Виктор Тюрин - У каждого своя война
- Святой Георгий!!
Сотня лучников, до этого ожидавших моего крика, с мечами и топорами в руках, хлынула, словно волна на врага, прямо через возы. Они прыгали на вражеских солдат сверху, валили их на землю и резали как скот.
Не знаю, сколько времени прошло, но в какой-то миг противник дрогнул и побежал. В этот миг я рубился с рыцарем, на щите которого красовался красный грифон. Уловив удобный момент, я обрушил свой меч на шлем рыцаря. Лезвие срубило яркий плюмаж и смяло шлем на его голове. Он пошатнулся, хрипло закричал, но мне было не до него. Ударом щита я отбросил его в сторону и ринулся вперед. Латник, кинувшийся мне наперерез, в какой-то момент споткнулся и рухнул на залитую кровью траву со стрелой, застрявшей в глазнице. Копейщики и арбалетчики уже бежали вниз по склону, латники медленно отступали, пытаясь сдержать наш натиск. В этот самый момент полтора десятка лучников вскочили на возы и начали стрелять поверх наших голов. Отступление сразу переросло в паническое бегство. Мы бежали за ними следом и разили врага в спину. Зарубив латника, я остановился и осмотрелся. Опасность была налицо: часть лучников слишком уж увлеклись погоней. Еще немного....
- Назад!! Быстро назад, безмозглые идиоты!!
Подножие утеса было усеяно трупами врага, но и нам досталось. Стеганые и кожаные куртки стрелков плохая защита от тяжелого меча. Тридцать семь лучников и двенадцать латников были убиты или умирали. Погиб и Сэм Уилкинс. Раненых было почти в два раза больше, правда, в большинстве своем ранения были легкие. Досталось и мне. Щит был расколот, доспехи в нескольких местах рассечены, забрало сорвано.
Пока лучники собирали стрелы и перевязывали раны, я разбирался с двумя пленными рыцарями, которых захватили лучники. Оба, несмотря на свое положение, были напыщенны и высокомерны, выпячивая свою древность рода, многочисленные поколения предков и гербы, полученные чуть ли не от Александра Македонского. После десяти минут подобной беседы у меня появилось желание вздернуть их обоих на крепком суку, но ограничился только тем, что приказал их связать.
Затем мы начали готовиться к новому штурму. И он не задержался. Враг, усиленный двумя сотнями алебардщиков, пошел на штурм. Сейчас мы не стали цепляться за возы, и как только первая волна солдат достигла нашей импровизированной крепости, я отдал приказ отходить на вершину утеса. Второй рукопашной схватки мы бы просто не выдержали. На утесе росло два десятка деревьев, среди которых мы заняли оборону.
В первой линии обороны стоял я с Игнатом и шестью оставшимися в живых латниками.
За нами выстроились редкой цепочкой в четыре шеренги лучники, что давало им возможность свободно поворачиваться и пускать стрелы. Склон был достаточно крутой, что позволяло им стрелять поверх наших голов. К тому же мы были защищены с флангов крутыми склонами. На этом наши плюсы кончались и шли сплошные минусы. После двух отбитых атак, у нас закончились стрелы, а раненых и убитых было столько, сколько осталось способных держать в руках оружие. Я был ранен во время второй атаки. Меня спас и утащил за спины лучников Уильям Кеннет, а Игнацио прикрывал его отход.
Лежа на траве и кривясь от боли, я слышал отрывистые, суровые приказы командиров лучников, резкое гудение тетивы, свист стрел, лязг оружия, крики и стоны раненых. Третья атака началась в уже наступивших сумерках. Этот бой был кровавым и страшным, как и все подобные сражения, где горстка людей обороняется не ради того, чтобы спасти свои жизни, а чтобы, умирая, забрать с собой как можно больше вражеских жизней. Благодаря своему отчаянному бесстрашию мои солдаты сумели отбросить врага, но, несмотря на то, что мы выстояли, победа досталась нам страшной ценой. В живых осталась только треть лучников, из которых половина была ранена.
Всю ночь я бредил. Иногда просыпался, смотрел на россыпь звезд над головой, затем закрывал глаза и снова проваливался в беспокойный, пышущий жаром, тяжелый сон. Утром очнулся оттого, что меня настойчиво трясли за плечо и что-то радостно орали в ухо. Так я узнал, что подошла армия Аззо ди Кастелло и собирается дать сражение.
Из отряда в двести двадцать человек, принявших участие в сражении на утесе, в строй вернулось только сорок семь человек.
Во дворце маркиза Николо д"Эсте был праздник. Сотни свечей и десятки факелов освещали в этот вечер дворец хозяина Феррары. На позолоченных шестах развевались шелковые знамена, арки были украшены гирляндами из живых цветов, а внутренний дворик и галереи были украшены разноцветными шелковыми тканями. Где-то в глубине парка звучала музыка. В зале, в саду и на галереях плясали и шутили, дурачились и целовались беззаботно веселящиеся люди. В воздухе витали любовь, веселье и беззаботность.
Я был одет в свой парадный костюм, сшитый специально для таких случаев. Белый шелковый полукафтан, расшитый золотыми позументами и золотой оторочкой на воротнике и понизу; поверх кафтана подпоясался двойным золоченым поясом с серебряными бляшками, на котором висел кинжал с рукоятью, инкрустированной слоновой костью и серебром. Шоссы, где одна штанина была красной, а другая фиолетового цвета. Завершали мой праздничный наряд красные сафьяновые башмаки с длинными носами и маска, которую мне дал офицер охраны, после того как удостоверился, что я тот за кого себя выдаю.
Не успел войти в парк, как мимо меня с игривым смехом пронеслась молодая пара в масках и скрылась в кустах. Какой-то кавалер на галерее дворца, под мандолину, распевал кучке дам любовные куплеты с весьма нескромным содержанием.
Уже третий раз я присутствовал на подобном празднике, но так и не приноровился отдаваться веселью всем сердцем и душой, как это получалось у итальянцев.
Сегодняшний день был своего рода преддверием турнира, который должен был начаться завтра. Для простого народа еще днем выкатили на площадь с десяток бочек вина. Зная о предстоящем празднике, в город съехались труппы бродячих артистов, крупные купцы и мелкие торговцы, бродяги, воры и нищие. Стержнем первого дня празднества должна была стать потеха, устроенная маркизом на потребу самым низшим инстинктам человека. Уже с раннего утра по городу из конца в конец ходил глашатай, в сопровождении барабанщика. Под стук барабанных палочек он размахивал флагом, на котором была изображена свинья. Останавливаясь в людных местах, глашатай приглашал всех на большую торговую площадь, где с последним ударом колокола, возвещающим полдень, начнется потеха. Пятеро слепцов, одетые в деревянные доспехи и вооруженные короткими копьями на огороженном участке земли будут охотиться на свинью, и... друг на друга. Наградой тому, кто заколет свинью, была сама свинья, а вот второй приз - пять серебряных монет, должен был достаться тому, кто станет победителем среди людей.
