Роман Глушков - Демон ветра
Какой уж тут сон!..
– Мне надо с вами серьезно поговорить, брат Карлос, – оглядевшись, обратился к Матадору Манфред Флиссинген. – Желательно наедине.
Гонсалес тоже осмотрелся. Поблизости находился лишь пост Ангелов, и никаких Охотников. Надумай Флиссинген сказать Карлосу что-то хорошее, вряд ли ему помешали бы собственные бойцы. Значит, опять предстоит нелицеприятная беседа, неизвестно какая по счету за истекшие сутки.
– Я уже смирился с вашими наглыми методами работы, брат Карлос, – довольно резко начал бельгиец, когда командиры отошли в уединенное место. При слове «наглыми» Матадор поморщился, но возражать не стал – безусловно, гвардеец был прав. – Но ваше присутствие негативно сказывается на отношении Его Наисвятейшества к своей безопасности.
– Вот как? – изобразил недоумение Карлос. Он уже догадался, что так взбесило брата Манфреда. Но пускаться в оправдания Охотник не хотел, поэтому выбрал для защиты от нападок Флиссингена непробиваемый заслон усталого непонимания. – В чем же это выражается?
– Вы явно убедили Его Наисвятейшество в том, что с вами ему ничего не угрожает! – без обиняков заявил командир гвардейцев. – Он настолько уверовал в ваше могущество, что стал пренебрегать даже моими рекомендациями!
– Почему вы так решили, брат Манфред? Лично я никогда не просил Его Наисвятейшество отказываться от вашей охраны. Наоборот, я всячески советовал усилить ее. Наверное, он вас в чем-то недопонял.
– При разговоре с Его Наисвятейшеством я всегда выражаюсь предельно ясно, – огрызнулся Флиссинген. – И не далее как вчера я рекомендовал ему не покидать своих апартаментов, пока суета вокруг вашего чернокнижника не уляжется. И что я вижу сегодня? Его Наисвятейшество опять преспокойно гуляет по зимнему саду, а в это время в нескольких шагах от него бравые Охотники готовятся расстрелять в упор вылезшего из дыры убийцу! Да неужели бы раньше такой здравомыслящий человек, каким бесспорно является Его Наисвятейшество…
– Бесспорно, брат Манфред. Полностью с вами согласен. Его Наисвятейшество – на редкость здравомыслящий человек.
– Да… Вот… Не перебивайте меня!…Неужели он проявил бы подобное безрассудство, если бы знал, что его жизнь под угрозой? В чем же тогда причина, как не ваша гипертрофированная уверенность в своем могуществе?
– Поверьте, брат Манфред, Его Наисвятейшеству и вправду нечего опасаться, ведь его оберегают такие отличные ребята, как мы с вами, – с едва заметной улыбкой вымолвил Карлос. – На сегодняшний день оранжерея – одно из самых безопасных мест дворца.
– Как может быть безопасным огромное, засаженное растениями помещение, имеющее несколько выходов? – не согласился бельгиец. – Даже я не могу гарантировать, что сумею полностью обезопасить подобную территорию.
– Тем не менее, это так, – настаивал Гонсалес. – Вы же осознаете, насколько важны для самочувствия Его Наисвятейшества ежевечерние прогулки в саду. Я тоже осознаю, поэтому обезопасил оранжерею в первую очередь. Перестаньте терзаться сомнениями, брат Манфред, а сосредоточьтесь лучше на ваших непосредственных обязанностях. Следите за парадными входами: я не исключаю, что помешанный на геройской смерти Морильо впадет в отчаяние и рванет в лобовую атаку. Оплошаете – прольется много крови.
– Не переживайте, мои ребята не хуже ваших знают свое дело, – буркнул Флиссинген. – Узкоглазому не приблизиться ко дворцу и на сто шагов. И все-таки насчет оранжереи… Вы меня не убедили. Я намерен еще раз побеседовать с Его Наисвятейшеством на эту тему. Клянусь, что сегодня я заставлю его прислушаться к моим советам.
– Ваше право, – развел руками Матадор, после чего поинтересовался: – Вы уже просмотрели вечерние сводки происшествий?
– Само собой, – смерив Охотника презрительным взглядом, хмыкнул гвардеец. – В отличие от вас, я делаю это регулярно и вовремя, что и вам рекомендую.
– Ваша правда. Не отрицаю – запамятовал, – пошел на примирение Карлос. – Непременно запомню ваш дельный совет… Ну и как, было в округе что-нибудь примечательное? Морильо прячется в трущобах, возможно, успел прирезать кого или ограбить. Почерк у него заметный: бьет ножом уверенно и наверняка – горло, сердце…
– Сегодня лишь пьяные драки да несколько случаев хулиганства, – ответил Защитник Веры. – Одно хулиганство вообще из ряда вон: кто-то бросил зажигательную бутылку с бензином возле площади Cвятого Петра и скрылся. Никто не пострадал, но паника была… Совсем народ распоясался, никого, мерзавцы, не боятся.
– Это верно…
Карлос Гонсалес вернулся в оранжерею, вполуха выслушал доклад поставленного при входе бойца, кивнул и посмотрел на главную аллею. Редкие фонари в густой листве не справлялись с воцарившимся там полумраком. Сквозь оранжерейный купол просматривались звезды, показавшиеся Матадору необычайно крупными; видимо, в этом следовало винить линзоподобные купольные стекла. Огромные звезды тревожно пульсировали на ночном небосклоне, своим холодным светом вызвав у Охотника прилив тревоги. Что-то происходило, и он чувствовал это едва ли не загривком. Невероятное дело: дворец кишмя кишел вооруженными до зубов людьми, а Карлос Гонсалес, бесстрашный Матадор, боялся! И хоть ветра в оранжерее не было, окружающие командира джунгли зловеще двигались во мраке, словно представляли собой не деревья, а большое неповоротливое существо, испуганно шевелившее тысячами зеленых щупалец. Существо в этот вечер тоже чего-то страшилось – это чуяли даже оранжерейные птицы, чье щебетание смолкло, будто все они враз выпорхнули из божественной идиллии зимнего сада.
Матадор помотал головой, стараясь прогнать стойкое и от этого вдвойне жуткое видение. Почти удалось: звезды, правда, так и продолжали мерцать, но заросли, по крайней мере, опять превратились в обычные деревья.
Или это адское зеленое существо просто притихло и затаилось? Дьявольское наваждение в преддверии еще одной ночи тревожного ожидания…
Согбенная фигура Пророка медленно брела к противоположному концу аллеи. Его Наисвятейшество пребывал в глубокой задумчивости, понуро глядел под ноги, демонстрируя Карлосу лишь сутулую спину. Сегодня на Пророке был надет скромный балахон с капюшоном, обычно носимый во время поста, а в руках его виднелось неизменное Святое Писание. Натянутый на голову капюшон, очевидно, помогал Пророку отрешиться от мира и сосредоточиться на собственных мыслях. Невеселых мыслях. Глас Господень также испытывал страх – несмотря на свой божественный статус, он являлся обычным человеком, мечтающим о покое и безмятежности. Карлос упорно не верил в демоническую сущность Морильо. Однако что-то дьявольское в том несомненно было, ибо он удосужился напугать не набожного впечатлительного крестьянина, а самого Пророка, выше которого стоял только всемогущий Господь.
Матадор намеревался встретиться лицом к лицу с человеком, наполнившим ужасом сию обитель, откуда бы тот ни появился. Пусть даже с неба. Карлос полагал, что готов и к этому…
Сверкающий днем подобно солнцу, ночью оранжерейный купол выглядел мутным, словно глаз дохлой рыбы. Звезды отражались в нем тусклыми бликами, а сквозь стекло просматривались фонари, что освещали аллеи зимнего сада. Впрочем, Сото в оранжерею не глядел. Карателя больше волновало, выдержит ли при посадке его вес толстое стекло купола. Было бы предпочтительнее посадить Летягу на дворцовую крышу, но по ней расхаживала охрана, а вступать в схватку раньше срока Мара не хотел. При посадке на купол он уходил из вражеского поля зрения – рассмотреть с крыши то, что творилось на вершине десятиметрового купола было нельзя. Прожектора обшаривали лишь прилегающую к дворцу территорию и реку, поэтому засечь «демона» в воздухе Ангелы-Хранители могли по чистой случайности. Оставалось только не наделать лишнего шума.
Сото пересек воздушное пространство над дворцом со стороны Тибра. Внизу, у зубчатого парапета крыши, он разглядел часовых, несущих вахту возле прожекторов. Яркие лучи медленно двигались по серой глади реки, а управляющие прожекторами гвардейцы тщательно обозревали каждый метр периметра. Поиск злоумышленника велся вовсе не там, где требовалось.
Погрешность при посадке вышла незначительной – Сото приземлил аппарат не на верхушку купола, а чуть ниже. Прежде чем закрепиться, карателю пришлось совершить по инерции несколько скачков по стеклянным пролетам. Стекло загремело под ногами, завибрировало, готовое вот-вот покрыться трещинами и со звоном осыпаться вниз… Мара остановился и замер на месте, с содроганием ожидая хруста и последующего падения в неизвестность. Падения, рассчитывать в котором на помощь Летяги уже не приходилось…
Обошлось. Купольное стекло оказалось на редкость прочным, такое, пожалуй, и молотком не расколешь. Сото несколько секунд постоял в неподвижности, приводя в порядок дыхание и нервы: после посадки ему всегда требовалась короткая успокаивающая пауза. В том, что ты снова умудрился перехитрить безжалостную стихию и выжить, было что-то от нового рождения. В такие моменты Мара всегда хотелось вопить во все горло, однако еще ни разу он не осуществил это безумное желание. Да и не особо раскричишься по ночам, а на крышах домов будущих жертв и подавно.
