Александр Петров - Забавы жестоких богов
В этом смысле Джек был букашкой на отполированном до блеска куске металла под ярким прожектором. И неважно было, сколько людей вокруг. СБ нападала, беззастенчиво пользуясь и численным превосходством. Что мог им противопоставить Капитан? Он написал и отправил обычным порядком несколько жалоб в вышестоящие инстанции на противоправные действия сотрудников прокуратуры. Собственно, все дело было шито белыми нитками и состояло из сплошного нарушения ведомственных инструкций, законов о классовом разделении, а также неписаных правил общества.
Интуиция подсказывала, что его ведет кто-то очень знакомый. Эндфилд забирался в поля мыслеформ и ощущал его присутствие, видя, как собираются черные тучи, приобретая тяжесть свинца, чтобы в один день рухнуть ему на голову. По ночам эти мрачные громады складывались в лицо, которое было ему смутно знакомо, но в царстве сна Капитан мучительно пытался вспомнить и не мог. Джек даже рисовал его — молодого мужчину, которого Капитан видел то в рыцарских доспехах, с короной на голове, то в тоге и золотом венке. Временами Эндфилду являлась Ника Громова, которая предупреждала о том, что скоро все изменится, говорила, что находится в плену старых связей и что Джек должен действовать, пока еще не поздно. Уровень пространственных телепатических волн был слишком высок, чтобы Эндфилд мог определить конкретно, что замышляют против него, но чувство опасности усиливалось день ото дня.
Капитан перестал ждать, пока его возьмут тепленьким. Поскольку его жалобы не возымели никакого действия, более того — оказались отложенными в «самые долгие ящики» в компьютерах первичных регистраторов департамента юстиции, Джек понял, что надо действовать иначе.
Для начала он критически оценил свой внешний вид, обстановку дома. Эндфилд стал шить костюмы у лучших портных Баалграда, покупать антик на аукционах, обставляя свой дом согласно вкусам изысканного денди.
Капитану надоело возить с собой в кульке безвкусный космофлотский обед и проглатывать его, сидя в машине, в перерывах между мытарствами по грязным коридорам следственных учреждений.
Он начал обедать в дорогих ресторанах, сначала чисто механически поглощая приготовленные по высшему разряду порции, потом все больше и больше входя во вкус постимперской кухни. Также он нашел, что это великолепное средство для убивания времени. Обстановка, роскошные туалеты дам, обрывки разговоров, сценки из чужой жизни вносили хоть какое-то разнообразие в его размеренное существование, наполненное унылым вынужденным бездельем, злобными многоголовыми гидрами очередей в прокуратуре и кондовыми мыслительными потугами дознавателя притянуть за уши хоть что-нибудь, что можно было вменить в вину Эндфилду. Одновременно Капитан стал наносить визиты в высокие кабинеты, встречая там те же лица, что и в ресторанах, дорогих магазинах, аукционах, ложах театров, стрелковых клубах. Неприступно чопорные и величественные чиновники после короткого разговора с Джеком оставляли официальный тон и искренне желали помочь ему разобраться со столь вопиющим фактом произвола следственных органов. Если Эндфилд и применял к ним спецтехники НЛП и энергетического воздействия, то не более того, что мог сделать обычный человек, попав в подобную передрягу.
Но потом официальные лица, путаясь в уложениях и параграфах, высокомерно, заносчиво, с сочувствием или по-деловому отстранение отказывали ему в просьбе. Капитан оказывался ни с чем. Джек понимал, из каких высоких инстанций следовал грозный оклик, выслушивал их извинения и утешения с понимающим видом, не опускался до скандала, настаивая на решении в его пользу. Если ему хамили — Эндфилд не ввязывался в перепалку, однако всем видом показывал, насколько он оскорблен, но не словами чиновника, а тем, что за этим стояло. Джек никогда не брал назад презенты и конвертики с кредитами, даже частенько успокаивал насмерть перепуганных обитателей кабинетов, имея представление о том, какой коктейль из полускрытых угроз и намеков обрушивала Служба на должностное лицо, чтобы добиться согласия и одобрения, наполненных безумным тошнотворным страхом и нерассуждающей трусливой покорностью.
Зато эти люди всегда здоровались с ним при встрече в обществе, демонстрируя ему свое благорасположение, сначала вынужденно, реагируя на его маневры, но постепенно иронические усмешки при упоминании графа Концепольского прекратились. В течение самого короткого времени в головы людей из «высшего света» прочно вошел тот факт, что бывший капитан Эндфилд вполне соответствует своему титулу, без налета робкой или заносчивой вульгарности, которой отличались нувориши.
Джек как мог способствовал этому, давая советы по стоимости той или иной выставленной на продажу вещи, рекомендуя выгодные сделки на бирже. Он проигрывал своим высокопоставленным и просто родовитым, знатным, имеющим вес партнерам в карты значительные суммы, развлекая их историями из жизни и анекдотами.
Поняв, что его «куратор», который ядовито-злобно травил Капитана все это время, нарочно заталкивает его в среду простонародья, не без оснований полагая, что это сильно бьет по психике Эндфилда, Джек стал бывать и в «черном» городе, наблюдая жизнь низших человекообразных в естественных условиях, приучая себя к ядовитым эманациям низкоорганизованного сознания. Капитан смирился с возможностью того, что его попытаются переехать мультикаром или зажмут в клещи глайдеры без опознавательных знаков, принял как должное, что вынужден тратить свое время и способность к восприятию на не слишком приятное занятие, справедливо полагая, что чему быть, того не миновать.
Он проплывал по шумным улицам столицы, наблюдая жизнь людского муравейника. Его восприятие скользило над толпой, обнаруживая нехитрые людские проблемы, забиралось на самые высокие этажи небоскребов, в ад индивидуальных клетушек, где царили нищета, подавленность и безысходность, прикрытые ни на чем не основанной надеждой и плотским влечением слабых и больных тел.
Вечерами эта надежда на лучшее гнала молодых на улицу и усаживала тех, чья жизнь уже устоялась, перед экранами, давая возможность побыть другими: молодыми, сильными, удачливыми, богатыми — разумеется, в ублюдочном представлении тех, кто не видел настоящей удачи и денег. Красивые, свежие девчонки низших имущественных классов толпились у входа в Центральный Купол и, сами того не осознавая, в открытую предлагали свою свежесть и красоту своей плоти, пока она не завяла, в обмен на вечер в плотной влажной атмосфере, хорошую еду и подарки мужчин с толстыми кошельками со всего Обитаемого Пространства. Парни с окраин заливали свою неудовлетворенность вином, заглушали шумными драками и воем сирен полицейских глайдеров. Для них удачей было войти в одну из многочисленных «семей», которые контролировали города и поселки планеты. Их путь был до безобразия прост: разборки со стрельбой, поножовщиной, мордобоем и рукопашный бой под руководством спившихся мастеров из «драконов», «ангелов» или спецназовцев, пьянки, траханье девок во все дырки, покупка квартиры, машины, а потом луч, пуля или нож под ребро от своих или чужих. Лишь немногие поднимались по грязной лестнице мафиозной иерархии, а еще меньше доживали до старости. Джек поражался нечеловеческому упорству, с которым люди отстаивали дебильно-убогий, вывернутый наизнанку способ существования, пока не понял, как прочна невидимая тюрьма, построенная из боли, страха, лживых обещаний и надежд, на круто замешенном невежестве. Эндфилд смотрел на тела и видел нити связей, которые превращали людей в псевдоиндивидуальную массу, единственным назначением которой было вырабатывать энергию для Башен-поглотителей.
В такие минуты Капитан как никогда чувствовал свою отделенность от этого мира. Не фактом обладания черным, блестящим глайдером, в несокрушимой полевой броне которого отражались огни ночного города, не загородным домом под куполом, не деньгами. Джек просто был другим, и его место было рядом с такими же, как он. Из этих поездок у Капитана сложилась мысль настолько дикая, что Джек долго не пускал ее себе в голову. Даже самый средненький пилот из мастеров мог проделать тысячи сложнейших расчетов за время, пока рядовой обыватель успевал хлопнуть глазами. Однажды Быков, который всегда был озабочен доказательством своей исключительности, полностью выполнил за стандартное время тысячу пятьсот разных тестов повышенной сложности на определение коэффициента интеллекта без единой ошибки. И это Глеб-тупица. Скоростное восприятие требовало особой тренировки и было доступно далеко не всем. Жителям городских окраин оно не давалось по определению — из-за высокого уровня неконтролируемого внутреннего напряжения. Хорошо подготовленный, интеллигентный человек из высших классов хотя и не разбивал корабли, не палил из всех орудий в белый свет при мысли, как его обидела тетя Дуся в сопливом возрасте, но и был явно ненужным довеском, который намного замедлял работу системы. Значит, они — другие. Пусть даже не коренным образом отличающиеся, пусть близкие, похожие, разделенные уже не по расовым, религиозным или политическим признакам. Существа вида Homo Sapiens делились теперь на эмоционалей и рационалов — две диаметрально противоположные и непримиримые группы, исповедующие противоположные цели и стремящиеся распространить свой способ жизни и видения мира на всю Вселенную. Это означает, что они враги по определению. Эмоционали заполонили землю и небо. В их мире пилотам Черного Патруля ничего не оставалось, кроме как гибнуть в двадцать с небольшим лет в бессмысленной войне. Поэтому пора проснуться «драконам» и забрать обратно то, что изначально принадлежало им: весь мир и собственную жизнь.
