Николай Берг - Крепость живых
Мертвяков внутри вроде нет. Выкатываемся шустро из автобуса. Кто-то в темпе захлопывает ворота, закрываются они, правда, с трудом – очень вероятно, что передняя БРДМ боднула их рылом и слегка погнула. Вяжут створки ворот куском веревки.
Дмитрий возбужден, аж скулы побелели. Похоже, не зря он у ворот крепости кого-то ждал и так и не дождался. Как бы не оказалось, что тут придется встретиться с тем, кого ждал…
Вокруг низкие, грубо сляпанные не то пакгаузы, не то мастерские. Те, кто ехал с нами в автобусе, рассыпаются по двору. Кроме «тойоты» на спущенных шинах ничего интересного во дворе нет. Тем не менее мужики уже довольно сноровисто берут территорию – и окна, и крыши – под контроль. Ильяс остался в БРДМ, Саша тоже, а вот Николаич присоединяется к нам. Дверь довольно новая, железная, но монетодворский «консервный нож» распахивает ее шутя.
Включаем фонари, но свет внутри и так есть. Пахнет…, очень знакомо пахнет. Вдобавок к запаху, характерному для посещаемых военными мужиками нежилых мест (оружейная смазка, гуталин, затхлость, туалет и немножко ногами для букета), еще и мертвечинкой с ацетоном отдает.
Замечаю на Николаиче ту самую готичную перчатку на левой руке. Держит ею помповуху.
Ну да, мое место, как всегда, в тылу.
Но никого нет. Вообще.
Пока не заходим в импровизированный тир. Явно пистолетный. Тут в длину зала метров двадцать – двадцать пять. В самом конце зала перевернутый стол. Из-за стола поднимается человек. Милиционер. Был милиционером. Сержантом.
Дмитрий выдыхает. Явно это не тот (или та), кого он боялся увидеть.
Милиционер так хорошо забаррикадировался, что сейчас не может вылезти.
– Доктор, упокой его из малопульки. Не нужно ему голову разносить, – просит меня опер Дима.
Ну отчего не уважить просьбу.
Подходим ближе.
Мертвяк поворачивается к нам и тупо пытается идти, да стол не дает.
Выстрел простой, дистанция детская.
Мертвец заваливается туда, где сидел в обороне.
Сержант успел собрать баррикаду из стола и нескольких ящиков. Тут же пустая бутыль от фанты, заплесневелые пирожки в полиэтилене. Никаких записок нет. И на теле никаких ран, мундир чистый. Только присмотревшись, замечаю аккуратно забинтованный указательный палец на левой руке. Не повезло парню…
А еще сержант собрал арсенал. Три пистолета Марголина и револьвер с необычной деревянной эргономической рукояткой. Несколько пачек патронов. Голубые с мелкашками и бело-черные с револьверными.
Дмитрий берет револьвер.
– Это что за вещь? – спрашиваю его.
– Хайдуров. Бурятский кольт. Шутка. На самом деле спортивный целевой револьвер ТОЗ-49. В свое время намолотил кучу золотых медалей. Если никто не против, я его себе возьму.
– Бери. И кобуру на бедро, чтоб как шериф. – Это Николаич ехидничает.
– Спасибо.
– Получается так, что пока четыре короткоствола. А где пистолеты-пулеметы?
– А, это вон та дверца. Только не обольщайтесь особо.
Комнатушка, обычный чуланчик, – тут она была за оружейку, отсюда покойный сержант и притащил патроны и оружие. Дима выволакивает ящик, покрытый буквально слоем пыли. Открывает.
Ничего не понимаю! Внутри лежит десяток металлических прямоугольных коробочек. Сантиметров этак тридцать в длину, десять в ширину и толщиной сантиметра три. С торца вороненой коробочки торчит массивный крючок. Какой-то дверной замок-переросток.
– Что это, Бэрримор?
– ПП-90 в сложенном состоянии. Сейчас я его… Вот сука, ну давай!
И в руках у опера коробчонка за несколько секунд возни с ней разворачивается в угловатый пистолет-пулемет с плечевым упором. Прицельные приспособы поднимаются тоже вручную.
– Ух ты, цэрэушный девайс, – говорю.
– На самом деле – гамно. И американский гамно получился, и наш ответ – туда же. Но все ж пистолет-пулемет и сделан не в пример «аграну».
Проверочная стрельба показывает полную правоту Дмитрия. Агрегат садит пули с таким разбросом, что диву даешься. ПМ куда как лучше… Но тем не менее это оружие. Метров с пяти из него и попасть можно. Опять же пендрючистое. Для тех, кто не в теме, очень можно пыль в глаза пустить.
Забираем его, потом грузим те самые тридцать тысяч мелкашек в голубых картонных пачках – из соседнего пакгауза. Вроде, по словам Димы, конфискат.
Пока мы болтались в тире, мужики во дворе посмотрели, что в фургоне.
Оказалось – ничего. Одна запаска.
У парней тут же начинают чесаться руки набить фургон чем-то полезным.
Николаич с трудом остужает их позывы.
Обнаруживаем во дворе отсутствие одной из БРДМ. Оказывается, тут неподалеку есть фирма, торговавшая бронированными автомобилями. Неугомонный старичина из Артмузея дернул туда с Ильясом. Николаич ругается на такую самодеятельность, но мы не успеваем толком соскучиться, как БРДМ оказывается у ворот.
– И как, разжились еще броневичком? – осведомляется Николаич.
– Только нас там и ждали. Как под метлу почищено, – отвечает рация голосом Ильяса.
– Получается так, что вы дурака сваляли.
– Зато посмотрели. Мало ли, броневичок в хозяйстве лишним бы не был.
Рассаживаемся, трогаем дальше.
– А ведь наверняка в этих промзонах черта косматого найти можно. Тут же хрен что может храниться!
– Кто б спорил. Только вот прочесывать заманаешься. А знающих людей что-то не попадалось.
– Так ведь и зомби практически нету.
– Это и плохо.
– С чего бы плохо-то?
– Доклад докторши помнишь?
– Помню. И что с того?
– А то. Там, где толпа, морфа не может быть. Там все по маленькому кусочку слопают, потому как больше не достанется, и разве что шустрее станут. Потому где толпа зомбов, нам там легче будет. Без неожиданностей. Вот в таких безлюдных местах морф отожраться может, мама не горюй!
– Да лана тебе волну гнать! Может, этих морфов и не будет вовсе.
– У тебя хомяки в доме жили?
– Ага, дочка выклянчила.
– Твой хомяк мог клетку сломать?
– А он в аквариуме жил. Ну без воды конечно, сухой.
– А, чего тебе втолковывать…
Беседа моих спутников интересна. Морфов мы пока ни одного не видали. Кроме Валентины, да и она видела только крысоморфа и хомякоморфа. Понятно, люди не очень-то и верят. Думают, вероятно, дура-баба нафантазировала с испугу. Но я-то Валентину знаю. Вот чего у нее нет, так это склонности фантазировать. Не удивлюсь, если своему ребенку она на ночь будет читать Большую медицинскую энциклопедию вместо сказок. Потому боюсь представить, что может человекоморф. Он может неплохо бегать, прыгать, лазать по вертикали, устраивать засады и самое плохое – грамотно охотиться… И так-то человек самая хищная обезьяна в мире, а если еще и мутировать будет… Рассказ братца после вскрытия прозектора тоже оптимизма не добавляет. Даже если у покойного прозектора и до смерти была толстенная лобная кость (а в медицине описаны случаи, когда лобную кость пуля не прошибала), все равно два сантиметра – это перебор. Значит, нарастил. За пару суток. И зубы. Откуда взялись сверхкомплектные? Зуб сам по себе сложный орган, развиваться может только из зачатков. Непонятно, в общем…