Эдмонд Гамильтон - Дочь Тора
В неистовстве, он отшвырнул обременяющий его щит и шлем. Без головного убора и с темной яростью на лице, он бросился на немца.
— Чужеземец неистов! — возвысился вопль из наблюдающей толпы сонма богов.
Фаллон едва слышал это. Он видел Хейзинга через красные туманы. Лицо немца стало пораженным. Он отскочил от сумасшедшего нападения.
Никакой теперь защиты или ученого фехтования! Фаллон был охвачен гневом, чтобы убить. И разъяренные размахи его меча слились в непредсказуемом нападении, против которого Хейзинг не имел никакой непосредственной защиты.
Конвульсивная сила его ударов отбила лезвие нациста. Когда Хейзинг зашатался, Фаллон хлестнул в отчаянии снова. Немец попробовал поднять щит, который поймал первый удар меча американца, но меч отклонил его и ударил в бок Хейзинга.
Нацист зашатался, опуская меч, и затем тяжело упал. Его шлем ударился о каменный пол со звучным лязгом.
— Чужеземное неистовство победило! — вскричал недоверчиво Хеймдалл.
Тиалфи выбежал, его угрюмое лицо стало разъяренным:
— Чужестранец дрался нечестно!
Одни голоса отклонили утверждение Тиалфи, но другие голоса поддержали его.
Шум в залитом факельным светом зале Валгаллы был громким.
Тиалфи обратился к Бринхилд.
— Позволь поединку продолжиться снова, когда рана немца будет излечена!
Фаллон оперся на свой кровавый меч, ловя ртом воздух. Красные туманы раздирали его мозг. Бринхилд, Тир и весь сонм богов уставились теперь на него с озадаченным уважением.
Сейчас они знали, что он никакой не трус, думал он с мрачным удовлетворением.
Они думали, что он «неистов», поскольку больше всего боятся воина-викинга, который отшвыривает свою броню, когда охвачен безумием крови в сражении.
Бринхилд подняла властно руку ко все еще настоятельному спору о справедливости триумфа Фаллона.
— Я не видела немецкого промаха, кузен Тиалфи, — произнесла она коротко. — Но поскольку Вы это утверждаете, то ему будет предоставлен шанс повторить поединок, когда он станет пригодным снова для борьбы.
Фаллон, стоя немного ослабленным от потери крови из раны, никак не возражая на то решение.
— Все в порядке, — сказал он Хелверсону, который подбежал к нему с тревогой.
— Хейзинг будет неспособен воплотить свою схему, пока не выздоровеет, и это даст нам время, чтобы изобрести способ обойти его.
Но вскоре он обнаружил, что в его расчет не входили фантастические возможности, которыми обладала Бринхилд.
Дочь Тора спустилась с возвышения к нему. Новое, озадаченное уважение было сильно в ней, когда она заговорила.
— Чужеземец, я очень скоро излечу ваши раны, — обратилась она к нему. — Я теперь вижу, что мы недооценивали Вас. Пошлите со мной.
— И немец? — вставил реплику Тиалфи.
Бринхилд кивнула золотой головой.
— Он тоже. Понесите его, Тир.
Она обратилась своим ясным голосом к толпе сонма богов толпа.
— Сейчас мы не сможем держать совет, вожди. Это должно подождать до завтра.
Бринхилд направилась через занавешенный дверной проем около трона. Белая рысь мягко передвигалась в стороне. Фаллон неустойчиво последовал за ней, а Тир шел за ними, неся бессознательного нациста.
Фаллон оказался с дочерью Тора в залитом светом каменном коридоре, ведущем к тыльной стороне замка Валгаллы. Он закончился тяжелой дверью из массивной бронзы, за которой располагалась спиральная лестница, прорубленная в твердой скале утеса.
— Куда мы идем? — спросил с сомнением Фаллон, когда они вошли в темноту лестницы.
— Чтобы излечить ваши раны, — ответила нетерпеливо Бринхилд. — У меня есть власть сделать так. Пошли!
Она схватила его запястье, ведя по скручивающимся скалам. Это был первый раз, когда Фаллон испытал контакт с ней. Это оказалось волнующим, как будто слабый удар током прошел через него, как если бы жизнь и энергия потекли в него от этого контакта.
И тонкое белое тело Бринхилд светилось в темноте с тем тусклым блеском, который был едва примечательным в освещенном зале. Это заставило казаться ее более устрашающей, нечеловеческой — и все же теплое покалывание сжимающих ее пальцев были далеки от этого.
Рысь зарычала из темноты выше них, и Бринхилд мягко рассмеялась мягко.
— Инро ревнует к Вам, чужеземец.
Фаллон почувствовал странный, стучащий пульс. Он услышал смех Тира позади, когда тот поднимался со своей бессознательной ношей.
Они поднялись выше, внутри утеса. Фаллон расценил приблизительно, что они должны оказаться около его вершины. Тусклый шум ветров донесся в его уши с высоты, и порывистые потоки замороженного воздуха окатили его лицо.
Внезапно они появились в темноте и холоде проталкивающихся ветров. Фаллон резко остановился, на мгновение потрясенный головокружением от опасности их ситуации.
Они очутились на маленькой, плоской платформе, высеченной из твердой скалы на самом пике высокого утеса. Она была только дюжину футов поперек, и полностью открытой для ветров. Далеко-далеко внизу мерцали залитые светом окна замка Валгаллы. Сверху раскинулся унылый черный навес ночи неба волшебной долины.
Над твердой поверхностью скалы балансировала массивная серебряная платформа девяти футов в диаметре, с вырезанными странными руническими символами. Она загадочно висела в воздушном пространстве. Двигаясь с бесстрашной легкостью, Бринхилд завела его внутрь этого странного круга.
— Поместите сюда немца, Тир, — предложила она, и старый бог повиновался, опустив бессознательного нациста в серебряный рунический круг.
Затем Тир торопливо отступил, выйдя из круга. Он пробормотал:
— Я буду ждать внизу, на ступенях. Я не желаю видеть, как работает ваше целебное волшебство, племянница Бринхилд.
Фаллон закачался на ногах, частично от головокружения сомнительной ситуации, частично от ран, которые медленно иссушали его силы. Бринхилд странно тронула его, и снова покалывающая сила потекла в него от контакта.
Под ее руководством он разделся и стоял с голым, запачканным кровью торсом, дрожа от замораживающего ветра. Он также снял с Хейзинга куртку, обнажая глубокую рану на боку бессознательного немца. Белая рысь отступила к ступеням, тревожно рыча.
— Теперь стойте близко возле меня, чужеземец, и не выходите из рунного круга, ради вашей жизни, — предупредила Бринхилд. — Силы, которые я собираюсь вызвать, действуют стремительно, но они могут также стремительно и убить.
Оказавшись вне круга, дочь Тора подняла свои голые белые руки к вечернему небу. Ее синего цвета глаза сияли как бриллианты через поток бледных золотых волос, обдуваемых ветром.
И странный блеск, который исходил из ее тела, превратился в жар. Большие порывы ветра внезапно стали проталкиваться неистово, воя в ушах, как если бы стремились оторвать их от высокого утеса.
Холодная ночь внезапно загудела повышающимися штормовыми голосами. Фаллон почувствовал дрожь, не полностью происходящую от холода.
Звонкий серебряный смех Бринхилд зазвенел на неистовом ветру. Ее лицо было обращено к зениту, и из кончиков ее пальцев стали исходить крошечные нити света.
Волосы американца стали дыбом на голове. Он ощутил зловещий сбор обширных сил.
Крах! Он зашатался, ошеломленный и ослепленный потрясающей вспышкой молнии, которая нанесла удар вниз, в них. Тот вспыхивающий разряд, казалось, протянулся к рукам Бринхилд, и затем был отклонен к серебряному кольцу.
Другой ужасный разряд последовал за этим, и следующий, и следующий.
Электрический огонь великолепно отсвечивал на серебряном ринге.
Фаллон хрипло закричал девушке. Его голос был тонким и маленьким против раскачивающихся раскатов грома.
— Если та молния ударит в нас…
— Этого не будет, поскольку я — их любимица, — донесся голос Бринхилд. — Но держитесь в пределах кольца!
Сцена сильно воздействовала на сознание американца. Почти непрерывные вспышки молний, ударяющих в кольцо, каждая из которых дико освещала пылающую фигуру Бринхилд; оглушительный гром; вопящие ветра, которые охватывали их с головокружительной высоты.
Электрическое пламя теперь полностью окружило их в медленно возвышающейся стене. Фаллон чувствовал волнующий удар электрических или других сил, которые проникали в каждую ячейку его тела. Его мозг вращался с головокружением.
— Стойте! — предупредила дочь Тора через оглушительный шум. — Это будет всего лишь один момент.
Он оказался больше, чем бесконечная вечность в ошеломленном мозгу Фаллона, когда стоял с девушкой сонма богов и бессознательным немцем в сердце сверкающей, немыслимо мощной сферы электрической силы.
Волнующие покалывания в его теле, были почти невыносимыми. Он посмотрел вниз и увидел, что фиолетовая электрическая щетка терла его собственное тело. Он услышал смех Бринхилд над ударами молний.
