Олег Синицын - Запретная дверь
Мама отключилась. Андрей с усмешкой убрал мобильный в чехол на поясе. Едва он отнял руку, как зазвонил телефон на столе.
— Алло?
— Мне Ильина. — Незнакомый женский голос.
— Это я.
— Здравствуйте. Шакина из отдела международных связей университета. Я звоню по поводу вашей поездки.
— Ох, простите, — вспомнил Андрей. — Сегодня же привезу анкету.
— Не торопитесь. Вы бы зашли документы забрали.
— Какие документы? — опешил Андрей.
— Свои на визу.
— Она готова? Так скоро?
— Нет. Вместо вас поступили бумаги на Ковальчука.
Андрея будто ударили, больно и неожиданно. Он уставился на бутерброд в руке, который не успел положить в шкафчик. «Остерегайся Кривокрасова, — всплыли слова Миши Перельмана. — Он злопамятный… Ему по силам испортить тебе жизнь до того, как вы расстанетесь».
Сразу вспомнился Ковальчук, впервые за два года появившийся в клинике и читающий истории болезни пациентов Андрея. Вспомнились его дрожащие руки, сконфуженный взгляд. От неожиданной догадки по внутренностям пробежал нехороший холодок.
Кривокрасов…
— Так вы зайдете сегодня? — поинтересовалась Шакина, озабоченная своими конторскими проблемами.
— Нет! — воскликнул в трубку Андрей.
Он выскочил из ординаторской, не помня себя.
В ушах отдавались удары сердца. Взор заволокла пелена. Пациенты в коридоре шарахались от разгоряченного врача словно от шаровой молнии. Кто-то, кажется старшая медсестра Наталья Борисовна, окликнула его, но он не обернулся.
Перельман был в кабинете один, что-то писал. Его карие удивленные глаза поднялись на Андрея, когда тот ввалился в дверь.
— Где он? — спросил Андрей, задыхаясь от волнения и гнева.
— Поехал в университет, — ответил Перельман. — Андрей, что случилось?
Ильин не ответил.
Он спустился на лифте на первый этаж. На улицу выскочил даже не переодевшись, прямо в белом халате. Ярость переполняла его. Кривокрасов собирался выдать исследования Андрея за свои и похвастать ими в Париже. И если сам автор отказывался подготовить доклад, то просьбу кафедрального гуру с готовностью выполнит Ковальчук.
Асфальт… асфальт под ногами мелькал. Прохожие не оборачивались на спешащего куда-то молодого врача, бормочущего что-то под нос.
На другой стороне дороги он увидел нужную маршрутку и ринулся к ней через проспект, не заметив красный сигнал светофора… Что произошло дальше, Андрей не понял. Кажется, он споткнулся из-за спешки. Потом над ним выросла темная громада, заслонившая солнце. При виде ее Андрей даже не успел почувствовать страх. Только сон, стершийся из памяти поутру, предстал во всех красках, драматизме и пугающих совпадениях.
С другой стороны улицы пронзительно закричала женщина. Взгляд инстинктивно дернулся в ту сторону… а затем на голову Андрея обрушился сокрушительный удар.
Он взлетел в воздух, оставив на асфальте зашнурованные туфли. Перед глазами мелькнул борт с ироничной надписью «Похоронное бюро „Ангел“. И вспышка черноты заволокла сознание еще до того, как тело в белом врачебном халате рухнуло под ноги прохожим.
Глава вторая
«НЕТ МНЕ МИРА, НЕТ ПОКОЯ, НЕТ ОТРАДЫ»
Усталость.
Вот что он почувствовал, как только первая мысль поднялась из небытия. Невероятная усталость во всем теле, полное бессилие. Надо бы открыть глаза, но не хочется.
Что произошло?
Он не помнил. Ведь это произошло во сне, а сны быстро забываются при пробуждении. Кажется, он бежал от бури. Но не убежал. Невидимая рука схватила его, бросила в воздух, закружила… И еще он получил удар по голове куском асфальта. Или это случилось не в этот раз?
Он вдруг вспомнил причину. Кривокрасов! Его руководитель решил прочесть доклад о диагностике сновидений на конференции в… в… он не помнил где. Андрей отказался готовить доклад, и тогда Кривокрасов вписал в заявку Ковальчука. Дэна Ковальчука, неплохого в общем парня, но знающего об этих исследованиях не больше, чем о технологии изготовления силиконовых имплантатов.
Кривокрасов повел себя как последняя сволочь. Только Андрею сейчас это безразлично… все безразлично. Он больше не чувствовал ярости, погнавшей его через проспект Луначарского. Да и личность Аптекаря не вызывала эмоций. Усталость, вот что всецело владело Андреем.
Нужно все-таки открыть глаза. Бог с ним, с Кривокрасовым, лицемером в халате врача. У памятника Плеханову в шесть будет ждать Анжела. Они договорились пойти в ЗАГС. Это важно, важнее всего на свете. Анжела всегда злится, когда он опаздывает. Сколько сейчас времени? И где он?
Андрей открыл глаза.
Пространство вокруг заливала слепящая белизна. Это все, что он успел разглядеть. От внезапного головокружения пришлось зажмуриться. Переждав приступ, он снова разомкнул веки.
Белизны стало меньше. Андрей разглядел потолок, кусок стены, угол, где они соединялись… Знакомый интерьер. Он раньше бывал здесь… Так и есть, это палата интенсивной терапии. Андрей оказался в родной больнице в роли пациента. Ну и дела!
Рядом что-то пискнуло.
Он скосил глаза на монитор, показывающий энцефалограмму работы чьего-то мозга. Бета-ритм. Ого, мозговая деятельность этого человека активизировалась. До сего момента только редкие всплески — от силы четыре-пять герц, а теперь живенькие двенадцать. Счастливчик!
— Господи!
Он повернул глаза.
Рядом с его кроватью застыла молоденькая медсестра. Андрей посмотрел на нее, открыл рот, чтобы поздороваться, и провалился в беспамятство.
…Когда он вновь пришел в себя, вместо молоденькой сестры у кровати стояла Ольга Савинская. Его добрый друг из отделения функциональной диагностики. Он попытался произнести имя. Не вышло. Губы не слушались.
Ольга заметила попытку.
— Узнал меня, — обрадовалась она. — Узнал!
Ее мягкая ладонь коснулась щеки. Андрей почувствовал тепло и необыкновенную нежность.
— О… о-о… — произнес Андрей. Чтобы выдавливать гласные из груди, помощь губ почти не требовалась.
— Что, Андрюшенька?
— О-о… — Произнести слово не удавалось.
Ольга провела по щеке.
— Чувствуешь руку? — спросила она. — Если да — моргни.
Он медленно закрыл, потом открыл глаза.
— Ты узнаешь меня, ощущаешь прикосновение, отвечаешь на вопросы!! Это здорово.
— О-о… — промычал Андрей.
Руки не слушались. Безвольно лежали по обе стороны от тела, словно поленья. Черт возьми, да что с ними такое?!
— Хочешь что-то сказать?
Андрей оглядел палату. Как показать ей, что ему нужно? Не найдя вариантов, он с отчаянием посмотрел на Ольгу.
— Что ты хочешь? — спросила она с жалостью. — Это слово начинается на «о»?
Андрей замер с открытыми глазами.
— На «п»?
Андрей моргнул.
— «По»? Я тебя правильно поняла, да? «Пов»… «пос»… «поз»… Поз? Да, «поз»?
Веки подтверждающе сомкнулись.
— «Позвать»? Правильно, да? Кого-то позвать?
Андрей вдруг увидел висящий у нее на шее мобильный телефон. Ольга проследила за его взглядом.
— Позвонить!
Он закрыл глаза и даже, как ему показалось, кивнул.
— Кому позвонить, Андрей? Маме, отцу? Кому?
— А-а… — произнес он. Господи, как трудно. Словно поднимаешься в гору с грудой камней на спине. — Аже-э…
Ольга смотрела на него пристально, с какой-то грустью.
— Анжеле? — спросила она. — Ты хочешь, чтобы я позвонила Анжеле?
«Да, да! — мысленно закричал Ильин. — Позвони ей, скажи, что я не приду!»
Ольга кивнула, сложив губы в грустную улыбку. На щеках проступили заманчивые ямочки. Андрей увидел, как глаза медсестры заблестели от влаги.
«Не надо плакать, я жив», — хотел прошептать он, но сил на новую фразу не хватило. Андрей попытался поднять руку, но не смог. Все дело в проклятой усталости. Она будто связала его.
— Сейчас придет врач, — сказала Ольга.
Андрей провалился в темноту.
2Когда он очнулся, у кровати сидел Перельман. Вид у заведующего неврологией был растрепанный. Врачебная шапочка отсутствовала, обнажив курчавые, кое-где пробитые сединой волосы. Галстук сбился. Незажженная трубка вываливалась изо рта. Перельман сильно волновался.
Сжав ладонь Андрея, он долго не отпускал ее.
— Ты выкарабкался, — говорил Миша. — Ты везучий сукин сын!
Андрей закрыл глаза.
— Он за час проскочил вегетативный статус, — сообщила медсестра. Снова та, которая наблюдала его пробуждение.
— Сейчас проверим, так ли это… Андрей, слышишь меня?
Он повторил испытанный сигнал глазами, но Перельману это не понравилось.
— Нет, — недовольно произнес Миша. — Словами ответь! На что тебе язык, доктор Ильин?
Андрей попытался. Воздух выходил изо рта словно из рваной покрышки, в результате вместо «да» получалось «а-а». Но Перельмана это удовлетворило.
