Андрей Щупов - Оккупация
Голос его слабел все больше и больше, туловище заметно накренилось. Дымов посмотрел на собеседника вприщур, и глаза Стива тотчас закрылись. Движением ладони Вадим помог англичанину мягко завалиться на тростниковую циновку. Отныне следовало поторапливаться. Хотелось успеть провести разведку еще до пробуждения Бартона. Ну, а бросать спящих без присмотра Вадим не очень опасался. Если верить старику, каменные черви обитателям хижины никак не угрожали. Тот же развешенный всюду табак вперемешку с дольками чеснока, по словам старика, отпугивал в равной степени и червей, и грызунов, и даже ахназавров. Тем не менее, покидать этих людей надолго не следовало.
Бережно Вадим слил из чумазого котелка остатки воды в бамбуковую флягу, куски обломанной лепешки прикрыл куском холстины. Улыбнувшись своим мыслям, шагнул к спящей девочке, приблизил к ее лицу ладонь. Вдруг появилось острое желание взглянуть на нее обычным человеческим взором. Во всяком случае, до сих пор он видел ее только как картинку в кабинете рентгенолога. Но это было тоже неправильно. Уже хотя бы потому, что человека нельзя приравнивать к биологическому сгустку, состоящему из костей, сосудов и мышц. Сейчас перед ним лежал не пациент, а маленький человечек — девочка трех с лишним лет, которая любила рано постаревшую мать и своего седого, как лунь, деда. Перед ним лежала девочка, которая наверняка полагала, что лучше этой хижины, этого прокаленного песка и этих городских полуразрушенных стен ничего в мире нет. И даже многотонное чудище харан получит от этого доброго сердечка прощение, потому что не прощать в таком возрасте еще не умеют. В том и таится горькая суть любой родины, что она намертво привязывает к себе, совершенно не интересуясь ни вкусами, ни желаниями, ни пристрастиями. Что есть, то и есть, а значит, живи и радуйся…
Тепло, струящееся из ладони, сменилось мягким зеленоватым светом, и в этом неземном сиянии личико спящей девочки показалось Вадиму воистину ангельским. И сразу вспомнился белобородый старик Ганисян, отдавший свой музей под организацию детского дома, вспомнились жутковатые фигурки мутагомов, вспомнился боевой пацанчик Санька, обожающий дразнить грязнулю механика. А еще подумалось, что красота детей, наверное, доступна далеко не всем. Иначе не развязывали бы с такой легкостью войн безмозглые взрослые, не изобретали бы с таким азартом новое оружие и не варили бы в своих лабораториях наркотическую дурь. Творящие преступления принадлежат к иному клану людей — клану не видящих чужой красоты, не слышащих чужой боли…
Вадим приоткрыл плетеную из веток дверцу, и в проем тут же просунулась пара влажноватых носов. Безъязыкие дромы шумно сопели, норовя вылизать его ладонь. Как видно, лаской их здесь тоже баловали не часто. Может, одна только маленькая девочка и обращала на них должное внимание. Но девочку покалечило чудище из мертвого города, и дромы остались без присмотра. Впрочем, с чудищем Дымов намеревался еще встретиться. В самом скором времени…
Выйдя во двор, он на секунду зажмурился от яркого света. После сумрака хижины переход и впрямь был болезненно резким — даже для его тренированного зрения. Псы-дромы продолжали вертеться возле ног, терлись о его колени, радостно покусывали щиколотки. Неплохо было бы прихватить их с собой на экскурсию, но это было бы нечестно по отношению к остающимся в хижине людям.
Чуть подумав, Дымов снял с перекрещивающей двор тесьмы табачный лист, подобием бантика повесил себе на грудь. Встречи с чудовищами города мертвых он не слишком боялся, и все же против дополнительного талисмана не возражал…
Глава 2
По счастью, Танкист к моменту их возвращения уже встал на ноги. Во всяком случае, встречу победителей он постарался организовать по высшему разряду. И видно было невооруженным глазом, что татуированный блатняжка действительно рад видеть их живыми и невредимыми. Поочередно обнимая Шматова с Мироновым, он даже пару раз всхлипнул.
— Думал ли я, нормальный пацан, что буду обжиматься когда-нибудь с ментами! Мы ведь и с шерхом тут успели скорейфаниться. Считай, одни на весь барак остались. Как очухались, так и начали метаться. У него там брательник, а у меня — вы… — Танкист порывисто обтер лицо, оглянулся на шерха. — Эй, Салудин, топай сюда!
— Он что, по-русски понимает?
— Так это же чистокровный шерх! У них мозгов раза в два больше, чем у обычных людей. Любую мысль секут на раз! И слова запоминают с одного повторения. Ты ему челюсть свернул, так он и ее сумел себе вправить. А после еще и мне помог.
Сергей с Потапом невольно переглянулись. Очень уж сильно способности шерха напоминали таланты Вадима Дымова.
Между тем, угрюмый шерх нерешительно приблизился к троице. О том, как ему вести себя с вернувшимися чужаками, он явно не знал. Его растерянность разрушил Шматов. Первым протянув руку, он крепко стиснул ладонь шерха.
— Уж прости, брата твоего не уберегли, хотя дрался он здорово, я видел.
Салудин пасмурно кивнул.
— И мы своего Виктора потеряли, — добавил Сергей. — Стрелой его пропорол один урод.
— Тоже знаем…
— Откуда?
С таинственным видом Танкист кивнул в сторону.
— А это уже сюрприз номер два. Выходи, Ксения!
Сергей с Потапом стремительно обернулись. Как выяснилось, Танкист вовсе не шутил. Из-за занавеси, за которой таилась зала поменьше, неспешным шагом выплыла обряженная в белоснежную тунику женщина. На шее ее красовались жемчужные бусы, в ушах покачивались массивные золотые украшения, на голове высилась непривычной формы прическа.
— Ксюша! — ахнул Потап. — Откуда ты вынырнула?
— Сначала скажите, как я вам в новом обличье? — приблизившись к гладиаторам, Ксения Рычагова, бывшая россиянка и теперешняя гражданка вольной Дайкирии, сделала изящный оборот. — Лучше или хуже?
— Лучше, Ксюш, гораздо лучше! — с чувством произнес Потап. Миронов молча показал мадам Рычаговой большой палец.
— Но как ты здесь очутилась?
— Все очень просто, мальчики. Я ведь тоже сегодня была в амфитеатре и, конечно, с первых секунд разглядела вас. — Ксения прижала к груди руки. — Никогда больше не пойду на бои! Терпеть не могу все эти мужицкие увлечения — кумитэ, корриду, собачьи бои. Мой последний муженек тоже обожал всю эту мерзость, даже заставлял компанию себе составлять. Но то, что я сегодня увидела, не сравнить ни с какой корридой. Думала, сердце лопнет. А вы так рубились, так рубились!.. В общем, как все закончилось, я сразу скандал своему благоверному закатила. То есть, значит, нынешнему супружнику. Он ведь клялся, что отпустил вас, а на деле, выходит, обманул. Вот и сбежала от него. Наорала по первое число, вазу драгоценную об пол грохнула и прямо сюда к вам двинула.
— Насовсем? — со вспыхнувшей надеждой спросил Потап.
— Зачем же насовсем… Часа на полтора или два. Думаю, этого времени ему хватит, чтобы понять, кто и перед кем провинился. — Взглянув на Шматова, она тут же затараторила: — Ты пойми меня, Потапушка, бабий век короток, а что я там у нас видала? Квартиры малометражки, редкие походы в кино, раз в год — выезд на море. Плюс разговоры с утра до вечера о футболе, о ценах на нефть и недвижимость. Нет, ребятки, напробовалась, хватит. Как ни крутись, а все одно — ни ласки, ни свободы, ни денег.
— А здесь что, лучше? У князя твоего?
— Здесь я, Потапушка, не кто-нибудь, а княгиня. Полы не мою, супы не варю, ковры не выбиваю. Здесь у меня нарядов не пара шкафов, а целые гардеробы. И служанки с меня пыль сдувают, массаж делают, маслом обтирают, по улицам — и вовсе в паланкинах носят. Подарки каждый день получаю — и такие, что раньше только в музеях видела. А по стоимости любую иномарку перевесят.
— Ну, а в России, значит, подарками тебя не баловали?
— Почему же, дома тоже, конечно, подарки дарили — иногда даже камушки, да только разве можно сравнивать те камни и эти? Да и на кой они нужны, если приходится надевать какое-нибудь колье всего раз в полгода. В тех же шубках и сережках только на бандитские посиделки и шлялась. А там висюльки не в цене, — смотрят в основном на мужа. — Ксения нервно передернула плечиком. — Ты прости меня, Потапушка, это все бабские радости, я понимаю, но ведь ты мне этого не сумел бы предложить, правда? Пожили бы месяцок-другой, да и расстались бы по обоюдному согласию.
— Тогда зачем ты сюда пришла? — глухо поинтересовался Потап. Голову он понурил, стараясь глазами с Ксенией не встречаться.
— Да затем, чтобы вас спасти! Чтобы вину муженька своего нынешнего исправить. — Из обширного рукава Ксения, словно фокусник, извлекла довольно пухлый мешочек. — Это золотые динары — местная валюта. Сумма, на которую можно десять раз купить всю вашу охрану.
— Значит, взятки здесь тоже берут? — Миронов с интересом прищурился.
