Вадим Проскурин - Мифриловый крест
- Значит, этот крест тебе дала святая женщина, - задумчиво проговорил подпоручик Емельянов, которого, как выяснилось, звали Иваном.
- Не знаю, святая она или не святая, - сказал я, - может, она вообще колдунья.
- Нет, - Иван замотал головой, - колдунья могла сотворить любой амулет, но только не в форме креста. Над крестом власть только у святых.
Предмет обсуждения лежал на моей ладони и тринадцать пар глаз не отрывали от него настороженно-заинтересованного взгляда. Только сейчас я понял, что не имею ни малейшего понятия о том, из какого материала изготовлен этот загадочный артефакт. Судя по весу, алюминий, но алюминий давно бы уже покрылся матовой пленкой, а крест ярко сияет в лучах солнца, когда оно пробивается сквозь сгущающиеся тучи. Как бы метель не началась. Какой-нибудь сплав на основе магния? Это можно проверить, если его поджечь, но мне не хочется так делать, потому что при положительном результате проверки крест сгорит. И откуда возьмется магний в чеченском ауле? Может, крест выточен из куска сгоревшего самолета? Пожалуй, это самое вероятное, но все равно непонятно, кто это сделал, ведь единственным христианином в тех краях была та самая святая старуха. Сама она никак не могла изготовить крест, а ни один чеченец ни за что не взялся бы за такую работу. Ладно, пусть остается тайной.
- Ну что, бойцы? - обратился Иван к подчиненным. - Пойдем в приказ али судьбу испытаем?
Стрельцы нестройно загомонили. Кстати, оказывается, я неправильно называл стрельцами всех скопом. Стрельцы - это те, кто с ружьями, да еще их командир. А те, кто с копьями - это копейщики.
Так вот, стрельцы и копейщики нестройно загомонили. Двое седобородых воинов, похожих ухватками на современных прапорщиков, решительно выступили за то, чтобы вернуться и повиниться. Только не совсем повиниться, а рассказать что-то вроде того, что напали создания неведомые с пищалями ужасными, что десять раз подряд одной пулей стреляют, монаха застрелили, и всех остальных, кто убежать не успел, тоже поубивали бы.
- Так тебе дьяки и поверили, - скептически хмыкнул Иван.
- А с чего бы не поверить? - возразил стрелец, похожий на прапорщика. - Вернемся мы не все, я же вижу, что ты с ними уйдешь. Да не делай ты такое лицо, я же все понимаю, сам молодой был. Будь у меня ни кола ни двора, окромя казенной квартиры, я бы тоже не воротился. Только мне внуков растить, сам понимаешь…
Иван глубоко вдохнул и шумно выдохнул, после чего грузно поднялся на ноги, снял шапку и смачно ударил ей оземь. Оказалось, что его густые светлые волосы собраны на затылке в конский хвост.
- Кто со мной? - спросил Иван.
Таковых оказалось семь человек, трое предпочли на судьбу не полагаться. Иван значительно посмотрел на Усмана и сказал:
- Командуй.
Усман задумался, а потом начал говорить.
- Вы, - он ткнул пальцем в троих отказников, - собирайте свое шмотье и проваливайте. Оружие тоже можете взять.
- Пищали… - выдохнул Иван.
- Хрен с ними, - отмахнулся Усман, - нам и двух хватит. Что говорить, поняли?
- Создания неведомые с пищалями ужасающими, - продекламировал седобородый.
- Лучше два рыцаря в пятнистой броне, - предложил молодой востроглазый стрелец лет пятнадцати, - когда поближе подошли, оказалось, что они мертвые и у них в глазах черви копошатся. А потом один замахал руками вот так вот, - он показал, как именно замахал руками мертвый рыцарь, - ударился оземь и превратился в змия крылатого с дыханием смрадным и огнедышащим.
- Вот именно, - согласился Иван. - А еще этот змий напророчил что-то неестественное.
- Нет, - резко сказал Усман, - сказки здесь не пройдут. Если эти самые дьяки в сказку поверят, поднимется такой шухер, что монахи в лесу каждую иголочку перевернут. А если не поверят, только хуже будет. Надо по-другому говорить. Лес, крутой поворот дороги, засада. Два десятка разбойников с луками или там арбалетами. В первые секунды положили половину, остальным пришлось отступать. А потом… или лучше нет, монах сумасшедший на вас напал! Как сказал божье слово…
- Нет, - возразил псевдопрапорщик, - вот тогда монахи точно каждую иголочку в лесу перевернут. Лучше пусть змий, тем паче что в позапрошлом годе летал тут один.
- Как это? - не понял я.
- А вот так. Говорят, в Серпуховской лавре материализация чувственных идей случайно произошла. Монахов там много, только тех, что слово знают, больше сотни наберется. На пасху разговелись, выпили, поехали кататься, файерворк иллюзионный устроили. Никто и не знает, как этот змий у них народился. До осени в наших краях летал, потом, когда холодать стало, говорят, на юг откочевал.
- Хорошо, пусть змий, - согласился Иван. - Давайте, двигайте отсюда, незачем вам слышать, о чем мы говорить будем. Да не поспешайте сверх меры.
После короткого прощания ренегаты удалились. Они выглядели смущенными и опечаленными, но никто не сказал им вслед ни одного обидного слова. Внуки - это святое.
- Ну что, сорвиголовы, - обратился Усман к оставшимся, - давайте, рассказывайте, где тут отсидеться можно, пока метель не началась.
Я взглянул на небо и, действительно, тучи выглядят довольно зловеще. Если начнется метель… нет, с дороги мы не собьемся, дорога проходит через лес, а не через поле, но оказаться в метель вдали от дома более чем неприятно. Сами собой в памяти всплыли слова "день жестянщика" и я мысленно выругался. Какой, к черту, день жестянщика, когда единственный в этих краях автомобиль валяется на боку в густой чаще километрах в тридцати отсюда и никогда больше никуда не поедет.
- А что тут рассказывать? - произнес Иван. - Тут и думать нечего, в Михайловку ехать надо, деда Тимоху брать за вымя, пусть рассказывает, как к Аркашке пробраться.
- К какому такому Аркашке? - не понял Усман.
- Есть тут один барин дикий, Аркадием зовут. Слово знает. Ватага у него, душ, наверное, пятнадцать будет, а если с бабами да детьми считать, то и полсотни наберется. В лесу они живут, а где, никто, кроме Тимохи, и не ведает. Они на большой дороге кормятся, а через Тимоху краденое сбывают. Честно говоря, когда на вас донос пришел, я сначала на Аркашку подумал, опять, думаю, непотребство учудил.
- Значит, решено, - подвел итог Усман. - Вначале в Михайловку, потом к разбойникам. Федька! Разворачивай оглобли, поехали!
13.
Дед Тимофей встретил нас у околицы. Он совсем не выглядел удивленным. Когда наша кавалькада поравнялась с ним, он задумчиво пошамкал губами и проговорил:
- Эх, стрельцы, стрельцы… Не бережет вас начальство, сразу аж семеро в лес собрались. Куда Россия катится? И какой дурак удумал на такое дело стрельцов без монаха посылать?
- Был монах, - ответил я, - не волнуйся, дед, был там монах.
- Неужто пристукнули? - изумился дед. - Сильны божьи воины, ничего не скажешь.
- Он его из пищали, - подал голос Федька, - прямо промеж глаз, аж мозги брызнули!
- Не ври, - вмешался Усман, - ты все дело под телегой просидел, где ж тебе было видеть, у кого как мозги брызнули.
- А вот и не все! - возразил Федька. - Я потом сбегал, посмотрел.
- Врешь ты все, - поддержал я Усмана, - и никуда ты не бегал. Такая пуля мозги не вышибает, она первую кость пробивает, а от второй отражается, выходного отверстия вообще нет.
- Волшебная пуля? - заинтересовался дед. - Ох, хорошо! Теперь понятно, почему у вас пищали такие маленькие. Если пуля волшебная, большая пищаль не нужна. А пистолеты ваши тоже волшебными пулями стреляют?
- Что-то ты, дед, слишком хорошо в военном деле разбираешься для простого крестьянина, - заявил Усман.
- Нешто Ванька вам не рассказал ничего? - удивился дед.
- Рассказал, - признался Иван.
- Тогда чего ж ты шутки шутишь? Вам ведь Аркашка нужен?
- Нужен, - согласился Усман.
- Подождать придется, - дед тревожно взглянул на небо. - Вот снег уляжется, тогда и пойдем. А сейчас и думать нечего, заплутаем в лесу и поминай как звали. Ну что, гости дорогие, размещайтесь, устраивайтесь. Только в палате места только на троих хватит, остальным по избам придется, уж не взыщите. И баню у нас только вчера топили.
- Ничего, дед, - сказал Иван, - не нужна мне твоя баня, я на той неделе мылся уже. Не волнуйся, не обидимся.
14.
Метель длилась три дня, а четвертый день мы ждали, пока снег уляжется. Не понимаю, зачем нужно было ждать этого целый день, но деду виднее.
Дни тянулись медленной тоскливой чередой. Когда снег сыплется с неба сплошной стеной, и даже возвращаясь из отхожего места, трудно не заплутать, совсем не хочется вылезать на улицу без большой нужды, извините за каламбур. А внутри делать нечего. Не то чтобы совсем нечего, крестьяне всегда находят себе дело, женщины то кормят и переодевают детей, то что-то вяжут или вышивают, мужчины с утра до ночи развлекаются починкой лошадиной сбруи, у всех есть дело, кроме почетных гостей. Дед Тимофей взялся организовать наш досуг по высшему разряду, и каждого из почетных гостей постоянно и неотступно сопровождали две-три пригожие девицы. Даже когда кто-то из нас отправлялся в отхожее место, одна девица освещала факелом дорогу, а другая светила другим факелом у дверей, чтобы почетный гость не испытывал затруднений по возвращении. На второй день заточения я понял, что означает русское слово… ну вы поняли, какое. А на третий день это понял и Усман.
