Алекс Орлов - Сокровища наместника
От пола летели щепки, стены разлетались на бревна, и весь сруб заходил ходуном, когда Вояджер запрыгал по лестнице в погоне за Мартином и Буррашем.
Убийца уже точно знал, кто ему нужен, и понимал, что рубить Мартина правильнее, однако досаждавший ему орк вызывал у Вояджера такой гнев, что он то и дело бросался на него, снося своим мечом углы и перила, но шустрый орк ухитряться уворачиваться, а Вояджер все рубил и рубил, временами совсем забывая, зачем он сюда явился.
— Морда зеленая! — ревел он, гоняясь за орком, который не упускал возможности дать сдачи.
— Мартин! Мартин! Где же этот Мартин?! — ревел Вояджер, вспоминая о цели своего задания и срывая с окон занавески, испепеляя мощными ударами стулья, столы, камодики и стойки с посудой.
В воздухе стоял запах гари, однако открытого огня видно не было.
— Убью! Всех изничтожу! — продолжал орать Вояджер, впав в состояние бессмысленного гнева.
Мартин было попытался выскочить из заведения на площадь, но орк его удержал.
— Нельзя, приятель, там он настигнет тебя в мгновение ока, с его-то мечом.
Мартин не понял, но от затеи отказался.
— Я здесь, вонючий призрак!.. — закричал орк, выскакивая из-за скамеек у выхода в обеденный зал, но едва Вояджер, полыхнув искрами, вознамерился броситься за «зеленой мордой», из-за стола с посудой выскочил Мартин.
— Я здесь, осклизлая сопля!..
Оскорбление было настолько неожиданным и новым, что Вояджер потерял нить действий. Он зарычал, махнул мечом, снова зарычал и лишь потом бросился на Мартина.
Тот помчался к противоположной стене, прикидывая, сколько еще бросков сможет вынести, прежде чем упадет без сил, но неожиданно все вокруг окуталось клокочущим паром, и Вояджер с грохотом обрушился на пол, весь в потеках горячей молочной каши.
— Что это? Что? — спросил он спустя несколько мгновений, глядя на залитую кашей боевую перчатку.
— Пшенная каша, господин хороший, с сахаром и гвоздикой, я думаю. По крайней мере пахнет гвоздикой, — сообщил Ронни, стоявший неподалеку с двухведерной медной кастрюлей.
— Пшенную кашу я любил, но, знаешь ли, с гвоздикой все же перебор, я бы предпочел ванильный порошок.
— Соглашусь с вами, господин хороший. Однажды мы с Хенриком Бздюком, таково было его погоняло, отправились грабить приют для рыбацких вдов, так нам на головы вылили кашу с ванильным порошком, и мы с Бздюком оба сошлись, что он весьма приятен. Правда, задница долго заживала. Задницу ошпарили как надо.
Появился Бурраш. Он вышел из облака пара, поднявшегося от горячей каши, и, опершись руками на рукоять меча, спросил:
— Ты ведь призрак, Вояджер?
— Призрак. Но призрак силы.
— Да я вижу. Но неужели призрак боится кипятка? Что станет призраку от кипящей воды?
— Ничего не станет, — ответил Вояджер и закашлялся. — Но они варили меня четыре часа, представляешь? Если бы просто убили — это одно, но они варили четыре часа, и я поклялся им отомстить, задержавшись в поясе призраков. И что ты думаешь?
— Что?
— Их давно нет. Они умерли. Кто своей смертью, кого добили грабители на дороге. Но они ушли, и больше нет никакой мести. А я остался здесь навсегда, понимаешь? Мне некуда идти. Осталась только злоба и желание отомстить тем, кого давно нет. Нельзя объяснить, почему призрак боится кипятка, но это сильнее призрака, как вот эта каша…
Вояджер поднес к несуществующим глазам боевую перчатку, испачканную в горячей каше.
— Чудесный запах. Я его не чувствую, но я его помню. А сейчас я поднимусь и убью вас всех. Понимаете?
— Едва ли ты сможешь, — сказал Бурраш.
— Да, едва ли у тебя получится, — подтвердил Мартин, выходя из укрытия.
— Почему это? — не понял Вояджер.
— Потому что Ургай передавал тебе привет.
— Ургай? — переспросил Вояджер, и всем показалось, что он впервые услышал это имя.
— Ургай? — повторил он еще раз, но на этот раз не так отстраненно. И страшный вопль, изданный покрытым лезвиями чудовищем, вызвал ужас у всех, кто его слышал. Вояджер простер руки к потолку и страшно затрясся, когда гнев внутри него стал нарастать. Еще мгновение, и он провалился сквозь пол, и вместе с ним унесся в пропасть его страшный крик.
На минуту стало тихо, а затем в колодец обрушились обломки половых досок и обломки стола.
— Я вот что думаю, ребята, пора нам бежать отсюда, — предложил Бурраш, и Мартин с Ронни тотчас бросились к дверям.
— Нет! — воскликнул орк. — Вещи нужно забрать. Без имущества мы на дороге только попрошайки.
111
Гонка длилась уже трое суток и порядком вымотала обе стороны. Гномы едва стояли на ногах, но и преследователи из плотной группы теперь растягивались в длинную подрагивающую колонну — об этом сообщали разведчики из арьергарда.
В конце концов противник встал на отдых, и Ламтак тоже приказал своим встать лагерем.
— Да что ты, глупец, делаешь? Один бросок, и они будут здесь! — воскликнул господин Тинлуб. В другой раз старшина покорно бы все стерпел, но сейчас на нем лежала слишком большая ответственность, и эта ответственность была выше преданности господину Тинлубу, у которого от недосыпания глаза стали красными, а лицо бледным и одутловатым от чрезмерного употребления настойки.
— Полноте, ваша милость, поспите лучше. Мы не сможем сделать лишнего шага и скоро упадем, понимаете?
Но господин Тинлуб уже не понимал. Услышав долгожданное разрешение поспать, он сполз на землю рядом с тележным колесом и почти сразу захрапел. А Ламтак нашел в себе силы пойти вдоль границ временного лагеря, чтобы будить часовых.
Он выбрал самый короткий интервал — полчаса от смены до смены, но и этого времени они не выдерживали и засыпали, обнявши меч или секиру. И никакие угрозы лагерю или им лично не казались им значимыми. Спать, спать, спать.
— Ну и ладно, — махнул рукой Ламтак, понимая, что и противник находился не в лучшем положении.
Поначалу те напирали, желая вызвать гномов на генеральное сражение, но это в планы Ламтака никак не входило, и он выпускал небольшие беспокоящие отряды, которые сталкивались с авангардом преследователей и, обстреляв их из арбалетов, подтягивались к своим.
И хотя количество потерь от таких столкновений было не в пользу гномов — семь против четырех, преследователи крепко получили по носу, сбавили темп и стали вести себя куда осмотрительнее. Но на это ушло двое суток непрерывных стычек.
С одной стороны подпирал враг, а с другой — скорость движения очень замедляли раненые, которых у гномов набралось с десяток. Однако собственные раненые замедляли движение и их врагов.
