Юрий Корчевский - Пушкарь
Еще во время благодарственной речи я встал и отложил в сторону ружья. Попросив Филиппа перевести, ответил, что денег не возьму, поскольку защищал и свою жизнь тоже, но господин капитан должен учесть опыт и заняться выучкой команды и усилить вооружение корабля. Капитан выслушал, покивал головой и, повторив несколько раз: «Гут, гут», отстегнул с пояса шпагу, преподнес ее мне в подарок, пригласив в свою каюту отметить чаркой доброго вина наше благополучное спасение. Стоявший рядом боцман, которого звали Барух, виновато улыбаясь, попросил извинения, за то что не верил в мои силы при нападении пиратов. Извинения были приняты, мы с капитаном отправились в каюту, а поскольку Филипп уже еле держался на ногах, боцман повел его в каюту, заодно прихватив, по моей просьбе, и мои уже вычищенные ружья. Капитанская каюта была велика, если не сказать – огромна, занимала кормовую часть палубы. Увешанна коврами в восточном стиле, на стенах изящные канделябры, у окон – именно окон, а не иллюминаторов – стоял великолепной работы резной стол, одну часть поверхности которого занимали навигационные приборы – линейка и свернутые в рулон карты, а другую половину украшали бутылки с винами и закуски. Капитан благосклонно пододвинул мне кресло, я положил рядом с собой подаренную шпагу и сел. Взяв в руки бутылки с вином, я изучил этикетки, причем не только с целью узнать название и год сбора урожая. Мне было интересно, как оформляют здесь бутылки, этикетки, чем закрывают горлышки. Я повертел все бутылки, удовлетворив свое любопытство, и поймал на себе внимательный взгляд капитана. Поскольку я долго изучал бутылки, он, вероятно, подумал, что я гурман и тонкий знаток вин, и его уважение ко мне только возросло. Капитан выбрал бутылку по своему вкусу и повернул этикеткой ко мне. Поскольку я не пробовал ничего из увиденного, я кивнул головой, и капитан разлил вино по чаркам. Мы чокнулись, и я с наслаждением выпил превосходного вина. Поскольку утром я толком не позавтракал, а во время боя аппетит только вырос, уговаривать себя закусить не пришлось. Мы общались на какой-то тарабарской смеси русских, английских и французских слов, больше объясняясь жестами. После третьей чарки взаимопонимание стало полным, и мы хорошо поговорили. Капитан втолковывал мне, что не ожидал увидеть в московите столь умелого стрелка, канонира и смелого и решительного человека и теперь я могу всегда рассчитывать на его дружбу. Я скромно заметил, что просто ружья у меня отличные. «Я, я, зер гут», – он тоже обратил внимание на столь дальний и точный бой моих ружей и тут же поинтересовался, чье оно – голландское, испанское или английское. Услышав, что русское и произвожу их я сам, очень удивился, поинтересовался ценой. В конце концов мы договорились встретиться после окончания моей поездки к французскому королю. Он выяснит рынок сбыта, сейчас почти везде идут баталии и хорошее оружие нужно везде, и цену. Можно сделать хороший «гешефт», он поднял большой палец. Мы хлопнули по рукам и, выпив еще по одной чарке, расстались довольные друг другом.
Глава 15
Через неделю мы медленно входили в порт Гавра. Капитан на пирсе вежливо с нами раскланялся, матросы по его распоряжению в знак особого уважения снесли наши вещи с судна. Филипп нанял закрытый экипаж, и мы двинулись в Париж. Париж – увидеть и умереть, но это не про Париж Средневековья. Никакой Эйфелевой башни – этого символа Парижа наших дней. Улицы, правда, мощенные камнем, но по ним текут нечистоты, некоторые улицы столь узки, что даже один экипаж чуть не задевал стены. Дома везде каменные, в несколько этажей, и солнце заглядывает на них лишь в полдень. Между этажами противоположных зданий натянуты веревки с сохнувшим бельем, на мостовой толпы не очень хорошо одетых людей. И это Париж? Да в Москве нарядно одетых людей в несколько раз больше! Поскольку Филипп старался быстрее выполнить поручение короля, мы сразу же направились в Лувр, тогдашнюю резиденцию короля Людовика XIII.
Дворец и снаружи, и внутри был великолепен. Нас сначала не захотели пропускать, но вызванный начальник дворцовой стражи сразу узнал Филиппа, и, когда тот предъявил письмо короля, нас сразу провели к монарху. Мне запомнились длинные переходы со стоящими у дверей гвардейцами, почему-то вспомнился д’Артаньян – а ведь он мог быть где-то здесь. Сопровождающий остановил нас в большой, богато украшенной комнате. Я подошел к стене и стал рассматривать гобелен. Филипп нервно шагал по комнате. Вдруг открылась боковая дверь, которую я раньше не заметил, и вышел король. Если бы не Филипп, который бросился перед ним на колени и не поцеловал протянутую руку, я и не понял бы, что передо мной король. Небольшого роста, с одутловатым лицом, украшенным тонкими усиками, в каком-то нелепом головном уборе, домашнем халате, впрочем, расшитым золотым шитьем, туфлях с серебряными пряжками, он не производил впечатление венценосной особы, под чьим влиянием и управлением находилась половина цивилизованного мира. Филипп что-то быстро заговорил по-французски, указывая на меня. Я также опустился на одно колено, склонив голову. Наконец король Людовик XIII милостиво разрешил встать и стал внимательно меня рассматривать. По всей видимости, впечатление, которое производил он на окружающих и подданных, его не интересовало, ведь он – король.
– Это о тебе рассказывал нашей особе посол? Ты и есть знаменитый лекарь из Московии?
Я кивнул. Капризным голосом он продолжил:
– Ты должен вылечить моего сына, моего единственного законного наследника, чтобы не прервалась династия.
Я кивнул, а что мне оставалось? Король направился к потайной дверце, за ним Филипп, я пристроился в хвост процессии. Темными, плохо освещенными узкими переходами мы прошли по дворцу, периодически король, приникая к отверстиям в стене, осматривал комнаты семьи и свиты, затем мы неспешно следовали дальше.
Наконец, мы остановились, король открыл скрытую дверцу, и мы вошли в освещенную множеством свечей большую комнату. На стенах висели гобелены, шаги скрадывал толстенный ковер, высокие окна были закрыты шитыми золотом вишневого цвета тяжелыми шторами. Посреди комнаты стояла здоровенная кровать под балдахином. Спальня наследника, догадался я. Возле кровати стояла сиделка, увидев короля, она присела в реверансе и отошла в сторону. Мы подошли вплотную к кровати, и я увидел наследника. Узкое бледное лицо юноши лет пятнадцати-шестнадцати было нездорового землистого оттенка, кожа рук была в расчесах. На нас он не обратил никакого внимания. Король о чем-то с ним коротко переговорил и, благосклонно кивнув, удалился. Я присел на кровать и принялся осматривать больного. Для меня он не был сыном короля, единственным наследником, будущим властителем страны, а просто больным подростком. Пульс частил, но был хорошего наполнения, при ощупывании живота в его левой половине явно прощупывалось какое-то образование. После долгих расспросов с помощью Филиппа диагноз начал вырисовываться – было похоже на заболевание почек – то ли опухоль, то ли гидронефроз. Больше точно в этих условиях сказать было нельзя. В том, что нужна операция, сомнений не было. Вопрос: «Когда и сможет ли кто-нибудь ассистировать?» Я попросил Филиппа выйти. В ярко освещенном коридоре я обрисовал ситуацию – нужна операция и нужен помощник, не боявшийся вида крови, может быть, кто-то из местных медиков. Насчет медиков Филипп пообещал узнать завтра, а теперь потянул меня за руку в сторону королевской спальни. Без соизволения короля ни один из медиков не мог делать какие-либо манипуляции. У дверей спальни стояли со шпагами два гвардейца. Филипп остановился и спросил по-русски, хорошо ли я взвесил свое решение. Если исход будет благополучным, я буду осыпан почестями, это понятно, но вот если наследник умрет, еще неизвестно, как сложится моя, да и его судьба, уцелеют ли наши головы на плечах. Я задумался. Наркоз, можно сказать, хреновый – только настойка опия, помощника найду ли? Кровь перелить нельзя, поскольку невозможно определить группу крови, освещение слабое, набор инструментов скудный. Любой трезвомыслящий человек отказался бы, но если не делать ничего, парень умрет, это как пить дать, а для чего я проделал такой долгий путь? Я решился, кивнул на дверь – пошли. Король сидел на стульчике перед маленьким инкрустированным столиком и раскладывал пасьянс. Мы вошли и замерли, лишь Филипп кашлянул, привлекая внимание. Через несколько долгих минут король повернул голову. Я набрал воздуха в легкие:
