Андрей Круз - Ветер над островами
Из кухни вскоре вкусно запахло, совершенно неделикатно напомнив о том, что я действительно с утра не ел ничего. Пришлось сидеть и слюну лимонадом запивать. Затем наконец появилась Валентина с подносом, начала сноровисто накрывать стол на одного.
– А вы со мной, за компанию? – спросил я ее.
– С ума сошел? – даже удивилась она. – Ты что думаешь, я до четырех часов голодной бы сидела? Это ты один такой, поскакал к любезной своей, не перекусив. Нельзя так.
– Можно, – возразил я.
– Брюхо болеть будет. Зачем ты ей такой, больной-то?
– Она ветеринар – вылечит, – предположил я.
– Разве только так, – усмехнулась Валентина, расставив тарелки и кувшин. – Садись уже, кавалер, а то последних сил лишишься. А тебе нельзя.
– Благодарствую.
Аглая вернулась, едва я успел себе салата навалить из большой миски. Послышался топот копыт с дороги, скрипнула калитка, пробежал Степан, ну и я подхватился с места.
Как всегда, великолепна и ослепительна. Светлые волосы собраны в слегка растрепанный ветром хвост, белозубая улыбка на загорелом лице, белая рубашка с распахнутым воротом, серые бриджи, высокие рыжие сапоги. В руках увесистый саквояж, который она отстегнула от седла.
– О-о, кто у нас, – протянула она, заметно мне обрадовавшись, к моему вящему восторгу.
– Вот, с визитом к вам, – чуть поклонился я, подхватывая саквояж. – А меня тут уже обедать усадили.
– Меня тоже усадить надо, голодная – жуть, – сказала она.
У Валентины, похоже, все было рассчитано и предусмотрено. На столе тут же второй прибор появился, а наготовила она явно изначально с расчетом на двоих.
– Сколько тебя здесь не было? – спросила Аглая, наблюдая, как я наливаю яркий и пахучий апельсиновый сок. – Почти месяц?
– Меньше трех недель.
– Мне показалось, что дольше, – удивилась она. – Как сходили? Как Вера?
– Вера – умница, со всем справляется, – вполне искренне высказался я. – Поэтому и сходили удачно, если по балансу судить.
– Сейчас опять уходите?
– Да, уходим, – кивнул я, подняв глаза от тарелки. – Сама понимаешь, что без этого нельзя, так надо.
– Знаю, что надо, но… – чуть замялась она. – Ты себя береги там, в общем, хорошо?
– Я себя всегда берегу, – не очень искренне сказал я.
– Да, даже по голове получил так, что памяти лишился, – усмехнулась она. – Извини, нельзя так шутить.
– Да можно, все в порядке, – возразил я. – У меня ничего не болит.
– Ну… у тебя кто-то мог остаться там, откуда ты.
– У меня никого нигде не осталось, – сказал я, посмотрев ей прямо в глаза. – И никого не было. Веришь мне?
Аглая долго смотрела, не отводя глаз, потом, словно что-то вспомнив, медленно кивнула:
– Верю, – но глаз не отвела и дальше.
Пауза немного затянулась, затем она спросила, явно сомневаясь в том, следовало ли это делать:
– Там… не все так просто, да? Я имею в виду… ну как вы с Верой встретились.
– Почему ты так думаешь?
– Она что-то хотела мне сказать, потом передумала. Но немного проболталась. Мы с ней как лучшие подруги, ты ведь знаешь.
– Знаю, – сказал я и добавил: – Все верно, не так там все просто.
– И памяти ты не потерял, – добавила она уже утвердительно.
– Не потерял.
– А в чем секрет тогда?
– Что это за секрет, если его всем рассказывать? – попытался я съехать на шутку.
– Я – не все, – решительно заявила она. – Ты для меня тоже не все, мы встречаемся. Хочешь, чтобы это все… – она кивнула почему-то на стол, словно подразумевая обед, хотя говорила совсем о другом, – продолжалось – будь со мной честен. Пожалуйста.
– Хорошо, – кивнул я. – Только… – Тут я даже не нашелся сразу со словами. Как вот объяснить то, что придется сейчас объяснять?
– Только что?
– Давай сразу условимся, с самого начала: я – не сумасшедший, хорошо?
Я ожидал недоумения, но она лишь чуть-чуть нахмурилась и кивнула:
– Хорошо, мы условились.
– А еще это тайна. Для всех, кроме Веры и теперь тебя.
– Хорошо.
Я подумал немного над вступлением к речи, но в голове ничего путевого не сложилось, мысли путались. Тогда я просто откинул крышку маленького подсумка, висящего на ремне, и вытащил оттуда часы, свой дорогой и модный швейцарский хронометр «Бланпа».
– Знаешь, что это такое? – положил я их перед ней.
– Часы, – сказала она, посмотрев внимательно и покрутив в руке. – Такие, каких я никогда не видела. У нас ничего подобного не делают, как мне кажется.
Я запустил руку в тот же подсумок и достал небольшую карточку с моей фотографией – мои водительские права. И тоже выложил перед ней.
– Что это?
Ее тонкие пальцы с коротко остриженными ногтями покрутили документ, зачем-то постучали его ребром по столу, затем вновь начали крутить.
– Это ты… – сказала Аглая, глядя на фотографию. – С цветом… а это что?
Ее палец перескочил на дату.
– Это год моего рождения, – сказал я. – И город, в котором я родился. Такая вот штука получилась.
* * *Мы все же с Аглаей поцеловались. Один раз всего, зато по-настоящему. А так даже обнять толком не дала, вырвалась. Но когда я пообещал и завтра к вечеру заехать – заметно обрадовалась.
А рассказу моему она поверила. Действительно поверила, я это понял, то есть не сделала вида, что верит, для того чтобы я еще больше не распсиховался. И сумасшедшим не сочла. Даже мобильник мой не понадобилось показывать, а то он у меня все равно дома спрятан. Зато расспросов было – до глубокой ночи засиделись. Она даже остаться ночевать предложила, но, поскольку подразумевалась гостевая комната, что совсем не вдохновляло, я сразу отказался.
– Домой по темноте не страшно будет? – спросила она с подколкой.
– А у меня вот, – похлопал я по револьверу на боку. – Очень помогает. От всего. Даже от акул – я тебе рассказывал.
А вообще домой добрался только благодаря Зорьке, которая дорогу видела. Было новолуние, света совсем мало, шел бы пешком – точно бы ноги посбивал. А вот лошади все равно – кажется, ни разу не запнулась. Кстати, заметил, в чем удовольствие от езды верхом: веселее. Не один ты. С Зорькой даже разговаривать можно, хоть она и не отвечает. Это как с собакой гулять или с кошкой общаться. Вроде и не разговор, но все равно поблизости кто-то живой и к тебе душевно расположенный, а это уже немало. Вот всю обратную дорогу я с кобылой своими мыслями и делился. Мыслями о жизни и возможных радужных перспективах. Зорька кивала и иногда фыркала, так что взаимопонимания мы достигли.
Дальше… а что дальше, дальше вроде как ничего не изменилось, внешне. Но при этом появилось ощущение, что в моих отношениях с Аглаей что-то поменялось к лучшему, словно какой-то барьер убрали. Трудно лгать любимой женщине – не будет от такой лжи удачи. Да и она как-то по-другому стала себя вести, более открыто, наверно, и более доверчиво. Надо ли говорить, что на следующий вечер я вновь поскакал к ней домой, и на следующий, и в пятницу, после того как на «Чайку» были загружены припасы для похода и боекомплект, а по трюму развешаны подвесные койки для ополченцев.
