хорошо пою и играю на киафаре, и ты мне по-прежнему нравишься.
Встреча с сестрой прошла неожиданно тепло. Возможно, это была заслуга Грона. Во всяком случае, из ее личных покоев он вышел обладателем собственных покоев во дворце, о чем раньше страстно мечтал, но не мог даже надеяться.
Вечером он сидел в одном из дальних покоев, смотрел на звезды сквозь открытое окно и бездумно перебирал струны киафары. За спиной было обширное ложе, застеленное шкурами, и он подумывал о том, что, возможно, и не стоит возвращаться в выделенную ему комнату, а, когда потянет ко сну, завалиться прямо здесь. Тут дверь покоя тихо отворилась. Видимо, пришел хозяин комнаты. Франк взял еще несколько аккордов и вздохнул — надо было идти.
— Прости, друг, что задержался в твоей комнате, я уже ухожу.
Он встал и, повернувшись, замер. Беллона, нагая, сидела на ложе и насмешливо смотрела на него:
— Эй, ты случайно там не умер? Кто-то говорил мне, что я ему по-прежнему нравлюсь.
Франк шагнул к ложу, взял ее лицо в ладони, нежно поцеловал и опрокинул ее на ложе.
На следующую ночь она вернулась. И на следующую тоже. Потом он уже перестал их считать. Однажды ночью он проснулся и увидел, что она сидит на ложе и плачет. Он коснулся ее плеча и спросил:
— Что случилось?
Она дернула плечом.
— Ничего.
Он сел и обнял ее. Она уткнулась в его волосатую грудь и затихла. Только всхлипывала. Он поцеловал ее в макушку и нежно сказал:
— Расскажи мне, и, клянусь, я сделаю так, что ты больше никогда не будешь из-за этого плакать.
Она вдруг дернулась, оттолкнула его и отвернулась. Он схватил ее за плечи и повернул к себе. Она попыталась вырваться, но ей это не удалось. Минуту он смотрел в полные слез глаза, а потом она прошептала:
— Проклятье, я слишком стара для тебя.
Франк улыбнулся и провел рукой по ее крепкой груди:
— Я этого не заметил.
В этот момент в дверь грубо забарабанили. Франк погладил Беллону по волосам и пошел к двери. Когда он открыл, на пороге стоял Алкаст. Окинув Франка насмешливым взглядом, он иронично произнес:
— Прошу простить, но тебя хочет видеть мой отец и твоя мать.
Франк улыбнулся. Матушка добилась своего. Ее опять включили в политические расклады. Он мягко покачал головой:
