Андрей Белоусов - Мнимые люди
Григорий подвигал плечами избавляясь от захвата жены:
— Заладила, повысь, повысь. Не могу. Все клиенты от меня тогда разбегутся, а машина мне не очень то и нужна. Ну накопим мы на какую-нибудь раздолбанную копейку и возись потом с ней всю оставшуюся жизнь. — Григорий доел борщ, облизнул ложку, положил второе, картофельное пюре с жареным окунем. Расковырял рыбу, чтобы побыстрей остыла и принялся есть. — И чем ей Чёрное море не по нраву, подавай Средиземное, — прогудел муж, набитым ртом. — Радоваться надо, что любимый муж, пригласил жену съездить на море, а наша краля, всё не рада!
Татьяна задохнулась от возмущения. Так вот значит что? Любимый муженёк сделал ей одолжение… Милостиво так предложил назойливой жене съездить на море, а она гадина такая ещё и не довольна. И тут то Татьяна вспомнила про платок, и как же она о нём забыла?
— Так значит, да? — уперев руки в бока сказала супруга. — Это получается, ты мне одолжение сделал? Вот значит как… А я то дура обрадовалась. Подумала совесть у него проснулась, решил поблагодарить жену за годы каторжной жизни, когда я, как чумовая по двум работам бегала, потом искала его по подворотням вдрызг пьяного, приводила его в порядок, возвращала ему человеческий вид, а на следующий день всё начиналось заново, — выпалила Татьяна, вновь берясь за миску с тестом.
— Ну понеслась! Ну извини не так выразился, — поспешил Григорий купировать скандал. — Успокойся. Замнём и не будем больше об этом.
— Нет не всё! — прекращая взбивать тесто, перешла на фальцет Татьяна. — Знаю я почему ты не хочешь накопить на машину и свозить меня в Европу.
— Ну и почему?
— Потому что все деньги тратишь на любовницу свою, а мне гроши приносишь! Я такой беленький и добренький, не хочу обдирать клиентов. Хватит мне лапшу на уши вешать! Весь двор о твоей новой бабе треплет! А я то как дура, не верила! Думала, завидуют тому что Гришка пьяница работать начал и зарабатывать стал сразу поболее некоторых.
— А ты почаще слушай! Они тебе такого наговорят, мама не горюй! Это ж надо бабу какую-то выдумали, а ты и повелась сразу, — укоризненно покачав головой, сказал Григорий.
— Значит выдумали говоришь! А это что? — Татьяна продемонстрировала мужу платок, ткнув им ему в лицо.
— Платок.
— Сама вижу, что платок! Не слепая! — разошлась жена, — откуда он у тебя!
— А это разве мой платок? — удивился Гриша.
— Нет мой! Стала бы я перед тобой своим размахивать, прежде измазав его в помаде. Дубина! Его я нашла в твоём костюме, во внутреннем кармане.
— А лазить по чужим вещам вредно для здоровья. — Погрозил пальцем Григорий. — И вообще, что ты ко мне прицепилась? Дай поесть нормально, — за возмущался он, уйдя от прямого ответа.
— Я КАЖЕТСЯ, ЗАДАЛА ТЕБЕ ВОПРОС? — грозно произнесла жена по буквам.
— Какой вопрос? — прикинулся дурачком Григорий. — Ах это… Да это и не мой платок вовсе. Вспомнил! Его мне Николлета дала, свой я дома забыл. Это когда я облился, когда чай пили, — наивно, по-детски ответил Григорий, не подозревая какой за его словами последует шторм.
Жена аж покраснела от злости:
— Наконец-то я услышала её имя! — злорадно выкрикнула Татьяна. — Николлета значит её зовут. Ути пути.
— Чьё имя, — не понял муж.
— Любовницы твоей, подонок! — заорала Таня. — Я ему тут обед готовлю, угодить стараюсь, жду его с работы — уставшего, измученного, а он оказывается там чаи распивает. Ну и чем вы ещё там занимались с этой Николлетой?
— Ничем мы больше не занимались! — Григорий наконец стал закипать, а то вести ссору, когда один из оппонентов спокоен, как танк, как-то не очень-то удобно. — Просто её муж уехал в командировку. И в это же время у неё прорвало кран, ну она и вызвала меня по старой памяти. Не может же слабая женщина починить кран сама. Ну я и приехал, починил. Ну, а после, она предложила выпить с ней чаю. И чего из-за этого скандал-то раздувать!
— Ну наглец… Ну сволочь! — возмущённо завздыхала супруга. — Прямым текстом мне заявляет! Муж в командировке а я к ней в постель!
— Заткнись! — стуча по столу закричал в ответ супруг. — Навыдумывала тут! Дурь себе в башку втемяшила, дура баба!
— Не заткнусь! — рявкнула жена. — И давно ты с ней спишь? Я так понимаю — это из-за неё ты изменился, стал белым и пушистым, пить бросил, стал работать? И всё это из-за того, чтобы ублажить свою распрекрасную Николлету. А ради меня ты не готов был на такие подвиги.
— Отстань баба! Забодала! — отмахнулся Григорий от жены, как от надоевшей мухи и решил закончить разговор и засобиравшись идти смотреть телевизор.
И Татьяна сорвалась. Как сейчас говорят в народе — у неё сорвало крышу. Она схватила, висевшее на плече, полотенце и принялась с ожесточением дубасить им мужа, приговаривая:
— Падла! Сволочь! Гад!.. — и другая ненормативная лексика вырывалась из её рта. — Я на тебя козла всю жизнь положила! Сука! За что Боже, спрашивается? Сволочь! Убью, дрянь такая! Вон из моей квартиры! И чтоб духу твоего здесь не было! Забудь сюда дорогу, сволота поганая!
Жена дубасила мужа, а он и не пытался даже защищаться. Просто сидел себе наклонив голову, пытаясь из последних сил сохранить самообладание. Такое раньше уже было. Побуянит, побуянит и успокоится. Но в этот раз, он всё-таки не выдержал. Безвольно лежавшие на столе его руки, напряглись. Ладони его, с силой сжались в кулак, так что, аж затрещали сухожилия. Лицо его побледнело, в одночасье став злым и чёрным. Всё его тело затрясло в одночасье от распиравшего его разум, гнева. Григорий из последних сил попытался успокоить заклокотавший в нём вулкан, на секунду закрыл глаза и…
И в этот момент произошёл прорыв. Струна удерживающая его сознание в его собственном теле, лопнула, и новая программа, до этого мирно дремавшая в нём, пробудилась и запустила процесс разрушения старого сознания, путём заменой новым, полностью чуждым человеку.
Прошла секунда и тот кто уже открыл глаза, уже не был Григорием. Лицо нового человека расслабилось, до такой степени, что стало походить на маску мертвеца. Глаз сделались пустыми и ни чего не выражающими, бездушными. Ещё говорят, что глаза — это зеркало души. Так вот в этих глазах, некогда принадлежавших Григорию, эта душа больше не отражалась.
Пробудившись, существо, всего секунду находившееся в прострации, как будто только сейчас заметило разбушевавшуюся фурию, колошматившую своего бывшего мужа кухонным полотенцем. Первой его реакцией был испуг, второй — нападение.
То что раньше было Гришей, метнулось к Татьяне, проявив невероятную скорость и пластику для человека. Женщина ничего даже не успела заметить, как её шею обхватили стальные ладони и принялись душить, ломая ей горло и шею.
Ничего не понимающую Татьяну сначала захлестнул гнев. И раньше её муж поднимал на неё руку, но будучи более тяжелой и физически развитой Татьяна с лёгкостью ставила своего мужика на место. Но каково же, было её изумление, когда она наконец поняла, что не может оторвать от своей шеи стальные руки, прежде инфантильного, супруга.
И на Таню обрушился страх. Страх за собственную жизнь. Женщина теряя последние силы, стала бороться за свою жизнь. И что только она не делала и пыталась опрокинуть мужа на пол всем своим весом и выворачивала ему руки, и вырывалась, стуча руками спятившего мужика куда попало, но тело его, на удивление, оказалось просто твердокаменным, и стоял он подобно несгибаемому столетнему дубу. Ничего не выходит.
Тогда Татьяна в отчаяние попыталась дотянуться до мужниного лица, до его глаз, чтобы выцарапать их, до носа и рта, чтобы разорвать, изуродовать его, вызвать у него болевой шок. Тщетно. Слишком далеко и её маленькие руки не дотягивались до его паскудной морды. Тогда Татьяна в последней надежде на жизнь, перемешенная с отчаянием, собрала оставшиеся силы, так быстро уходящие из её тела и врезала мужа, со всего размаху, по голове. Следующий её удар ногой последовал в промежность. Григорий даже не шелохнулся, стоял словно скала, ни как не реагировав на слабые попытки жены вырваться. Только его чудовищная хватка принялась, с медлительностью гидравлического пресса, методично сдавливать шею, круша мягкие ткани и тонкие позвонки.
Сил бороться у Татьяны больше не оставалось. Её тело истерично требовало глоток свежего воздуха. Сердце гулко стучало в её груди, отдаваясь толчками в голове, а перед красными, выпученными глазами вставали круги и рябь, отдаляя четкость мира от умирающего тела.
— Гриша… Что ты делаешь? Отпусти… Ты же меня убьешь… — прохрипела Татьяна, в лицо мужу. Но супруг остался безучастен к её мольбам. И тогда Татьяна, выдыхая жалкие остатки воздуха из легких, из последних сил в отчаяние прохрипела, зовя на помощь:
— ПОМОГИТЕ… — но её неразборчивый хрип, скорее уж походил не на зов о помощи, а на крик отчаяния.
