Михаил Михеев - Стрелок
Лекарства действовали быстро – на то они для таких случаев и созданы, кроме того, выдавали им с собой не стандартные армейские наборы, а нечто более эффективное. Через две минуты Александр смог сесть, кое-как, не снимая брони, подсунуть к развороченному плечу руку, закрепить ватный тампон, хоть немного останавливая кровь. Неудобно, конечно, ну да лучше все равно не получится. Повезло, что в левое плечо. Повезло, блин…
Запищал сигнал вызова. Скривившись, Александр вытащил чудом уцелевшую рацию.
– Слушаю. – Он сам удивился, насколько спокойно и бесстрастно звучал его голос.
– Саш, порядок. Открылось окно, – донеслось сквозь треск помех.
– Хорошо. Уходите, окно не закрывайте, ждите на той стороне. Я скоро буду.
– Ты как? – Похоже, напарник все же что-то почувствовал.
– Нормально все, – соврал Александр. – Валите давайте.
Рация вернулась во внутренний карман. Теперь можно уходить. Конечно, раненому уходить куда сложнее, чем здоровому, но вполне возможно. Тем более погоня не ожидалась. Судя по активной стрельбе, которая продолжалась на дороге, немцы все еще не сообразили, что ситуация изменилась, и продолжали держать оборону неизвестно от кого.
Вот ведь черт! Знай он заранее, когда точно откроется переход, ни за что не стал бы устраивать драку, не добрались бы немцы к этому времени. Да ладно уж, что теперь, лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном. Александр еще удивился кристальной ясности своих мыслей, и в этот момент из-за деревьев вышел ОН.
Нет, стрелок никогда не видел этого человека и все же сразу понял, кто перед ним. Камуфляж, быстрые, но в то же время неторопливые и плавные движения. Экономные движения, иначе и не скажешь. Немец двигался с изяществом огромной кошки. Смелый, великолепно обученный враг. Последний солдат антипартизанской группы…
Самое интересное, на лице у него не было так воспетого немецкими идеологами из ведомства Геббельса и впоследствии бездумно подхваченного отечественными историками выражения превосходства истинного арийца над поверженным недочеловеком. Ну не было, и все тут. Напряжение, легкое удивление, но ни презрения, ни брезгливости. Зато был автомат в руке, ствол которого смотрел на Александра. Очень неприятное ощущение, и девятимиллиметровый калибр при этом, кажется, закрывал собой весь мир.
Наверное, немец тоже был в легком шоке – ожидал увидеть перед собой как минимум диверсионную группу, а обнаружил всего одного, причем раненного, солдата. И это при том, что практически целиком уничтожена армейская механизированная колонна, поддержанная бронетехникой. Это просто не укладывалось в его мозгах, и вывод напрашивался сам собой – нападавших было много, просто остальные ушли, оставив одного, раненного, прикрывать отход. Все логично, истекающий кровью боец свяжет остальных по рукам и ногам, просто не сможет выдержать необходимый темп, а вот задержать преследователей, если они появятся, сумеет. Только он успел опередить русских и сейчас держит оставленного в заслоне человека под прицелом, а значит, стоит взять его живым.
Движение стволом автомата… Что сказал немец, Александр не разобрал, в ушах звенело, но смысл понятен. Встать, мол… Ну, это ясно без перевода, достаточно интонации. Судя по лицу этого козла, за неподчинение был положен расстрел на месте. Что ж, может, и к лучшему – попадать в плен совершенно не хотелось, наслышан был, чем подобное чревато. Жаль, левая рука совершенно не двигалась, поэтому всем известный жест пришлось делать на американский манер – с выставленным средним пальцем. Немец, судя по чуть приподнявшимся бровям, с подобной формой международного посылания знаком не был, но понял моментально. В ответ последовала короткая, но емкая тирада, в которой Александр разобрал только «швайне». Свинья, значит. Ну-ну, кто свинья, еще посмотреть надо.
Тем не менее хотя фриц и разозлился, но голову, как рассчитывал Александр, не потерял. Коротко дернул спусковой крючок, несколько пуль выбили фонтанчики земли у ног Александра. Ладно, гад, ты сам выбрал…
С трудом, опираясь на здоровую руку, стрелок поднялся на ноги. Уловил победный взгляд немца… Медленно поднял вверх правую руку, показал ему пустую ладонь и тут же покачнулся, изображая слабость. Лекарства, от которых буквально распирало вены, естественно, держали его организм в приемлемой форме, но немец-то этого не знал. Для него совершенно естественным было, что раненый, теряя равновесие, схватился рукой за ствол. И излишне резкое движение руки в такой ситуации тоже в порядке вещей.
А не видел, да и не ожидал он того, что при взмахе руки от запястья вниз, в ладонь, скользнула ручка. Обычная такая ручка, перьевая, разве что довольно массивная, калибром семь шестьдесят два. Оружие последнего шанса, которое киллер таскал с собой скорее по привычке. Висевшее на резинке, а сейчас на удивление удобно расположившееся между пальцами. Хлопок…
Немец осел на землю с маленькой круглой дырочкой между глаз. Ничего не скажешь, гордость стрелковой секции и лучший ученик покойного Николаича никогда не промахивался. В последний момент пальцы уже мертвого немца рефлекторно дернулись, автомат выплюнул короткую очередь, но прошла она куда-то в небо, срубив в кронах деревьев пару ни в чем не повинных веток.
И вдруг стало невероятно тихо. Где-то совсем рядом еще стреляли, но звуки проходили мимо сознания Александра, не вызывая никакого отклика. Конечно, он сделал все, что мог, кто может – пусть сделает больше. Ручка-пистолет выскользнула из разжавшихся пальцев, спряталась в рукаве. Пора уходить, хватило бы сил.
Гранатомет удобно устроился на плече вместе с винтовкой, автоматы он брать не стал – все равно не утащить. Правда, и от гранатомета избавился почти сразу без всякого сожаления, утопив его в первом попавшемся болоте. Не факт, что сумеет дойти, и совсем не надо, чтобы немцы нашли вместе с его хладным трупом еще и оружие из другого мира. А здесь… ну, пусть ищут, это, пожалуй, задача похлеще, чем найти иголку в стоге сена. И не будут искать, они даже представления не имеют о том, что против них применили. А вот винтовку не бросил, хотя, наверное, стоило бы. Не поднялась рука оставить это верное, так долго послужившее оружие, даже если тащить его – откровенная глупость. Впрочем, Александр не размышлял на эту тему, в голове не было никаких мыслей, на них не оставалось ни времени, ни сил.
Сколько он шел? Трудно сказать, ощущение времени пропало очень быстро. Даже в ту ли сторону он идет, не смог бы сказать. Просто механически переставлял ноги, не обращая внимания ни на медленно сгущающуюся вечернюю мглу, ни на орущую в кармане рацию. Он шел вперед, потому что остановиться было страшно. Остановиться значило вначале сесть, потом лечь, и вот уже мир исчезнет, останется темнота. Киллеру, отправившему в нее несчетное количество народу, почему-то очень не хотелось узнать, что там, с другой стороны.
