Олег Дивов - Призрачный мир: сборник фантастики
— Иди ты. На птичьем по двести никто не берет.
Семен подтянул шарф и пробубнил:
— А я и не навязываюсь.
— Самцы?
— А кто их разберет.
— Мотыля едят?
— Не. Они как бы любовью питаются.
— Ась?
— Любить их надо. Тогда живут. Без любви дохнут.
— Деда, бери! Я их уже люблю.
— Молчи, Валька! — ответил дед, оставив половую принадлежность ребенка под вопросом.
— Мужчина, возьмите лучше морскую свинку! Полкило восторга!
— Нет, свиней вокруг и так полно. Свинья на свинье.
— Деда!
— Мелкие они у тебя. Мореные. Давай за триста возьму.
— Четыреста.
— Совесть есть? Есть совесть у тебя, я спрашиваю?
— Ладно. Чтоб почин не спугнуть.
Семен подвинул банку к краю прилавка и кивнул Вальке:
— Протяни руку.
— Выбирать, да?
— Не. Они сами выбирают.
Крошечный эльф морозно-синего цвета вспорхнул Вальке на палец, ухватился ручонками и забрался в ладошку.
— Ну вот. Кормить его не надо, поить тоже. Люби только, одного не оставляй, а то заболеет.
У прилавка остановилась немолодая пара. Жизнь их склеивала, отрывала и опять сминала вместе. И вот уже они друг без друга не полны. Выпуклость к впадинке.
— Что это? Здрасти! — сказала женщина удивленно.
— Эльфы.
— Посмотри, Сереженька, чудо какое!
Мужчина что-то буркнул и остался на месте.
— Они продаются? — Женщина приблизила глаза к стеклу, осторожно постучала ногтем.
Семен вздохнул.
— Продаются. Пятьсот рублей.
Женщина завороженно извлекла из кармана кошелек. Семен пододвинул банку, но ни один к ней в руки не пошел.
— Дайте вот этого, зелененького.
— Видите, не идет он к вам.
— А вы достаньте.
— Не могу. Сам должен прийти.
— Так он не идет.
— Вижу. Значит, не продам. Извиняйте.
— Как? Почему же?
— Им, эльфам, любовь нужна, иначе помрут.
— Ну вот и хорошо! Я его буду любить, ухаживать буду за ним.
— Ухаживать… Не продам, коли сам не идет.
К прилавку пододвинулся муж.
— Я что-то не понял, тут рынок?
— Рынок-то он рынок, но… не продам. Ну сдохнет он у вас.
— Идем, Лен, — сердито дернул жену за рукав Сереженька.
— Но…
— Пошли. С психами еще связываться.
— Хотите, я вам тысячу заплачу? — сказала Лена.
Семен всплеснул руками.
— Барышня, да это тут при чем? Вот я его вам продам, а он любовь к себе притягивает, требует. А ежели пересилит супруга вашего?
— Как это?
— Да просто. Магическое существо. Без пропитания ему нельзя, тем более что оно материального-то и в рот не возьмет! Или супруга разлюбите, или эльф помрет. Хорошенькая покупка.
— Вы… шутите, да?
— А вот, дамочка, возьмите у меня свинью морскую! Или две!
— Свинью? — испуганно спросила Лена, недоуменно уставившись на бабусю.
— Ага! — радостно сказала бабуся и соломинкой простимулировала свинку показать свои стати.
Рыжий, косматый, угрюмый жирдяй забрался в колесо и сделал несколько шагов вперевалку.
— Вот! Глянь, какие кунштюки ушкваривает!
Зеленого, как свежий салатный лист, эльфа получил пятиклассник без шапки. Лимонно-желтый выбрал себе в хозяева смешливую девушку с пирсингом. Вид железных шариков в носу, в губе и даже на языке потряс Семена, но эльф, не задумываясь, вспорхнул ей на воротник. Бирюзовый эльф устроился в варежке сухонькой старушки с сияющими глазами. Она дала за него Семену сто рублей мелочью и веснушчатое зимнее яблоко.
За три часа он распродал всех эльфов, кроме одного. Оранжево-красный, как язычок пламени, ни к кому не хотел идти.
— И часто они так… кочевряжатся? — спросил Борис.
— Да бывает.
— И чего тогда?
— Ну чего. Обратно отпускаю.
Борис достал термос кофе и развернул из фольги два бутерброда с копченым салом. Приземистая бабуся скребла ложкой в кастрюле с картошкой и вареной рыбой. Семен перекусом не озаботился.
— Ты их где ловишь-то? Или секрет? — спросил Борис, активно жуя.
— Внучка ловит.
— А где?
— Да не скажет он, — сердито постучала ложкой о край кастрюли бабуся, — жмот.
— А чего не сказать-то? Я секретов не делаю. Берет внучка моя, Милка, коробку акварельной краски. Только медовая нужна, и вообще лучше меда добавить для густоты. Липового. Дальше — надо в ванной все зеркало разукрасить акварелью, погуще так. И разрисовывать надо в темноте, и чтобы девочка разрисовывала. Как высохнет — вносим свечку, только зайти надо спиной вперед. Самое оно, если на стекле останется одно окошко или два, тогда, может, и приманишь. Потом просто — банку трехлитровую приготовь. Перед зеркалом бумаги цветной настриги. У них же там все серое, у эльфов, вот они на цвет-то и клюют. Ну а как они, стало быть, из зеркала полезут, ты их банкой и накрывай. Да! Забыл совсем! Одежду надо надеть шиворот-навыворот, эльфы тогда не увидят. И булавку медную хорошо прицепить на ворот. Чтобы того… глаза не отвели.
— Чего?
— Ну, мне раз глаза отвели, так я целый час в ванной стоял и в зеркало пялился.
— Зачем?
— Выход искал.
— Из ванной?
— Тьфу, пропасть. Из зеркала!
Слушатели расхохотались. Бабуся прохрюкалась и вытерла рот платком. Борис, опершись о прилавок, некоторое время еще побулькивал, но вдруг поднял глаза и осекся. Семен сплюнул под ноги и выпустил сквозь шарф кубометр ротового пара.
— Да чего вам объяснять — все равно не поверите!
Перед прилавком невесть откуда оказался неприятный, известный всему рынку детина. Звали детину Соплей. Но звали его так за глаза и в верной компании.
Был он высокого роста, лицом широк — по блину на каждой щеке поместится. Волосы, брови и даже реснички — бесцветные, как подвальная плесень. Глаза васильковые и пустые, по меткому слову поэта: как два пупка. Сын директора рынка и сволочь крайнего разбора. Сейчас он был слегка поддавши. В такие минуты его настроение колебалось на кромке. С одной стороны — буйная радость, когда он бегал по рынку, натянув на голову отобранный у вьетнамцев малиновый бюстгальтер арбузного размера. С другой стороны — гадючья злоба, плевки в суп обедающим торговцам, затоптанная корзинка с котятами. А переход осуществляется легким толчком с любой стороны.
Сопля привалился к прилавку спиной, иронически глянул на толкущихся покупателей. Ухватил лапой плюгавого мужика с косенькими глазами.
— Эй, китайса, курить дай!
Китайса вынул пачку, Сопля поплевал на пальцы, вытащил две сигареты, одну сунул в рот, вторую уронил. Китайса дал прикурить. Сопля почавкал, окутался дымом, забрал пачку и зажигалку, отвесил добродушного пинка. Покурил, осоловело, наблюдая за дерущимися воробьями. Развернулся к Борису.
— О! Здорово, барбус!
— Здрасти, Эдуард Иваныч, — улыбнулся барбус Борис, приветливо прогнувшись.
— Ну, че тут? Как торговля?
Барбус неопределенно скособочился, всем видом показывая, что хотя он и тронут заботой Эдуарда Ивановича, но мотыль квелый, рыбок не берут и свободных денег совершенно нет.
— Ладно, будет шлангом прикидываться. Курить будешь?
— Я, Эдуард Иваныч, завязал. Здоровья-то нет, как у вас!
— Потому что здорово… это… здоровый образ жизни веду!
Сопля придвинулся к Борису. Свернутая бумажка перекочевала из руки одного в обширный карман другого.
— Ладно, торгуй, мотылек. Ах-ха-ха! Ловко подколол? Мотыля продаешь, значит, мотылек!
— Хрю-хрю-хрю! Здравия желаю, Эдуард Иванович! — улыбнулась пластмассовыми челюстями бабуся.
— Здорово живешь, Микитична!
— Вы вроде как с лица схуднули, Эдуард Иванович?
— На фитнес хожу. Знаешь, что такое? Это когда спорт.
— Ну, дай-то бог! — истово перекрестилась Микитична. — Нам и без надобности уж.
— Ладно. Хватит мне зубы это самое. Чего там у тебя?
— Как перед иконой, чтоб у меня руки отсохли, если вру!
— Так.
— Нету! Ни одной не продала! А все конкуренты!
— Какие конкуренты?
— Да вот, — сказала подлая бабка и указала на Семена, — пять клиентов отбил!
Семен и отчасти Борис опешили. Сопля вдруг увидел Семена с его банкой, как будто они только что вывалились из зазеркалья.
— Оп-па! Ты кто такой? Ты чего тут стоишь, а?
— И чего? Купил вон место и стою. А что?
— Чего ты тут толкаешь?
— Эльфа вот.
— Дрянь какая-то летучая, — вклинилась Микитична, — больная, наверное, не ест ничего! Сам говорил!
— Нуксь!
Сопля залапил банку. Она почти целиком поместилась в его ладони.
— Оппа! Зашибись! Засушу и на зеркало в тачилу повешу!
— Ты давай не борзей! Поставь банку!
— Пасть закрой, дедушка! — элегантно парировал Сопля, для верности положив вторую ладонь Семену на лицо. Лицо поместилось в ладони целиком.
