Джефферсон Свайкеффер - Призрак войны
Фигура продолжала быстро двигаться. На ней не было волос, не было сосков. Кожа была серой и блестящей.
“Пришелец из космоса?” – Баск направил оружие на странную фигуру.
– Это закрытая зона, – сказал Уил shy;кокс, что прозвучало крайне глупо. Бегущая фигура была в двухстах ярдах.
– Стой, стрелять буду, провалиться мне на этом месте.
Баск мрачно улыбнулся. Стрелять они могли лишь в случае нарушения территории при малейшем повреждении.
Уилкокс поднял винтовку и выстрелил в воздух.
Бегущая фигура вытянула руку.
Уилкокс растаял. Баск увидел это краешком глаза. Ему показалось, что фиолетовое пламя объяло Уилкокса, но он не был уверен. Это была мгновенная смерть. Уил shy;кокс погиб, не успев даже подумать. Его клетчатка взорвалась изнутри, бледная плоть обратилась в красную и поглотилась жадным песком.
В отношении самообороны приказы были жесткими. Баск встал на колено, поднял винтовку и разрядил ее в грудь фигуры.
Человек остановился, затем пошел на Баска.
Баск нахмурился. Его тело, казалось, сотрясают удары собственного сердца. Он приготовился использовать винтовку врукопашную.
Человек вплотную подошел к Баску и взял ее у него из рук.
Баск пытался оказать сопротивление, пытался ударить человека в лицо. Глаза человека отливали свинцом, как и его кожа. Он взглянул на Баска и положил ладонь на плечо солдата. Баск пытался двигаться, но не мог, он был парализован.
Песок смягчил его падение, но под левое колено попал острый осколок камня. Он лежал навзничь с закрытыми глазами, безразлично ощущая жар от солнца. Он слышал шаги человека в направлении испытательного полигона. Солнечный свет падал на закрытые веки Баска. Ему хотелось заснуть, забыть про смерть Уилкокса, про этого невероятного человека, вставшего между ними.
Как будто издалека, он услышал, что человек разъял заграждение.
Шло время. Баск пытался уследить за ним.
Затем земля задрожала, и он узнал, который час: испытания не остановили, а следовало бы. Этот человек или чудовище – кто бы он ни был – неукротимо стремился попасть поближе. В вышине Баск услышал кружение самолета. Ему послышался вой сирены, но он знал, что центр управления полигоном был далеко. Он ждал. Солнце спускалось.
“Глупцы, – бессвязно подумал Баск, – они скоро подойдут, а я не могу пошевелить мускулом”.
Послышались шаги по песку. Рука сграбастала его за одежду впереди и подняла. Чудовище вернулось. Оно грубо положило Баска себе на плечо. Глаза Баска оставались закрытыми. Человек побежал с той же невообразимой скоростью – сто шагов в минуту. Его плечо было горячим, неестественно горячим, будто сделанным из подогреваемого металла.
“О Боже! Он, возможно, ко всему прочему и радиоактивен!” – застонал про себя Баск. Он почувствовал дым, не зная, идет ли он от его рубашки или от тела.
Скоро он потерял сознание.
***
Расчет времени у Омикрона был точ shy;ным. Скребя руками, он проделал туннель вниз через стальной грунт к испытательной камере, где в ожидании взрыва находилось ядерное оружие в сорок восемь килотонн. Огненный шар должны были сдержать скалы толщиной почти в четверть мили, а Омикрон проделал выход для газов, которые теперь могли пройти через него. Жаждавший энергии, он вдыхал ядерный огонь, поглощая энергию кожей.
Дозаправившись, он вернулся тем же путем, что пришел. На пути небольшая человеческая фигура пробудила его любопытство. Он взял ее и потащил, как чело shy;век подбирает странные изделия из металла, не преследуя никакой определенной цели.
***
Баск пришел в себя на мокром полу пещеры. Его глаза натолкнулись на кромешную тьму ночи, а может быть – могилы. В пустыне был вечер.
Существо, взявшее его в плен, стояло перед ним.
– Боже, – пробормотал Баск. Как он и ожидал, человек этот был высок и мо shy;гуч. Его кожа испускала свечение неприятного холодного оттенка. Его тело было по-прежнему горячим.
– Боже, – сказал этот человек, почти в совершенстве подражая Баску. К удивлению Баска, это же слово “Боже” повторило радио, все еще находившееся на бедре Баска.
Осторожно Баск поднялся на ноги. Он осмотрелся, пытаясь разглядеть детали при помощи света, излучаемого его пленителем. Пещера была просторной, возможно, размещалась высоко в горах. Он не сможет выкарабкаться отсюда с этим монстром, наблюдающим за ним.
Баск тряхнул головой, указал пальцем на себя и тихо сказал:
– Баск.
Чудовище сделало аналогичный жест и произнесло:
– Омикрон.
Голос был жестким и невыразительным, он опять повторился по радио.
“Радио!” – подумал Баск.
Он схватил его и переключил на передачу:
– Майский день! Майский день! Всем постам! Это рядовой Баск. Всем постам! Помогите! – Ответа не последовало.
– Омикрон, – повторил громче захвативший Баска монстр. Он сказал это сердито, как будто раздраженный радиоголосом Баска в своей голове. Баск широко раскрыл глаза. Голос странным образом раздваивался, исходя сразу и от чудовища, и из радиоприемника. Другого радиообмена не было. Похититель Баска был одновременно и передатчиком, и приемни shy;ком.
Баск вытянул руку, выставив ладонь вперед, чувствуя тепло, излучаемое кожей Омикрона. Вероятно, это было нечто большее, чем просто тепло. Баск понял. “Он был там и подставил себя взрыву! Я узнаю свою дозу, наверное, когда у меня начнут выпадать волосы”.
Омикрон вытянул свою руку ладонью вперед. Баск осторожно коснулся ее. Его обожгло, но не сильно. По определению Баска это было от двухсот до трехсот гра shy;дусов.
Начиная с очевидных имен существительных – человек, скала, свет, тьма, – Омикрон прошел первый урок языка.
ГЛАВА 6
Музей природы и античности Квентина Кори располагал двумя наиболее интересными предметами античности – куратором музея Мадлен Ленуар Шенк и хранителем музея Грантом Александером. Хотя они были персоналом музея, а не его экспонатами – во всяком случае по своей сути, – эти два интеллигентных человека пожилого возраста служили тонким напоминанием об ушедшей эпохе. Их жизнь была цивилизованной, но и кровавой. Была война, в которой начали применяться отравляющие газы и которая началась с официального заявления Германии к Бельгии о разрешении на вторжение. Мадлен находила удовольствие в напоминании людям об этом в надежде продемонстрировать невинность, потерянную невинность, беззаботность и всеобщее убожество, начавшееся вскоре.
– Им пора называть нас своим “потерянным поколением”, – однажды сказала она на своем ломаном английском. – Я потеряна? Черт побери! В Сан-Антонио, Соединенные Штаты Америки, за столом, с пером в руках. Не потеряна.
Снаружи жара постоянно нарастала, в толстых каменных стенах музея температура оставалась прохладной – шестьдесят два по Фаренгейту. Здание, официально закрытое, стояло темным, лишь один-единственный тусклый кружок света пробивался с высокого потолка. Три рода звуков можно было услышать из помещения: во-первых, шлепки швабры Гранта по гладким плитам пола; во вторых, слабый шелест страниц, когда Мадлен делала пометки в своих журналах; в-третьих, мягкий зуммер электронной сигнализации.
Кабинет Мадлен был всего лишь нишей главного выставочного этажа музея. За шкафами экспозиции нашлось немного места для столика, для ее кресла-каталки и еще немного пространства. Большая часть ее личных вещей помещалась в высоком застекленном шкафчике. Корзина для бумаг была пуста и чиста.
– Мадди? – голос Гранта, хотя и ослабленный старостью, содержал ворчливые настойчивые нотки.
– Чего ты от меня хочешь? – спросила Мадлен, не поднимая головы. Ее голос ласкал слух вопреки убийственному акценту. Она сгорбилась в старой трехколесной каталке, которую она предпочитала из всех.
– Когда этот парень заставит замолчать свое оборудование? Я не доверяю этому зуммеру.
– Это напоминает тебе что-то? – Мадлен отложила перо и повернула кресло. За толстыми стеклами очков ее глаза были бодрыми и вызывающими.
– Танганьика, тысяча девятьсот одиннадцатый, – выпрямился Грант с поднятой шваброй. – Насекомые производили точно такой же шум. – Он сузил глаза. – Этакий повторяющийся шумок, на который легко не обращать внимания. Мы жили при нем, спали при нем. Однажды он прекратился… – Он взял швабру как ружье и прицелился. – Какой отъявленный плут этот гиппопотам! Обезумевший самец в брачный сезон. Пришлось потрудиться всем троим: Фентону с его карабином, Декстеру – с малокалиберной и мне с моим семьдесят пятым.
Мадлен улыбнулась ему:
– Это было в экспедиции на озеро Рукву или на озеро Викторию?
– Экспедиция, – поправил он слово, произнесенное как экспозиция. – Озеро Руква. Никогда не забуду…
Печальный зуммер электронной сигнализации внезапно затих. Грант закружился, прицелился шваброй, изобразив на лице отчаянную кровожадность.
