Олег Синицын - Астровойны
— Куда вы собрались? — не унимался Антонио. Шахревар опять не ответил, вместо этого повернулся к Даймону, который смутился под прямым взглядом паладина.
— Ты пойдешь с нами.
Даймон метнул взгляд на брата. Затем на Шахревара. И расцвел от счастья. Он еще не знал, куда пойдет и зачем, но вчерашнему пленнику было лестно оказаться рядом с двумя рыцарями.
— А я?! — воскликнул Антонио.
Шахревар мотнул головой, показывая следовать за ними.
Офицер провел их через коридор, залитый пурпурным светом аварийных ламп — тем самым подчеркивался режим боя, в котором находится заорбитальная крепость. За коридором оказался технический лифт со стенками из проволочной сетки. В нем группа спустилась на несколько ярусов.
Все это время Антонио пытался выяснить у Шахревара, что, в конце концов, происходит, но так и не добился ответа. И только когда лифт остановился перед бронированными дверьми, Антонио схватил паладина за руку, заявив, что если тот не скажет, он перестанет считать его другом.
Шахревар посмотрел на неугомонного пресс-секретаря с усталостью и печалью.
— Мы спустимся на Рох, чтобы встретиться с Рапом и тучами орков, наводнивших орудийный форт. Прости Антонио, не очень хочется говорить об этом. Я должен справиться со своими страхами.
— Я полагал, что ты ничего не боишься, Шах, — ответил смущенный Антонио, выпустив руку.
— Если бы это было так. — Паладин задумчиво смотрел, как бронированные двери разъезжаются в стороны. — Если бы это было так.
В первый момент Даймон подумал, что темное помещение, в которое они вошли, является гигантским складом запчастей — нечто подобное он видел в орудийном форте, куда его привел орк по имени Баструп, впоследствии провалившийся в жертвенный колодец. Падающий из входного проема свет выхватывал ряды стеллажей, уходящих в темноту и отливающих холодным блеском водруженных на них инструментов.
Сопровождавший их офицер перекинул рубильник. Мощные светильники под потолком вспыхнули, и взглядам предстал такой громадный склад ручного оружия, что даже Думан, достаточно повоевавший в системе Диких, не видывал подобного арсенала.
Здесь было все, что требуется космической крепости для отражения вражеского штурма. Начиная от простейших излучателей и реактивных пистолетов, портативных энергетических щитов, универсальных шлемофонов и разнообразной брони и заканчивая реактивными наплечными гранатометами, ранцевыми генераторами, способными накрыть силовым полем целый взвод, и тяжелыми сдвоенными бластами, что питались от передвижных ядерных реакторов.
Думан и особенно Шахревар обычно не жаловали плазму и реактивное оружие. Но даже наделенные невиданной силой паладины иногда попадали в ситуации, когда приходилось действовать в качестве рядовых солдат. Поэтому для спуска на Рох они были вынуждены набирать себе снаряжение.
Свои проверенные серебристые доспехи Шахревар менять не стал. Он нацепил на пояс патронташ с дымовыми и световыми гранатами, закинул на спину тяжелый скорострельный бластер, а небольшой набедренный, который всегда носил с собой, заменил на более мощную модель. Думан отстегнул старую броню и облачился в более прочные латы штурмовика, которые кроме механической защиты создавали над броней локальное силовое поле. Из оружия он выбрал знакомый ему по Крестоносному флоту реактивный пистолет, а в качестве штурмового оружия — переносную ракетную установку и ранец боезапаса к ней.
Стараясь не отставать от своих спутников, Даймон подобрал себе подходящую по размеру броню. Надел ножные латы, влез в панцирь, застегнул наколенники и налокотники. Распрямил руки и замер.
Он чувствовал себя примерно так же, как кошка, втиснутая в черепаший панцирь. Он не мог вдохнуть полной грудью, руки до конца не разгибались, корпус не повернуть. Его облачение напоминало пыточный станок. Или хитрый урок, который иногда преподавал отец, чтобы отучить сына от некоторых дурных привычек.
Даймон присел. Взмахнул рукой. Помотал головой. Привычные движения сделались чужими, их приходилось разучивать заново.
— Это хорошая броня, — сказал Думан, подходя к брату.
— Мне в ней неудобно.
— Ничего. Привыкнешь.
— Знаешь, отец говорил, что настанет день, когда вся эта технологическая шелуха перестанет быть нужной. Я не думаю, что этот день наступил. Но броня мне уже не нужна.
— Не говори глупостей. Философия отца — это суждения человека, который всю жизнь прожил в глуши и воспитывался такими же людьми, которые жили в глуши. Он даже никогда не воевал! А я воевал. Я знаю, что такое бой. И что нужно для боя.
— Ты считаешь себя сильнее нашего отца? — спросил уязвленный Даймон.
Думан сделал вид, что в данный момент для него нет ничего важнее, чем проверить, как ходит пульсатор бластера.
— Даймон… Сейчас я скажу тебе одну вещь, которую ты не знаешь. — Думан погрузил бластер в кобуру и застегнул ее. Затем посмотрел на брата, Даймон прочитал в его глазах непонятное сожаление. — Дело в том, что Ротанг не родной нам отец.
Даймон подумал, что ослышался. Или Думан оговорился. Ничего странного. Со всеми бывает. Он хотел сказать — родной. Родной до последней капельки души!
НАШ отец!
Но Думан не собирался исправляться.
— Ты был слишком мал, не больше года, а мне было восемь. Я все прекрасно помню. Наш отец служил навигатором на пограничном судне, он погиб в результате несчастного случая. Я помню, как мы с матерью летели из Прейтона в Гарнизонное. Мы преодолели половину пути по материковым лесам, когда этот проклятый ластодонт вылетел из чащи и опрокинул гравилет. Я успел схватить тебя, когда нас бросило в кусты. Матери не повезло. Ластодонт настиг ее и бивнем пригвоздил к дереву.
— Этого не может быть!
— Может, Даймон, может… Я долго блуждал по чащам с тобой на руках — ты ведь даже ходить не умел — пока не вышел к одинокому дому, стоящему на холме, в котором жил Зверолов… Он накормил нас и оставил на ночлег. На следующий день взял кол, ушел в лес и вернулся только под вечер с головой ластодонта.
Слова Думана показались Даймону невозможными, страшными. Мир в его сознании накренился, угрожая рухнуть. Отец, ближе которого у юноши никого не было оказался не родной ему крови. Крови чужой.
— Ротанг просил меня не рассказывать тебе об этом. Хотел, чтобы мы себя чувствовали его детьми. Он приютил нас, и я ему благодарен. Но я так и не смог признать его отцом. И как только появилась возможность, я бежал из дома и улетел с планеты.
— Почему, Думан? Почему? Ведь он был таким… таким понимающим!
— Мне претили его каждодневные учения, это фехтование, эта лесная философия о силе жизни. И что? Разве философия помогла ему, когда пришел Рап?
— Думан! — окрикнул Шахревар. — Поторопитесь. Катер отчаливает через семь минут.
— Он появился в нашей жизни из ниоткуда. И ушел в никуда. Даймон, у меня на всем свете есть только ты! Ты, мой брат!
— Нет, — упрямо мотнул головой Даймон. Лицо его заливали слезы. — Нет! Нет! Все равно. Что бы ты ни говорил. Он для меня родной. Роднее, чем это возможно. И всегда будет таким.
— Бери оружие, Даймон. Нам нужно идти. Вместо того чтобы выбрать ручное оружие, Даймон вдруг принялся расстегивать броню.
— Что ты делаешь?
— Мне в ней неудобно, — ответил юноша; сбрасывая на пол латы и панцирь.
— Не делай глупостей. Шальной выстрел может вывести тебя из строя, а броня защитит.
— Я не могу в ней свободно двигаться. К тому же я все равно не умею стрелять. Все, что я умею, находится на острие этого меча.
… Лифт падал в глубокую шахту. Ее стены появлялись из тьмы, виднеющейся сквозь решетчатый пол, проносились мимо и исчезали над головой в такой же тьме. Даймон стоял в стороне от брата и старался не смотреть на него. Конфликт между ними не укрылся от внимательных глаз Шахревара, но рыцарь сказал только следующее:
— Напрасно ты не надел броню, Даймон. Лифт привез их на безлюдный причал. К одному из пирсов только что подошел штурмовой десантный катер, вызванный специально для двух паладинов и мальчишки. На борт поднимались по одному. Антонио деликатно пожал руки обоим Звероловам и улыбнулся на прощание. В ответ улыбнулся только Думан, а младший брат выглядел таким потерянным, что наверняка даже не заметил пресс-секретаря.
Шахревар заходил последним. Одолеваемый тяжелыми мыслями, он выглядел мрачнее обычного.
— Ну, вот и все, Антонио. Может так случиться, что мы больше не увидимся.
— Обязательно увидимся… друг.
Паладин пристально посмотрел ему в глаза и, проигнорировав протянутую ладонь, крепко обнял Антонио свободной рукой.
— Спасибо… друг, — произнес Шахревар. — Береги себя.
— Ты тоже, Шах. Вернись обязательно.
