Олег Дивов - Призрачный мир: сборник фантастики
Единственное мало-мальски целое сооружение в обозримом пространстве — столб. Правда, торчит он под углом к линии горизонта градусов этак тридцать-сорок, но торчит же все-таки! И даже провода не все с него пооборваны, и даже изоляторы фарфоровые не все добиты.
И громкоговоритель на нем уцелел — поучает невесть кого сочным дикторским баритоном, бубнит себе и бубнит по-английски откуда-то чуть ли не с самого неба… Э-эх, небо… Линялое от пыли и многодневного жестокого зноя, пропитанное дымом да копотью, зализанное-выполосканное дрожащим пожарным маревом… Да разве же это небо?!
— …величайшее достижение за всю историю человечества, — распинается громкоговоритель. — Нам посчастливилось жить в эпоху, когда окончательно побеждена угроза не только глобального вооруженного противостояния, но и масштабных региональных войн. Даже локальные конфликты, которые в прошлом иногда тлели десятилетиями, поглощая сотни тысяч жизней, теперь мгновенно обуздываются скоординированными усилиями держав развитой истинной демокра…
Менторский баритон вдруг на полуслове перебился другим голосом — сипловатым баском с этакими холодными железными пролязгами; и заговорил этот новый голос вроде как тоже по-английски, но как-то слишком уж правильно:
— Внимание! Внимание! Обращение главнокомандующего миротворческим контингентом! Передвижение любых транспортных средств допускается только по заранее утвержденному графику и при наличии письменного разрешения за подписью главнокомандующего миротворческим контингентом. В случае выявления нарушителей имеется приказ открывать огонь на поражение. В случае неподчинения распоряжениям военнослужащих миротворческого контингента имеется приказ…
На доедаемые пламенем руины лавиной накатился гремучий механический рев. Вверху, меся лопастями дымную муть, завис хищный акулоподобный силуэт боевого вертолета с неестественно четкой ооновской эмблемой на поджаром серо-зеленом брюхе.
Из-под какой-то закопченной бетонной глыбы близ подножия столба немедленно выставился рубчатый окожушенный ствол зенитного ракетомета. Выставился, чирканул рубиновым бликом дискретного лазер-прицела точнехонько по вертолетному опознавательному знаку… Вот, собственно, и все, на что хватило невидимого-неведомого зенитчика. На борту вертолета замигали суетливые сполохи, и руины вокруг столба расплескались огнем, пылью, бетонными ошметьями…
* * *— Эксперимент номер триста девятнадцать выполнен. Проникновение нормальное, контакт устойчивый. Между прочим, Эль-Нарис — это где такое?
— А ч-черт его… Плевать, с географией определимся потом. Дата?
— Тринадцатое августа две тысячи тридцать первого года нашей эры — это то есть послезавтра.
— Послезавтра? Ничего не скажешь, проникновение сверхсуперглубокое… Ну ладно. Внимание на пульте! Два… один… разряд!
— Есть разряд. И контакт есть… О боже! Ну и аппаратик мы изобрели — не тайм-пространственные контакты, а бред пожарного-трудоголика!
* * *На этот раз полыхают сухие перестоявшиеся хлеба. Ревущие валы пламени океанским прибоем катятся от горизонта до горизонта, и точно такими же волнами порывистый ветер гонит над огненной жатвой вихри едкого чада. Иллюстрация к Стендалю: красное и черное. Мрак, подсвеченный заревом. И только солнце там, наверху, изредка проблескивает тусклой медной бляхой в смоляной гриве дыма. А тут, на земле, в исступленной пляске пожара мелькают призраки всадников. Черные всадники на черных конях — то ли впрямь так, то ли они прокопчены до полной одинаковости… Или эта черная одинаковость лишь мерещится в мешанине мрака и морочливого смутного света? Не черны лишь изогнутые хищные сполохи кровавого пламени во всаднических руках…
Алчный рев ненасытного пламени, пронзительные, рвущие душу вопли — кони ли плачут, горя живьем, люди ли давятся ликованием, убивая… Лязг стальных лезвий, на свирепых размахах сшибающихся в фейерверках огненных брызг (словно без того мало огня вокруг)… И во всем этом никак не хочет захлебываться тошнотворное чавканье живой плоти под тяжкими ударами кованого железа. Кто? Кого? За какие грехи? А сами-то они все это знают?
* * *— Эксперимент номер триста двадцать выполнен. Проникновение нормальное, контакт устойчив. Тысяча пятьсот шестой год нашей эры, восток Приднепровья.
— Ну и баста на этом. Внимание! Три… два… один… разряд!
— Есть разряд. Контакт уст… А-а, черти б его!.. Вырубайте! Да скорей же, скорей!
— В чем дело?
— Считайте эксперимент номер триста двадцать один выполненным. Две тысячи восемьдесят третий нашей эры, Буркина-Фасо. Опять пламя на весь экран, и… и… К дьяволу! Сами потом посмотрите!
— Вот оно что… Ну, уразумел теперь, салага, отчего пульт-наблюдателей каждый день подменяют? Корвалолдина дать?
— Спасибо, уже не надо. А про подмены… Про подмены-то я давно уразумел, я другого понять не могу. На фига мы до сих пор возимся с этой «наработкой представительного массива данных в режиме случайных проникновений»? Триста с хвостиком экспериментов — куда ж еще массивнее-представительней?! Уже ж и слепому видно четкую закономерность: регулярное чередование плюс-и минус-проникновений, минусовая амплитуда устойчиво и значительно превышает плюсовую… Чего ж им там еще?..
— А-а, так ты у нас умный? Ну, иди тогда доложи свои умозаключения шефу. Что, прикусил язычишко? То-то! Ладно, отставить разговорчики. Внимание на пульте! Разряд!
— Есть разряд. Контакт устойчив.
* * *Зеленовато-бурая равнина. Правда, «равнина» — это немного слишком, поскольку выгорелое разнотравье щерится в небесную голубизну густой россыпью белесых скальных обломков. В отдалении виднеется какое-то здание с колоннами и двускатной крышей.
День.
Полдень.
Ясный, безоблачный, мирный.
Точней, был бы он мирным-безоблачным — когда б не столб черного дыма, что на полнеба выпер из-под крыши ранее упомянутого здания (ибо здание это, конечно же, горит).
И еще толпа… Нет, наверное, это все-таки две толпы. Шлемы с высокими оперенными гребнями; одинаково вытемненные пóтом и пылью туники; всклокоченные мокрые бороды; голые руки и ноги — грязные, загорелые, волосатые… Кое-где — копья; кое-где — округлые размалеванные щиты… И везде — распахнутые в азартном вытье запекшиеся щербатые пасти.
Да, это все-таки две толпы. Небось какое-то время назад они четкими шеренгами стояли одна против другой, потом шеренги постепенно согнулись в полукруги, а те постепенно же слились концами… Не вдруг, ох, до чего же не вдруг во всем этом разберешься: очень уж схожи они меж собой, эти воины двух враждебных отрядов.
В центре людского круга, любопытством и переживаниями слепленного из бывших шеренг… Там, в центре — двое. Оба они почти голые (только лоскутья грязной домотканины вокруг бедер да сандалии еще); оба со щитами (один с круглым, другой с овальным); у обоих непокрытые головы — смоляные с проседью кучери так и хлюпают пóтом… Лоснящиеся от усталости и крови торсы обоих буквально изувечены неестественно могучими мускулами. А на лицах — дико не соответствующая всему остальному баранья тоскливая обреченность.
Они сражаются. Поди, не первый уже и, может, не второй даже час. Замедленный, безнадежный какой-то размах тяжеленным плющеным куском меди (когда-то это, вероятно, был меч). Звонкий лязг удара — точнехонько по роже злобной бабы с гадючьём вместо патл, намалеванной на круглом щите. Несколько мгновений паузы: ударивший и ударенный восстанавливают равновесие. Затем новый размах, новый звонкий лязг — на сей раз по овальному щиту, краска на котором облуплена до полной нераспознаваемости рисунка.
Х-х-хек! — дзаннн! — уффф…
Х-х-хек! — дзаннн! — уффф…
Х-х-хек! — хрясь! — и громкий стон (не то боли, не то — что вероятнее — облегчения). Который-то из щитов не выдержал очередного удара, проломился, и рука, его державшая, наверное, тоже сломана. Травмированный поединщик падает на колени; победитель из последних сил картинно вскидывает к небу свое вконец обесформленное оружие… И тут же полтолпы бросается наутек. Остальные тоже бросаются — догонять. Между прочим, без особенной прыти — словно побаиваясь, как бы беглецам не взбрело в голову передумать.
* * *— Эксперимент номер триста двадцать два выполнен. Проникновение нормальное, контакт устойчивый. Тысяча двести третий год до нашей эры. Юг Пелопоннеса. Ну вот, я же говорил: закономерность… Был плюс, теперь минус… И амплитуда…
— Меньше болтай.
— Может, все-таки хватит? Ну, объясните шефу: только-то ведь и пользы, что рискуем перегрузить какой-нибудь блок. Вот как выйдет что-нибудь из строя… А на следующей неделе, между прочим, госкомиссия приезжает.
