Николай Берг - Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов
– Борщ… Что вы знаете о борще, бледные люди, живущие под унылым и блеклым небом скудного севера? Это первое блюдо красного цвета, испорченное уксусом, вот что вы знаете! Вы думаете, борщ – это прибрел с работы, сел и задумчиво внедрил в себя под пономарение теленовостей, не отвлекаясь на вкус и запах, полезный набор корнеплодов и аминокислот? Мне жалко вас, но я вам завидую, потому что открытие борща у вас впереди! Чтобы понять, что такое борщ, надо ехать на Украину, на Кубань или в Ставрополье – в город с говорящим за себя именем Изобильный! Надо ехать в место, где воткнутая в землю лопата, если забыть ее на три дня, уже не может быть вынута, а только окучена и привита чем-то полезным, ибо уже укоренилась и выгнала из себя нахальные побеги. Есть его надо вечером. Ну да, ужин отдай врагу. И это правильно, потому что, отдав врагу правильный борщ, ты сделаешь его другом, если он разделит его с собой. Или, если не разделит, осознание потери наполнит тебя священной яростью, и тогда уже все, борьба до полной победы и окончательной гибели мерзавца этого, ибо человек, борющийся за борщ, проиграть не может! Ибо борется он за святое и правое дело, самое святое после матери, детей, родины, хлеба и любимой женщины. Так вот, вечер. И не где-нибудь… В садочке, под деревьями… Жара ушла, но недалеко. Омыты в летнем садовом душе пот и усталость, ноги приятно гудят, и есть в такой душегубке ну совершенно нет желания. Ну так, взвара холодненького из погреба из запотевшего кувшина…
– Кхм, – внятно сказал Бурш.
– Ну черт с вами, из холодильника, врать-то чего. А общество собирается за столом, вся семья, чаянные и нечаянные гости. И затеплился вечерний добрый разговор, и разгорается потихоньку. А хозяйка хлопочет, и непонятно, когда она успевает (говоря со всеми), как по волшебству покрыть стол тарелками. Зелень… Эх, лучок зеленый! Укропчик со своей грядки, весь в каплях, собственно, вот прямо при нас его сорвали, помыли в уличном древнем рукомойнике, а он еще не понял, что его сорвали, и пахнет по-вечернему сильно и слюноотделительно… Помидорки духовитые до головокружения, царапучие микробные огурцы и прочая зеленая мелочь. А поверх листьев салата молодой чеснок, и кто сказал, что он помешает целоваться? Нам не помешает, мы все его хрумкнем, ибо без него неможно куснуть во-о-н то сало розовенькое.
Все сидевшие и стоявшие как по команде внимательно посмотрели на принесенное Енотом сало, развратно и вызывающе разлегшееся на своем почетном месте среди других разносолов. Баюн-рассказчик тоже взглянул и вдохновенно продолжил:
– Впрочем, про сало мы ведь уже знаем, поэтому бог с ним, с салом, оно рядом с не менее достойным – с салом копченым, да колбаской домашней, кровяночкой, да и другой. Ну ту уж и без чеснока можно, там и своего хватит. Я сказал, кроме взвара, ничего не надо? Тут я погорячился. Я же не видел эту домашнюю буженину, кокетничающую яркими пятнами морковного камуфляжа. Какой еще взвар, тут слюни надо успеть сглотнуть, а то поперхнешься, благословляя всю эту красоту и благодать божью! И вот в симфонию запаха всепобеждающе вторгся запах икры из синеньких – хозяйка только что спасла их из духовки для нас… Нет, устоять положительно невозможно, рука сама тянется ложкой за этим восторгом, присыпанным зеленью, и зачерпывает ее, и поверх ломтя хлеба, душистого свежего хлеба, мягкого настолько, что только черт и знает, как ты ухитрился его намазать сливочным маслом, плачущим от разлуки с базаром, где его купили… А главное – когда? Ведь беседа все течет неторопливо, и не отвлекался вроде, а – вот он, всему голова, ждет уж, подготовленный, в свои объятия икру. И – да, что ж, конечно, и рюмочку, но лучше не спешить, не надо! Во-во-во-во, вот теперь, и именно этого, а то в прошлый раз до вишневки дело не дошло, так простить себе не мог, я ж ее знаю, эту вишневку, это чудо что такое. Кто? Что? Да кто вам сказал, что вишневка не годится сюда? Да плюньте тому в очи, это он у вас ее отнять хотел, а мы – нет, льем щедрой рукой. Кушайте, кушайте!
Ну как? Теплой сладкой радостью крадется в вас вишневый хмель, не так, как свирепый восторг самогона, нет! Коварно, но неуклонно, как решившая вас завоевать красавица-хохлушка с тугим, но не дряблым телом. И не заметил, а ты уж весь ее… Ну и как вам сочетание? То-то же! И заботы уходят, и день по счету сдает небо месяцу… Но это только увертюра. Вот они, литавры главного действа – зазвенела крышка пятилитровой (чтоб всем хватило с добавкой) кастрюли. И аромат… И нечто… Отчего он красный такой? От природного помидора? От буряка? От перца красного? Ибо борщ должен быть в меру, но острым, а мера у каждого своя, и желающим еще стручок прямо в глубокую миску… Какие тарелки? Вы что, не уважаете хозяйку и себя?.. И вот во рту – вулкан и полифония вкусов, один другого краше. А ложку можно воткнуть торчком. А сметана все это соединяет в одну симфонию. И повисает ожидание чего-то незавершенного. Ну конечно, теперь вот рюмку холодного самогона или казенки, но об этом тоже уже было… И – чесночную пампушечку. Эх! Хорошо-то как, Господи! И не объяснить, как все воспаряет! А рецептов у каждой хозяйки – с дюжину: и с фасолью, и с болгарским перчиком, и так, и сяк, и даже постный с грибами. Но к черту пост сейчас, какой еще постный, когда ждет нас костяка в этом океане, не жалкий островок, не микроб мясной, а – КОСТЯКА! Тут уж у каждого свой вкус и манер – кому ребрышки подавай, нежные, все из хрящиков, а кому – мозговой оковалок. Что? О чем вы? Не надо манерничать, топыря мизинец, здесь все свои. Если и не были до борща своими, то теперь он всех сотворил побратимами! Плюньте вы на это излишнее соблюдение политеса, нож там с вилкой… Во-во-во, в руку взяли и вгрызлись с хрустом в нежные хрящики и мясо, сочное, мягкое, впитавшее в себя весь невозможный и вожделенный аромат чуда по имени борщ. Такое невозможно под соусом или еще как, только из борща! Это какая уже рюмка? Да бес его знает, хмеля нет, только блаженная истома… И теперь главное – правильно завершить вечер, веселый разговор еще не стих, и сама собой вдруг полилась-поплыла могучая и богатая, как борщ, украинская песня… Чудо что за вечер, чудо что за суспильство!
Грубый Вовка прервал гипнотического воздействия монолог, сказав по привычке своей лаконично и прозаично:
– Альба! Ну ты и гад. Тут еще сутки на работе отмолотил, слюна вожжой. А он про борщ… ХОЧУ БОРЩ, а нету.
– Да что вы? Мы же не знали, что супчик нужен. Думали, этого хватит, – приняла за чистую монету Вовкино хамство (или так по-мужски весомо оформленную похвалу «Песни о Борще»?) супруга Ильяса.
– Куда уж тут борщ, и так стол хорош, хотя сказано было пышно и знатно, – отозвался майор.
– Вишневку? И закусить бужениной и заесть борщом, да с чесноком? – несколько картинно удивился Бурш. – Месье понимает толк в… изощрениях. А уж про то, чтобы потом еще запить самогоном, уже нет слофф… Видел я человека, который ел котлеты, посыпанные сахаром, но такого полифонического гурманства…
Здоровяк косо посмотрел на критикана и перчатку поднял:
– Нет слов – и не надо. Тем более буженину никто вишневкой не запивает. Ну-тко, учтите. Она идет за икрой из синеньких, и всего одна рюмка. Дед мой так любил, а я, когда вырос, тоже попробовал – и понравилось. Но тут момент… Икра такая, что после нее драконом дышать можно, острая, шо мама не горюй, готовится из томленных в духовке или просто на плите баклажан. Так только бабуля умела, чего она туда еще добавляла – бог весть. Но страшно вкусно и страшно остро, и вот именно этот взрыв потом гасился рюмочкой наливки, но не больше. Как-то так выходило, что острое и сладкое очень даже себе сочетались, не противореча ни друг другу, ни дальнейшему. А борщ с пампушками чесночными – это классика, и без рюмки это только полборща. А за критиканство и неверие я ничего не скажу дальше про вареники после борща (с картошкой и шкварками и жареным луком на любителя, и с капустой – тоже, но вот с творогом, с клубникой и ой, мама моя, держите меня семеро, шесть не удержат, с вишней).
Бурш воспринял сказанное и ринулся в ожесточенную полемику. Я и раньше подозревал, что у него южные корни, и видать, здоровяк тоже оттуда. А уж южане, тем более с Украины, и спорить горазды, и упрямы чертовски. И мой коллега наглядно это показал.
– А недобитые буржуи не портили вкус острой баклажанной икры вишневкой, а эту вишневку или ликер вкушали на десерт опосля всего. Можно даже с кофием. Так и было принято. Вот это вполне, и вкусы не сменяются во рту таким калейдоскопом… Пусть так изощряются иностранцы, лопающие вишневый суп с молодым картофелем или сладкие пирожки со свиным салом…
– И при чем тут буржуи? – удивился Вовка.
– А буржуи были для примера… – невозмутимо ответствовал Бурш.
– Все остались в тягостном недоумении: дык как положено-то? И ведь беда какая – бо оба в южной кухне толк понимают, а к косинусу не пришли. И на себе не проверишь – нет ни икры, ни вишневки… – встрял я.