Анатолий Дроздов - Самец взъерошенный
– Почему? – шмыгнула я носом.
– Потому что природу не отменишь. У женщины должен быть только один мужчина, ее – и ничей другой. Так она устроена, и нолы здесь не отличаются от земных женщин, – он вздохнул. – В моем мире есть страны, где мужчинам разрешается иметь четырех жен. Но каждой из них он должен купить отдельный дом. Иначе – грызня. Жены примутся выяснять, кто из них главнее. Поэтому далеко не все мужчины тех стран пользуются такой возможностью. А теперь представь: мы живем вместе. Кого-то из вас я приласкал ночью, а кого-то нет – я ведь могу устать. Кому-то сказал нежное слово, а кому-то забыл – я ведь человек. И так далее. Начнутся свары, выяснение отношений. Мне это надоест, и я сбегу. Вот и вся любовь.
Он осторожно освободился от меня и встал. Я – тоже.
– Скажи! – спросила. – Я красивая?
– Очень! – кивнул он. – Если бы встретил тебя раньше, то наверняка бы влюбился. Ложись спать!
Скоро мы лежали в постелях – каждый в своей. Игрр дышал ровно, а я все ворочалась, не в силах уснуть. Он правду сказал или пошутил? Если я ему нравлюсь, так, может, у нас сложится? Вдвоем. Как было бы здорово! Из претория уходить не надо: он ведь не заставлял Виталию бросить службу. Мать обрадуется: Игрр ей по душе. Внучки будут красивые…
«А девочки? – подумала я с тревогой. – Они как? Им это не понравится. Скажут, что я воспользовалась случаем и увела Игрра. Обманула их. Ну, и пусть! – решила я, поразмыслив. – Я им ничем не обязана. Если он выберет только меня, моей вины нет. Вот!»
С этой мыслью я и уснула.
24
Игрр, отпускник. Окрыленный
Проснулся я поздно. Нужды вставать рано не было – после ночного дежурства контуберниям полагается отдых. К тому же нам с Пугио запретили из лагеря выходить, так что я позволил себе поваляться. Когда продрал глаза, то обнаружил в казарме всю королевскую рать, то есть контуберний в полном составе. Судя по виду девочек, встали они давно. Стоило мне сесть на ложе, как все, не сговариваясь, уставились на меня.
– Завтракать будешь? – спросила Пугио.
Я кивнул и направился в латрину. Удобства располагались за казармой. Латрина не отличалась от той, что была в доме Виталии, разве что посадочных мест насчитывала больше. Еще имелся фонтан, в котором я ополоснул лицо и почистил зубы. Как? Влажной тряпочкой и толченым мелом – все это в латрине имелось. А вы думаете, в античности не чистили зубы? Ага! Это вам не средневековая Европа, где забыли, что знали римляне. Еще в Роме продают веточки какого-то дерева. Очищаешь кору, жуешь и получаешь великолепную зубную щетку в форме кисточки из натуральных волокон. Можно использовать без порошка – зубы очищает до блеска. Преторианки сверкают улыбками. А чего вы хотите? Пирожных и тортиков здесь нет, и, следовательно, – кариеса.
По возвращении меня ждала миска похлебки, половина лепешки и кубок с разбавленным вином. Контуберний, как я понял, уже позавтракал, а для меня еду подогрели. Я поблагодарил и плюхнулся на лавку. Девочки, словно птички на проводе, уселись напротив; восемь пар глаз наблюдали за тем, как я ем. Лица подруг выражали решимость. Вся ясно: Пугио доложила о разговоре. Информацию перетерли и приняли план действий. Какой, можно не спрашивать. Будут склонять к сожительству…
Затевать спор не хотелось, поэтому ел я медленно. К сожалению, похлебка оказалась вкусной, а я – голодным, так что трапеза не затянулась. Облизав ложку, я отодвинул пустую миску. Это послужило сигналом.
– Пугио говорит: ты отказываешься жить с нами! – пробасила Воробышек. – Это так?
Я кивнул.
– Боишься: что станем ссориться?
Я снова кивнул.
– Это не так! – подскочила Бычок, все это время ерзавшая на скамье.
Я усмехнулся, но Бычка это только раззадорило.
– Мы не будем тебя огорчать! Вот увидишь! Мы… – Она задохнулась от нахлынувших чувств. – На руках тебя носить станем! Вот!
– Не получится.
Лицо Бычка вытянулось.
– Она, – я указал на Воробышка, – еще поднимет, а вот ты…
Первой, не сдержавшись, прыснула Пугио, следом захохотали остальные. Бычок, покраснев, шлепнулась на лавку. Я прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Обидится.
– Игрр! – продолжила Пугио, когда все успокоились. – Мы готовы поклясться…
– Не нужно! – перебил я. – Я уже все сказал. У меня есть жена.
– Но…
Я поднял руку, призывая к молчанию. Она подчинилась.
– Пока Виталия жива и мне не представят убедительных доказательств, что это не так, разговоры о совместной жизни отменяются. Ясно?
Я хлопнул ладонью по столу. Девчонки насупились. Пусть! А то налетели как мухи на рыбу! Я не осетр, чтобы меня делить! За столом повисла тяжелая тишина. Мы сидели, поглядывая друг на друга, и никто не решался нарушить молчание. В этот миг дверь в комнату распахнулась.
– Игрра к трибуну! – сообщила посыльная. – Немедленно!
Я с облегчением встал. Вызов к трибуну хорошего не сулит, но в этот раз причина понятная. Хотят расспросить о вчерашнем. С дочкой Валерия поговорила, пришла моя очередь. «Что сказала трибуну Лаура? – размышлял я дорогой. – Валерия знает о заговоре?» По всем выкладкам выходило, что знает: как не посвятить в дело командующего преторием? Ей же заговор и подавлять. Но я решил не откровенничать. О схватке с Касинией и об участии в ней Пугио скажу, а вот об остальном – шиш! Пусть у Лауры спрашивает! Старушка выглядела сердитой, с нее станется наказать болтуна. Законопатят в какую-нибудь местную Сибирь…
К моему изумлению, кроме Валерии, в кабинете оказалась Помпония. Дамы уставились на меня, и я выбросил кулак от груди:
– Аве, трибун! Преторианец Игрр прибыл по твоему вызову!
– Садись! – буркнула Валерия, кивнув на свободную селлу. Я подчинился. Валерия глянула на Помпонию. Та прокашлялась.
– Меня просили этого не говорить, но я обещала… Короче! Виталия жива.
Ноги у меня ослабли, и я порадовался, что успел сесть.
– Сведения точные? – выдавил, придя в себя.
– В пограничной Малакке у меня – партнер. Зовут Анфия. Торгуем уже десять лет. Она поставляет мне скот и шкуры… – Помпония замялась.
– Которые покупает у сарм, – продолжил я.
Помпония с Валерией переглянулись.
– Я знаю, что каждая третья овца в Роме пригнана из Степи, – успокоил я. – И что наша обувь сшита из выделанных сармами кож. Говори как есть!
– Сармы вышли на Анфию и просили передать: Виталия жива и здорова. Ее отпустят, если ты приедешь за ней в Балгас.
– Этому можно верить?
– Анфия торгует с сармами двадцать лет. До сих пор ее не обманывали.
Я вздохнул и встал.
– Трибун! Заявляю о своей отставке!
– Сядь! – рявкнула Валерия. – Мы не договорили.
