Олег Синицын - Запретная дверь
— Прекратите на меня пялиться! — раздраженно сказал Ильин. В последнее время приличные манеры ушли — как он говорил, «остались в коме».
— Простите.
Альбина смутилась, поспешно отвела взгляд. Андрей сделал вид, что чешет переносицу, хотя на самом деле прикрывал шрам. Ему придется привыкать к окружающим, пялящимся на него как на уродца из кунсткамеры.
— Я много слышала о ваших исследованиях… о вас… Извините, если чем-то обидела. Просто я давно мечтала познакомиться.
— Диагностика по сновидениям теперь не мои исследования, — ответил Андрей с досадой.
Девушка мельком глянула на него. Снова уставилась в пол.
— Нет, ваши, — осторожно возразила она. — Я услышала о них, когда училась на втором курсе. Ваши статьи подтолкнули меня к дополнительным занятиям по психологии и физиологии сна.
На лицо свалилась прядь, девушка убрала ее за ухо с неприметной сережкой.
— Значит, вы — ординатор первого года? — спросил Андрей.
Она кивнула, не сводя глаз с собственных туфель.
— Как работается?
— Нормально. Только не до всего допускают. Иногда приходится выполнять сестринскую работу. Иногда Михаил Маркович скрипит на нас зубами, называя половинками от настоящих врачей…
— Перельман строг с ординаторами.
— Он хороший человек, думающий и понимающий, хотя и комплексующий по поводу семейных отношений… — Андрей удивился, насколько девушка точно охарактеризовала заведующего. — Жаль, у него не всегда находится время, чтобы объяснить некоторые вещи, которые хотелось бы знать, вот… А еще я собираю материалы для Анатолия Федоровича.
— Кривокрасова? — удивился Андрей.
— Да.
Он возвел глаза к потолку и усмехнулся:
— Девушка, вы угодили на плантацию самого крупного рабовладельца.
— Кривокрасов был руководителем моего диплома. Обещал место на кафедре, если я помогу ему с клиническими испытаниями какого-то снотворного.
— Это на него похоже. Знаете его прозвище?
— Нет.
— Аптекарь.
— Правда?
Альбина наконец подняла взгляд — прямой, искренний. Андрею он понравился, такой бывает только у людей с кристальной душой.
— Андре-эйка-а-а-а!!!!!!!
В палату ввалились родители, шумные и радостные. Девушку сдвинули куда-то в угол, и она поспешила убраться из палаты. Андрей только увидел, как шевельнулись ее губы в неслышном прощании.
— Андрюшенька, сынок, родненький, любименький! — тараторила мама. Иногда скорость произносимых ею слов опережала мысли. — Ну как, как, как ты себя чувствуешь?
— Здоров, человечище! — крепко пожал худую ладонь отец, морской офицер в отставке. — Вон как лицо отъел на казенных харчах!
— Кажется, только вчера, мама, ты пригласила меня на юбилей, — произнес Андрей.
Родители сразу погрустнели. Мама взяла его за руку.
— Не было юбилея, Андрюшенька. Сидели возле тебя, уже не чаяли, что снова выпадет случай поговорить. — Из маминых глаз потекли слезы, но она засмеялась. — Мы так счастливы, что ты очнулся!
— Где Анжела? — спросил Андрей.
Отец с матерью странно переглянулись.
— Мы не знаем.
— То есть как?
— Пришла однажды, глянула на тебя и больше не показывалась. Не звонила, не спрашивала. Совсем исчезла. Так что не знаем, где она теперь, сынок…
Андрей отвернулся. Последнее время он часто так делал, когда слезы душили его.
Родители переглянулись.
— Андрюшенька, не переживай так. Главное — ты пришел в себя! Это такая радость, такая радость! Мы уже не чаяли… — Мама снова залилась слезами. На этот раз без смеха.
— Скоро лето начнется, — неловко произнес отец. — Выедем на дачку. Отдохнешь там. Солнце, травка, лесок. Здоровьица наберешь!
— Я не хочу отдыхать, — раздраженно ответил Андрей. — Наотдыхался. Восемь месяцев. Многое изменилось за это время. Я сказал — многое? Все изменилось! Работа, личная жизнь. Придется все начинать заново, с нуля.
— Нельзя сразу браться за работу, — встрепенулась мама. — Ты слишком слаб. Съезди сначала на курорт, куда-нибудь в Турцию…
— Куда? — не понял Андрей.
— В Турцию. На Средиземное море.
— Какое море?
— Андрей, ты что? — удивился отец.
Дрожащими пальцами Андрей дотронулся до лба. Что сказала мама? Назвала какой-то курорт. Почему Андрей не может повторить его название?
— Возьми на первое время, — произнес отец, опуская на тумбочку пакет, наполненный яблоками и грушами.
— Мне пока нельзя, — сказал Андрей. — Трудно жевать.
— Тогда раздай медсестрам. Пусть пожуют за тебя.
— Ладно, Андрюша, — сказала мама, — нам пора. Мы завтра придем.
— Спасибо за фрукты.
7Ночью опять пришел сон. В нем было меньше угнетения и страха, образы стали ярче и контрастнее. Изменения сигнализировали, что Андрей шел на поправку.
Ему снилось, будто он вставал с кровати и гулял по коридору, хотя в реальности пока не мог этого сделать. Но ему очень хотелось начать ходить, а сон всегда подчеркивает скрытые желания.
За окнами стояла ночь. Светила полная луна. Из головы, в том месте, где его ударил передок «газели», клочьями лезли волосы. Андрей заткнул темечко пятерней, но волосы сыпались сквозь пальцы.
Бродя по коридорам, которые были гораздо длиннее и путанее, чем в реальности, он неожиданно оказался перед дверью. Той самой, с узором спирали или спирального лабиринта на поверхности. Своей архаичностью она выделялась на фоне традиционного больничного стиля и в точности напоминала рисунок Соломатиной… за единственным исключением.
Андрей не поверил глазам.
На двери появилась ручка!
Черная кованая скоба, новая, не затертая ладонями, призывала потянуть за нее и проникнуть в тайну. Андрей не хотел трогать ручку, ему вдруг стало страшно. Стоит открыть дверь — и жизнь изменится. А ему не хотелось новых перемен. Он сыт по горло переменами: и так потерял все, что было. Эта дверь — отголосок надежд и желаний, живших в докторе Ильине до травмы. Потянуть за ручку значило озарить себя новой надеждой. Этого он и боялся. Озарить себя надеждой. А затем потерять ее, как уже случалось.
Пока он терзался мыслями перед дверью, откуда-то появилась незнакомая пожилая медсестра, которая стала упрекать Андрея, что он поднялся с кровати. Она повела его назад, в палату, и он больше ничего не запомнил из своего сна.
8Через две недели он начал ходить. Сначала с помощью медсестры, затем самостоятельно, на костылях. Два раза в день Андрей выполнял восстанавливающие комплексы, и вскоре под кожей начали наливаться мышцы. Через месяц он ходил, опираясь только на клюку.
Быстрая утомляемость и апатия, характерные после черепно-мозговых травм, постепенно сходили на нет. Иногда его преследовали головные боли, иногда нарушалась цикличность сна, но это случалось все реже. Андрей прошел курс магнитотерапии, закончил принимать энцефабол, наком и глутаминовую кислоту. От психостимуляторов увеличилась раздражительность, и психиатр их отменил.
Речь восстановилась полностью. Тесты на мышление показали, что умственные способности вернулись к прежнему, дотравматическому уровню. А вот с памятью были проблемы. Андрей забывал или путал значения некоторых слов. Например, он мог описать форму гитары, количество струн на ней, но не мог вспомнить, как она называется. Иногда вспоминал, иногда нет. Перельман сказал, что предметная память непременно восстановится, потому что наблюдается прогресс. Гораздо хуже дела обстояли с географическими названиями.
Географические названия почти не держались в голове, словно за что-то мстили Андрею. Если в газетной статье встречалась улица или город, ему требовалось прочесть название не менее двух десятков раз, чтобы оно осело в памяти. Потом проходил час, он свободно пересказывал содержание статьи, но улица или город забывались начисто. Такое избирательное нарушение фиксации Андрей связывал с расстройством кровообращения в травмированных зонах мозга. После аварии произошла потеря синапров в нейронах, поэтому когда он слышал незнакомое название, оно не связывалось с подходящей ассоциацией, необходимой для запоминания. Чтобы исправить дефект, он каждый день по тридцать минут читал карту дорог России, надеясь, что мозг установит новые ассоциативные связи в обход поврежденных. Пока помогало плохо.
9В палате они расположились на двух стульях, которые сами же принесли. Перельман рассматривал снимки сделанной вчера томограммы головного мозга, психиатр листал историю болезни. Со дня выхода из комы прошло около трех месяцев.
— На снимке никаких аномалий, — заключил Миша. — Должен тебя поздравить, Андрей. После тяжелейшей травмы ты восстановился как спринтер. Не возражаешь, если я напишу о твоем случае статью в журнал?
