Аллан Коул - Конец империи
Он начал спускаться вниз по холму. Если поторопиться, можно успеть переодеться для встречи с делегацией. Кеа прибавил шагу. Охранник, идущий рядом, удивленно на него посмотрел. Тоже пошел быстрее. Кеа побежал. Он чувствовал себя молодым... ему было хорошо.
Неожиданно он услышал звук, похожий на раскат грома. Далекий и одновременно... совсем близкий. Глаза заволокло красной пеленой.
В голове пронеслось: "Нет! Еще рано... Я не готов!"
И прежде чем тело Кеа коснулось земли, он потерял сознание.
Испуганный охранник опустился рядом с ним на колени. Перевернул. Неумело принялся определять, жив ли Президент. Нащупал едва уловимое биение пульса и быстро включил коммуникатор. Прошло всего несколько секунд, а склон холма наводнили гравитолеты и люди, готовые сражаться до последнего за жизнь своего Вечного Президента.
* * *ГАНИМЕД, 2222 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ.
– Ваши доктора не ошиблись. Это был удар. – Великого врача звали Имброциано. Она специализировалась в области анатомических повреждений и регенерации и не имела себе равных.
Кеа инстинктивно вцепился в онемевшую левую руку. Вспомнил свою беспомощность на борту "Фортуны-1", когда рука была плотно прибинтована к боку. На этот раз бездействовала вся левая сторона.
Имброциано кивнула в сторону руки:
– Мы можем восстановить функцию: имплантация нервных окончаний. Очень сложная операция. Должна предупредить... это вас заметно ослабит.
Кеа заставил себя успокоиться. Необходимо мужество.
– Это меня беспокоит не очень сильно. Как насчет другой части диагноза?
Доктор вздохнула:
– К несчастью для вас, и в этом вопросе я полностью согласна с остальными докторами. Существует большая вероятность, что удар может повториться. Через неделю? Через год? Больше? Не могу сказать. Но вот что я знаю... вряд ли вы переживете второй такой удар.
Кеа резко рассмеялся.
– Вы не очень-то церемонитесь со своими пациентами, – заявил он.
– Ложь только отнимает время, – пожав плечами, ответила Имброциано, – а времени у вас как раз и нет.
Кеа снова рассмеялся, на этот раз весело. До него дошел смысл шутки. Разве его последней мыслью не была мысль о том, что императоры управляют временем?
"Оказывается, не любое время им подвластно, – подумал Кеа. – С биологическим временем императоры справиться не в силах".
Имброциано посмотрела на него, а потом удовлетворенно кивнула.
– Вы хорошо держитесь, – проговорила она. – Никаких истерик.
– Это не в моем характере, – ответил ей Кеа.
– Да, наверное... господин Президент.
Она поднялась, чтобы уйти, но Кеа остановил ее.
– Мои люди предупредили вас, что все случившееся необходимо держать в секрете?
Имброциано передернуло.
– Они очень упорно... убеждали меня в этом. На самом деле, сэр, не было никакой необходимости мне угрожать. Президент или нет, вы мой пациент. А я еще ни разу не нарушила своей клятвы.
– Простите их рвение, – проговорил Кеа. Он думал о том, что, если враги узнают о его болезни, они довольно легко смогут убедить доктора изменить отношение к клятве Гиппократа. – Я был бы вам крайне признателен, если бы вы остались... пока я не решу, что делать дальше.
– Вы продолжаете рассматривать возможность операции, – проговорила Имброциано, – даже несмотря на то, что это испытание, скорее всего, не даст никаких положительных результатов.
– Я сообщу вам о своем решении, – ответил он.
Имброциано ушла. Она была в высшей степени озадачена. Но не более, чем сам Кеа. О чем он думал? Что можно сделать? Самый лучший врач Федерации несколько минут назад сообщил ему, что он обречен. Советники настаивают на том, чтобы он назвал преемника – имея в виду одного из них. Они не говорят этого вслух, но все ясно и без слов – он должен раскрыть им секрет местонахождения АМ-2.
"Если я сейчас умру, – думал Кеа, – система – безупречная система, которую я придумал, прекратит свое существование. Бесследно. Секрет АМ-2 умрет. Эта система – настоящая защита против врагов. Знание, которое охраняет от наемных убийц. Теперь же... Есть ли какой-нибудь смысл хранить секрет? Без АМ-2 Федерация погибнет. Все труды пойдут прахом. И что? Если ты отдашь им свой секрет, станет еще хуже, разве не так? Начнутся страшные войны – все будут стремиться получить контроль за АМ-2!".
Он запрашивал компьютерные прогнозы. И всякий раз количество предполагаемых смертей достигало головокружительного уровня.
Слишком поздно думать о наследнике. Кроме того, Ричардс с самого начала отказался от этой идеи, потому что прекрасно знал историю королей и их детей. Наследники жили, дожидаясь только одного – когда умрет их венценосный родитель и они смогут занять его место. Иногда вступали в заговоры. И почти никогда не были в состоянии предвидеть, что королевство, созданноедоних, погибает со смертью старого короля. Достаточно посмотреть на историю клана Баргета, чтобы увидеть, с какой скоростью вырождались его члены – от поколения к поколению.
Ладно, хватит предаваться пустым размышлениям. Нужно принимать решение. Кто станет преемником? Кому доверить секрет АМ-2? Ответ пришел мгновенно: никому.
"Должно быть некое решение, – настаивал упрямец, спрятавшийся где-то в глубине души. – Должно быть".
"Но ведь все умирают... рано или поздно", – слабо спорил Кеа.
"Только мы отличаемся от всех, – убеждал его тот же странный голос. – Мы особенные. Потому что знаем то, что не известно никому, кроме нас. И это отличает нас от остальных живущих сейчас людей... и от тех, что жили до них тоже".
Кеа пытался сражаться с этими безумными идеями – решив, что, вероятно, уже давно спятил. Наконец он заснул. Он куда-то плыл. Но при этом ему ничего не снилось.
Врачи, контролировавшие его состояние при помощи самых разнообразных приборов, заметили, что все процессы пришли в норму.
Кеа проснулся. Почувствовал себя отдохнувшим. В полном порядке. Ужасно хотел есть. Приказал принести завтрак.
И позвать Имброциано.
Она ответила на все вопросы, затем внимательно выслушала Президента. Спокойно. Без каких бы то ни было эмоций.
– Да. Я могу это сделать, – сказала она наконец. – Я могу создать живое тело... человеческое... совершенно такое же, как у вас. Существуют, конечно, теоретические препятствия. Но имея необходимую команду специалистов и достаточно средств... мы сможем справиться с задачей.
– Вы это сделаете? – спросил Кеа.
– Нет.
– Почему, ради всех святых?
– Человек не имеет права спорить со смертью, господин Президент, – сказала она. – А вы именно это и намереваетесь сделать. Вы должны понять, что ваша идея абсолютно неразумна. Я могу скопировать вас, сделать дубликат. Но... я не могу заставить новый организм быть вами!
– А какая разница? – настаивал на своем Кеа. – Если у него будут мои мысли... мои знания... мотивации... такие же точно клетки... все то, из чего я состою... в таком случае это буду я. Разве нет?
Имброциано вздохнула.
– Я врач, а не философ. Философ смог бы объяснить вам разницу.
– Вы станете очень богатой, – пообещал Кеа. – Я могу вас наградить.
– Я знаю, – ответила Имброциано. – Вы можете дать мне столько, что мои этические принципы замолкнут навсегда. Но если я приму участие в этой затее и добьюсь успеха, я буду постоянно думать о том, что собственноручно подписала свой смертный приговор. Согласитесь, мне станет известен очень опасный секрет.
– Я учел это, – кивнул Кеа. – Однако вам, вероятно, понадобится не один год, чтобы сделать то, о чем я прошу. Возможно, у вас на это уйдет остаток жизни. И ваша жизнь будет роскошной. Это я могу вам гарантировать.
Имброциано думала очень долго. А потом сказала:
– Если я откажусь, вы найдете кого-нибудь другого. Менее умелого.
– Конечно, – ответил Кеа.
– А это будет означать, что я опять попаду в тяжелую ситуацию. Потому что слишком много знаю.
– Точно, – сказал Кеа спокойно.
– Ну, в таком случае давайте приступать к работе, – проговорила Имброциано. – У нас, возможно, не так много времени.
* * *ГАНИМЕД, 2224 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ.
Удача вернулась. Вместе со здоровьем благодаря способностям Имброциано. Операция на нервных окончаниях прошла успешно. Реабилитационные упражнения были настоящей мукой, но они того стоили.
Ричардс встал с кресла и прошел в дальний конец кабинета. Он был один. Пока шел, внимательно смотрел на свое отражение в зеркале. Остался доволен. Теперь только небольшая хромота сохранилась после паралича, явившегося результатом удара. Он с легкостью скрывал это от посторонних. У политиков был большой опыт в подобных вопросах. "После операции, – подумал Кеа, – мало кто вообще знал, что я прикован к инвалидному креслу".
