"Фантастика 2024-15".Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Респов Андрей
— Занимался бы ты больше боевой подготовкой, Гаврила! — заключил выдохшийся, наконец, командир батальона, — мне докладывают о твоих немалых успехах и в стрельбе, и в штыковом бое. А на полосе препятствий ты и вовсе один из первых. О силе твоей уже легенды ходят. Это правда, что ты с пулемётным станком на плечах догнал проезжающую мимо двуколку и остановил коней, повиснув на упряжи?
— Было дело, — вздохнул я, понимая каким это со стороны выглядело мальчишеством. Но солдаты тогда были в восторге от этого трюка.
— Брось ты эту возню с санитарными заботами. Выбрал мой батальон — вот и соответствуй. Ты штурмовик, Гавр! Что сделано, то сделано. Выше головы не прыгнешь, а бог не выдаст, свинья не съест. На всё, что ты предлагал уж слишком много времени нужно, чтобы поняли, поддержали, а, главное, поверили! На слово мало охотников верить. Ты один, а их — легион! Крапивное семя, чего уж там. Нам же, похоже, даже учебный план батальона не дадут завершить.
— Простите, ваше благородие, это вы о чём? — встрепенулся я.
— Много сил и средств вложено в наш батальон. Столько ног отдавили мы с полковником в Генеральном штабе и Ставке, что и не сосчитать. Там, — он поднял указательный палец, — не терпится увидеть нас в действии. Оправдать вложенные средства. Или закопать поглубже, — последнюю фразу он произнёс так, чтобы слышал только я, — да и на фронтах не всё гладко. Так что, не сегодня завтра…
— Так плохо?
— Не так чтобы плохо, Гаврила. Ярких, воодушевляющих побед нет. Зимние, скажем прямо, просчёты в Карпатах, Пруссии и Польше…
— И как вы думаете, куда отправят нас, скорее всего?
— Полагаю, Перемышль. Наши снова застряли у этой треклятой крепости, а австрийцам особенно удались последние вылазки на внешний периметр крепости. Немцы, по слухам, перебрасывают в Галицию дополнительную армию в помощь Маккензену, снимая их с бельгийского фронта. Французы с англичанами молиться на наших солдатиков должны! Подданные кайзера знатно прижали их. Рано или поздно подойдёт наша тяжёлая артиллерия и заставит капитулировать галицийскую крепость, но время, время! Пока Перемышль не взят — русские войска владеют Галицией лишь временно. Сам Государь император проявляет особую озабоченность в этом вопросе. И если к делу собираются подключить дополнительные силы, нас обязательно используют. Да и до Львова Самарский штурмовой батальон можно перебросить эшелоном всего за несколько суток. А от него до наших позиций меньше сотни вёрст. Рукой подать…
Дабы не месить грязь, батальон вышел пешим строем из Львова вдоль железнодорожного полотна. Колонна растянулась почти на целую версту. На плацдарме у Перемышля действительно заваривалась какая-то каша и возможности отправить батальон поездом до самого места попросту не нашлось. Все свободные паровозы с вагонами были отданы для перевозки боеприпасов и орудий. А оказалось их катастрофически мало. Всё же находились мы на территории бывшей Австро-Венгерской Империи. И в силу творившегося повсюду с начала Великой войны бардака железнодорожное полотно от Львова до Перемышля имело всё ещё ширину по европейскому стандарту, что чрезвычайно затрудняло использование скудного парка подходящих вагонов.
Как оказалось, Август Карлович был слишком оптимистично настроен: одного эшелона нашему батальону не хватило. Особым приказом начальника штаба фронта самарцев перебросили полным составом вместе с обозом, который забили под завязку фуражом и боеприпасами. На этом настоял штабс-капитан, прозорливо позаботившийся о том, чтобы его детище не имело нужды ни в чём, хотя бы на первое время.
Санитарный отряд вместе с сапёрами и телефонистами шагал следом за пулемётной ротой. Наши двуколки по причине отсутствия раненых, нуждающихся в транспортировке были временно приспособлены для перевозки гранатных ящиков, поверх которых самокатчики привязали своих железных коней. Мягкая рухлядь санитарного отряда была равномерно распределена между личным составом. Так что, помимо своего снаряжения и полного боекомплекта, я тащил на себе тюк с бинтами и перевязочными пакетами.
Тащил и поглядывал на идущих впереди пулемётчиков. С моего места в первой шеренге хорошо были видны промокшие спины идущей с самого края парочки: солдата с седым ёжиком на голове и его соседа — совсем юного парнишку, скорее всего, подносчика патронов. Несмотря на щуплость, паренёк терпеливо нёс в каждой руке по две коробки пулемётных лент для максима, скреплённых тренчиками. У седого же на плече мерно покачивался ручной пулемёт, кажется, мадсен. Трудно было рассмотреть подробнее, пот поминутно заливал глаза.
Даже с моим физическим потенциалом не сказать чтоб было легко, но и прогулкой переход назвать было довольно сложно. Львов встретил нас проливным дождём и малолюдьем на улицах, но стоило колонне выйти в поле, как солнце выползло из-за туч и стало не по-весеннему припекать.
Парило. Ветер, было разгулявшийся не на шутку, стих, поэтому уже через час-другой хода гимнастёрки пропитались потом, хоть выжимай, а пилотки переместились под ремни разгрузок. Народ всё чаще прикладывался к поясным фляжкам.
Испаряющаяся с земли влага заставляла дрожать воздух над горизонтом, гротескно изламывая перспективу. Казалось, рельсы — вот ещё с полверсты — и ухнут в неведомую пропасть за поворотом. Или из марева неожиданно вырастала лесная балка, а то и крыши белёных хат, утопающих в зыбких белых облаках зацветающей вишни.
Открывающаяся картина широкого простора и пробуждающейся от спячки природы порождала множество воспоминаний. Мелькнули начинающиеся уже стираться из памяти лица жены и дочерей. Пришлось засунуть поглубже начавшую было глодать изнутри ноющую тоску по родным.
Последние деньки в учебном лагере, напротив, вернули бодрость и ностальгическую тягу к интересной работе. Мне всё же удалось убедить начштаба провести хотя бы ознакомительную беседу со свободным от нарядов личным составом батальона, сопровождавшуюся демонстрацией правильного использования кровоостанавливающих жгутов и других подручных средств. Похоже, я окончательно достал своим занудством старших офицеров, и они попросту махнули рукой.
Возможно, помог мне в этом, как ни странно, наш батальонный священник отец Никодим. Пастырь оказался настоящим ветераном, которого ещё осенью четырнадцатого года Самарская епархия благословила на служение в войска. Случайно оказавшись при нашем очередном споре перед командирской палаткой, священник резонно заметил, что от солдатиков не убудет, если они перед вечерней молитвой час-другой поразмыслят о том, что забота о раненом ближнем есть не только обязанность санитаров. А если уж оказывать помощь, то делать это следует умеючи. Он рассказал, что сам не раз, попав под артобстрел в окопах, жалел о том, что не знает, как помочь людям, умирающим прямо на его глазах.
— Вы, батюшка Никодим, не уничижайте своей роли. Слово Божье, сказанное в нужное время, это ли не облегчение для солдата в трудную минуту? — попытался успокоить священника начштаба.
— Воля ваша, Эдуард Вельяминович, — я заметил, как загорелись глаза у батюшки, — а токмо, ежели слово Его, подкрепляется делом Его слуги, то вера от этого не умолится, а лишь крепче станет. Да и мне самому не грех будет поучиться!
— Что ж, — начштаба махнул рукой, — уговорили, закончим сегодня занятия на час раньше, Пронькин. Заодно объявите от моего имени унтерам, что завтра у нас досрочный смотр по боевой подготовке. Чтобы после вечерней молитвы все, кроме караульных и дневальных, в койках лежали!
То был первый звоночек о том, что трудные и интересные деньки нашей учёбы сочтены. И люди с зигзагами на погонах уже решили судьбу батальона.
Новость об отправке штурмовиков на фронт утром третьего дня седьмого апреля 1915 года ураганом пронеслась по лагерю. К этому времени я давно уже был готов и физически, и морально. Большего выжать из новоприобретённых способностей и тренировок в условиях лагеря было уже трудно. Нужны были не тренировки, а работа. Тяжёлая, грязная, фронтовая работа. Только она, а ещё хоть какие-то признаки присутствия Демиурга могли излечить меня от саднящей меланхолии, навалившейся в последние дни.
