Николай Берг - Остров живых
– Они теперь свяжутся, видно будет, что дальше делать. Место удобное, рядом аэродром. Хоть и заброшен, а использовать можно. И поселков рядом нет, потому, наверное, и уцелели. Теперь коров искать будем.
– Каких коров? Настоящих?
– Угу. Стадо откуда-то успели перегнать, людей там с десяток. А вот коров куда больше… Но это нам за Горелово. По дороге гореловский аэродром глянем.
Многосисечное собрание орденоносного коровьего стада имени Анны Сименович удается найти после достаточно напряженного поиска: холодно все-таки, животин постарались с открытого воздуха убрать, но в конце концов мы их нашли. Второй парашют уже уходит бойчее, приноровился я десант сбрасывать.
Теперь можно начать волноваться – деревню, где находятся мои родители, как это ни странно, Коля знает, причем и сесть рядом возможно. Поля там есть в паре километров. Никак не сочетается в моем понимании наша глухомань и авиаразведка. Оказывается, сочетается.
– Когда летаешь, запоминать приходится все места, где можно сесть. Тем более сейчас. Я задержался, работая по Московскому шоссе, пришлось срезать по новгородским джунглям, ну а деревень там кот наплакал, сплошняком леса и болота. Поневоле все поля будешь запоминать. Ну и перед вылетом, естественно, сверился.
– И что там, на Московском шоссе?
Коля мрачнеет, молчит.
– На машине проскочить можно?
– Нет. На обычной машине точно нет. Трасса-то по деревням и поселкам проложена, как основная улица зачастую. Объездов мало, да и не везде они есть. Так что картина одинаковая – в поселке пробка, и мертвяки из поселка начинают расползаться по дороге в обе стороны. Я на второй день полетел, насмотрелся. Да и люди пытались по встречке пробку объехать, забивалось все быстро. Я когда летал, еще живые ездили, на четвертый день – все стало. Намертво. Тут же и фур полно, и тяжелых грузовиков, поди растащи…
– Что, даже пустых участков не попадалось? Все забито?
– Нет, были и пустые сравнительно участки. Были. Между поселками. Толку-то от них. Ям-Ижора – на мосту фуры склещились, на велосипеде не проползешь; Ушаки, Жары, Любань – пробки. В Жарах еще и горело все, наверное, цистерна с чем-то горючим навернулась – шлейф дыма был страшенный. Чудово наполовину выгорело и забито было все автомобилями – палец не просунешь. Трегубово, Спасская Полисть – одни мертвяки и машин кучи… Я им пытался вымпела сбрасывать, что, дескать, в поселке уже мертво, уходите куда глаза глядят… Не знаю, может, кому и помогло.
– А в Новгороде как?
– В Юрьевом монастыре люди есть живые. А в городе… Плохо все в городе. И кстати, меня там обстрелял кто-то, дырку от пули в крыле привез. После этого Михалыч и поставил куски стального листа на пол да на спинки. Ну и нашими данными начразведки заинтересовался: оружия добавили, боеприпасов. Но вообще-то нам бы разжиться дополнительно не мешало. Ваш брат говорил, что можете помочь. Это так?
– Я думал, вам мореплавающие выдали от души стволов.
– С чего бы? Мы им не подчинены напрямую, толку от нас для них не так, чтобы густо. Им интереснее, что там в Балтийске, Североморске да в Кронштадте. Мы так, сбоку припека. Да и если честно, оружия-то в Кронштадте кот наплакал.
– А мобсклады? От Советского Союза же оружия горы остались!
– Да ну? Мы вот уже над четырьмя аэродромами военными прошли – много боевых самолетов и вертолетов видели? И в Кречевицах та же ситуация. Расформировано и распилено. Так что, может, где и есть громадные мобсклады, только не у нас под боком.
– Может, просто не знаем?
– Может, и не знаем. Только нам от этого не легче. Вот если в Кречевицах стоит исправная «аннушка», нам самое то ее к рукам прибрать. Местность узнаете?
– На подходах?
– В точности. Расчетное время минут пять. Для начала пройдем над деревней, посмотрим, как там и что. Если все в порядке, сядем на поле. Там выгрузитесь. Хорошо?
– Лучше и не придумать.
Расчетное время растягивается, растягивается – и деревушка выскакивает навстречу совершенно неожиданно. «Дельфин» снижается, закладывает вираж… Смотрю во все глаза и очень боюсь увидеть то, что уже сегодня видел десятки раз, – тупо стоящие нелюди, следы пожаров и мертвая неподвижность.
Камень падает с души: деревня живая, это очевидно – трубы дымятся в двух избах, люди на улице есть, и они живые, сбегаются. Что-то их куда как много. Кроме своей «шестерки», которая стоит у игрушечного домика – странно знакомого, но никогда ранее не виданного с такого ракурса (а права была мама, надо было бы дом перекрыть: сверху-то видно, что древний шифер на ладан дышит), еще примостился зеленый незнакомый УАЗ, практически напротив еще машины стоят.
– Знаете, что-то людей многовато. Вы ж говорили, что здесь пяток стариков? Тут явно не пяток… К слову, вооруженных видите? Да и шустрые для стариков что-то.
Вооруженных я вижу – минимум троих с чем-то длинноствольным.
– Знаете, мне не хочется садиться наобум. Навидался и наслушался в последнее время.
Спорить трудно. Внизу явно какие-то чужаки. Смотрю во все глаза, но ни отца, ни мать не вижу. Однако улетать, несолоно хлебавши через забор киселя шляпой, тем более неохота.
– Напишите на коробке, чтоб вышли на связь и чтобы ваш отец говорил. Сможете его спросить, чтоб окружающим непонятно было, а вы бы сообразили, что да как?
– Постараюсь. Сейчас, уже пишу.
Самолетик легко и изящно описывает круги и восьмерки. Народа на улице набежало еще больше. Не стреляют, машут руками.
– Готово, отойдите подальше, чтоб сбросить не в лес.
– Принято. Готовьтесь.
Авиетка задирает нос, поднимается повыше и заходит вдоль улицы.
Сбрасывает скорость до минимума. Словно зависает.
Естественно, ручонки у меня плохо слушаются, и рация с парашютом уходит почти в лес. Ядовито-зеленый с оранжевыми клиньями парашют опадает на огороде последнего дома. Его хозяев я не видал уже года три, а сейчас явно кто-то в доме обитает.
Несколько человек шустро побежали к месту падения посылки.
– Ладно, пошли на Кречевицы.
– А рация достанет?
– Конечно. Отлично достанет.
Сижу как на иголках.
– Вон, видите, «аннушка»?
Не вижу, признаться. На здоровенной взлетной полосе, рассчитанной для тяжелых бомберов, пусто. Пусто в капонирах-укрытиях. Стоит какая-то самолетина, но даже я вижу, что она давно в воздухе не была.
– Где?
– Да в самом конце желто-белый самолетик? Белый самолет, желтый стабилизатор?
– Ага, вижу.
– Вроде целый…
Да, похоже, что целый. Забавный такой – кургузенький, коротенький толстячок с крылом, поднятым на самый верх фюзеляжа, и смешными откосами, придерживающими это крыло. На снегу видны следы от его колес – садился недавно.
– Из Польши, – отмечает по каким-то признакам Коля.
– И что будем делать?
– Сядем чуть подальше и посмотрим, что да как. Годится?
– А не слишком рисково? Мне как-то совсем неохота сейчас вляпаться. С родителями черт знает что…
– Самолетик в хозяйстве очень бы пригодился. Сесть может где угодно, груза две тонны берет… Очень хотелось бы прибрать. Ну что? Рискнем?
Ну, даже и не знаю…
С одной стороны, как-то так соваться без подстраховки…
Неплохо бы сначала прикинуть возможные варианты, что может случиться, и настелить соломки в стратегически важных местах. Мой профессор, земля ему пухом, еще когда был совсем мальчишкой – капитаном третьего ранга – и занимался медицинским обеспечением на изрядного размера корабле, заметил, что капитан корабля на День СА и, главное, ВМФ – придерживается определенного ритуала. Когда офицеры собирались на торжественный обед, кэптэн поднимал полстакана ледяного спирта, произносил: «За нашу Советскую Родину!» – и выпивал. Потом, не торопясь, наливал себе в освободившийся стакан охлажденную воду из стоящего рядом графина, запивал со вкусом, и после этого офицеры дружно отвечали тем же тостом, выпивали в свою очередь, и обед начинался.
Черт дернул молодого медика. И в графин с водой он тоже налил спирт. Вместо воды. Благо запас спирта у него, естественно, был. Мало того, как человек с научным складом ума, лекарь предусмотрительно заменил воду и в запасном графине, который по какой-то военно-морской традиции висел рядом с местом кэпа на стене в специальной держалке, которая не дала бы сосуду выскочить даже при штормовой болтанке.
Начался праздничный обед. Кэп торжественно произнес тост, не спеша выпил, недрогнувшей рукой отмерил себе из графина… еще спирта, запил спирт спиртом, выпучил глаза, зашарил рукой по стенке, схватил запасной графин, еще раз налил, еще раз запил спирт спиртом, покраснел, вперил выпученный взгляд в каптри и прокашляв: «Ну док-тор!» – покинул помещение, махнув подчиненным рукой неопределенно.
