Сергей Юрьев - Нить неизбежности
— Чего надо-то? — Дворник поставил вопрос ребром, давая понять, что для долгого разговора у него нет ни времени, ни особого желания. — Говори быстрей, а то у меня работа стоит.
— Самаэль не соглашается. Рогом упёрся. Нужна ваша санкция на участие Призрачного Воинства в операции по прорыву. Иначе никак.
— Почему Лаэр сам не обратился ко мне?
— В этом Лукоморье слишком много медиумов развелось. Мешают. И язычники совсем распоясались — как у них игрища, так у нас астральные помехи. Вам бы переехать отсюда, Высокий Брат. Даже в Новаграде обстановка благоприятнее.
— Нет уж. Я лучше телефон себе поставлю.
— А если прослушают?
— Да кому я нужен…
— Так как насчёт санкции?
— Они там и без меня вольны делать, что им заблагорассудится. Пусть помогут, если хотят.
Человек в пальто молча поднялся со скамейки, скомкал газету и бросил её мимо урны.
— Эй, мил человек, а мусор-то за собой прибери, — остановил его дворник. — Если все подряд здесь поганить будут, мётел на вас не напасёшься.
13 октября, 10 ч. 30 мин., о. Сето-Мегеро.
Адриан Клити и Рано Портек принесли последние носилки с песком и щебнем и вывалили их содержимое на свежий холмик, приткнувшийся между старой пиратской могилой, вокруг которой были рассыпаны никому не нужные золотые монеты, и массивной гранитной плитой, прикрывавшей бренные останки профессора Криса Боолди. Онисим несколько раз шлёпнул по земляной куче лопатой, придавая свежему захоронению пристойный вид. Потом с помощью Адриана и Рано он подтащил к могиле мраморную фигуру ангела, которую Лида накануне стащила из мастерской какого-то ваятеля в Равенни, и погребальный обряд можно было считать завершённым.
— А помянуть! — тут же потребовал Рано, заметив, что Лида и Онисим наладились уходить.
— Я тебе пришлю чего-нибудь, — пообещала Лида, подмигнув ему, как старому приятелю.
— Эй, если Анжел там попадётся, вы ему это… — вдруг встрепенулся Адриан. — Ну, привет, что ли… В общем, не знаю я, чего им там надо бывает.
— Хочешь с нами? — вместо ответа спросил Онисим.
— Ну уж нет! Я жить хочу — долго и счастливо. — Адриан, пятясь, споткнулся о носилки, но удержался на ногах. — Опять же меня там Сирена ждёт. Сегодня моя очередь с ней купаться.
— Иди! — отозвалась Лида, бросив на него короткий взгляд, выражавший нечто среднее между презрением и брезгливостью. — Иди куда хочешь, только чтоб отсюда подальше, а то точно придётся тебе брата своего проведать. Проваливай.
Она не успела закончить фразу, как бывший карабинер, подобрав полы измазанной глиной тоги, скачками помчался вниз по тропе. С некоторых пор он предпочитал не связываться с этой девчонкой, от которой, кроме пакостей, ничего не дождёшься. Его начищенная до блеска бронзовая каска некоторое время продолжала сверкать на солнце, пока не исчезла из поля зрения.
— Зря ты так с ним, — заметил Рано, продолжая стоять возле могилы. — Человек всё-таки, личность…
— Сам ты личность, — огрызнулась Лида и, схватив Онисима за руку, потянула его за собой вверх по тропе — к Чаше, к неприкаянному духу Тлаа, который опять остался без присмотра.
Весь недолгий путь они прошли молча, и лишь когда перед ними открылась Чаша, заполненная до краёв голубым искрящимся туманом, Онисим решился спросить:
— А мы не слишком торопимся? Мария сказала, что только через три дня…
— Слушай! Я тебе разве не говорила, что ты здесь никто?! Молчи и делай, что я скажу! Или ничего не делай. — Несмотря на решительный тон, было заметно, что Лида и сама не слишком уверена в том, что надо куда-то спешить. Она присела на край Чаши, свесив ноги в клубящуюся поверхность Тлаа. Со стороны могло показаться, что она погрузилась в глубокую и беспросветную задумчивость, но на самом деле ей всего лишь хотелось избавиться от тяжёлых копошащихся в голове мыслей, которые мучили её все последние дни.
— Извини, — сказала она после долгой паузы. — Извини — ты здесь ни при чём. Ты прав — я действительно боюсь, что правда окажется не такой, как я хочу. Страшно боюсь. Безумно. Так что не буду я ждать, пока Мария соберётся. И ты тоже здесь побудь. Пока. Я сама должна. Понимаешь — сама.
— Ты ничего никому не должна. — Онисим присел рядом и осторожно, словно боясь спугнуть, положил ладонь на её плечо.
— Если это он, об этом должна знать только я. Понимаешь — только я! Не хочу выглядеть дурой. Зря тебе сказала, что в письме. Зря… — Она внезапно сорвалась с места, спрыгнув в клубящуюся голубизну, и побежала к центру чаши, всё глубже погружаясь в туман.
— Стой! — Онисим бросился следом, но было уже поздно — свихнувшаяся девчонка исчезла, затерялась, растворилась в тумане. Там, в бездне Тлаа, стоит сделать шаг в сторону, и след будет потерян.
Он сам не смог бы себе объяснить, почему бросился вслед, не имея никакой надежды настигнуть её в бесконечности. Разумней было бы попробовать дождаться её возвращения, а ещё разумней — просто забыть о ней и заняться своими делами, двинуться к той цели, ради которой он и прибыл на этот остров, навстречу гаснущей надежде, которая однажды вытащила его из спасительной дремоты. Марии больше нет, Лида скрылась, Рано остался у могилы дожидаться честно заработанного спиртного, Адриан убежал от греха подальше, помня о незавидной судьбе брата, а все остальные так и торчат на берегу, не желая упустить ни минуты бесконечного курортного сезона. Самое время было бы заняться приручением Тлаа, как советовал брат Ипат. Самое время… Только ноги сами несли его туда, где в искрящемся мареве в последний раз мелькнула волна выгоревших на солнце волос.
Все последние дни Лида почти не отходила от Марии, которая далеко не всегда была похожа на умирающую — пару раз она даже пыталась подняться, а потом потребовала, чтобы Оисим вынес её во двор и усадил в кресло.
«Мальчик мой, Лида — такая славная девочка, хотя сама этого не понимает, — однажды прошептала старуха, воспользовавшись тем, что Лида ушла покурить за изгородь. — Я боюсь за неё. Она такая доверчивая, такая беззащитная. Я в её возрасте тоже верила всем и всему и страшно боялась разочарований. Когда веришь во что-то слишком беззаветно, нет ничего больнее, чем разувериться. Онисим, вы мне тоже крайне симпатичны, а я редко ошибаюсь в людях. Берегите её, если получится…»
Как же — убережёшь её!
Твердь ушла из-под ног, безбрежная пустота заполнила невидимое пространство, и оставалось только мчаться куда-то, не ощущая движения, стараясь лишь не упустить шлейф едва различимого запаха духов. Вдруг показалось, что где-то на краю поля зрения мелькнул её светящийся силуэт, но тут же слился с непроницаемой тьмой. По винтовой лестнице, протыкающей пространство насквозь, неторопливо поднимались вверх какие-то люди — старые и молодые, мужчины и женщины, ленивые и упрямые, слабые и сильные, добрые и не очень. Неподалёку от перил светилась яркая надпись: «Восхождение в Царствие Небесное стоит тех трудов, которые вы на него потратите». Это напоминало рекламный плакат, который был ничем не хуже и не лучше тех, что теснятся у обочин земных дорог, И почему-то было совершенно ясно, что те, кто продолжал движение вверх, едва ли скоро попадут туда, куда стремятся.
— Лида! — крикнул Онисим в пустоту, но в ответ донеслось неизвестно от чего отразившееся эхо: — Лида-а-а-а-а!
Теперь хотелось встретить давешнюю всезнающую крысу и крутить ей хвост до тех пор, пока она не скажет, где тут что и где кого искать. Хотя хвоста у неё, кажется, не было…
— Лида-а-а-а-а! — Кричать, конечно, бессмысленно, но это — единственное, на что хватает фантазии здесь, где тело не находит опоры, взгляду не за что зацепиться, кроме дурацкой надписи, времени нет совсем, а душе с каждой несуществующей минутой становится всё более зябко. — Лида-а-а-а-а!
Ход времени действительно не ощущался — так могла пройти незамеченной целая вечность. Кусок окружающей темноты раскрылся, словно раковина моллюска, и из образовавшейся трещины, заполненной слабым зеленоватым свечением, донёсся сосредоточенный женский голос:
— Гражданин, своими несанкционированными криками вы препятствуете поддержанию должного уровня торжественности процедуры восхождения. Прошу вас либо удалиться, либо замолчать.
— Какого восхождения? — спросил Онисим, чтобы поддержать разговор. Если невидимая собеседница не пропадёт так же внезапно, как появилась, можно будет спросить и о том, что действительно интересно.
— Тут всё написано! — В створе раковины показалась давешняя буфетчица со станции Репище, она же — извозчица из Пекла. Она его тоже узнала. — О! Старый знакомый! Ты-то здесь как?
— Проездом, — уклончиво ответил Онисим, но, похоже, ведьму ответ не очень интересовал.
— А я вот попросила здесь политического убежища. А то дома городовые за мной гоняются, тобой, между прочим, интересуются. А в Пекле оставаться — всё одно сковородкой кончишь, и плевать им на договор.
