Пси-ON. Книга V: Финал (СИ) - Нетт Евгений

Старик поджал губы, отвернулся и устремил свой взгляд куда-то вдаль, словно бы за линию горизонта, туда, где тучи клубились над морем тёмной пеленой. Где воздух дрожал от затухающего жара, настолько же равнодушного, насколько равнодушным было само небо.

— Вы, юнцы, не видели, как рушились и полыхали провинции на юге, как вспыхнул Шибам, став «сердцем» сепаратистов. Они не будут ждать, пока мы доберёмся до безопасного места и наладим связь с родиной. Вы же… Всё это следствие страха. И ваша трусость питает его. — Старик опустил веки, зажмурившись. — Я зря прибыл сюда. Очень зря. Мне стоило остаться там, с нашим народом. Но ещё не поздно это исправить. Я возвращаюсь, а вы… делайте, что хотите.

Старик развернулся, и уверенным, насколько позволял возраст, шагом направился к далёким автомобилям. Вместе с ним назад двинулись его помощники и телохранители, недобро зыркающие на оставшихся советников, которые годились гласу Юга во внуки.

— Не исключаю, что это даже к лучшему. Старый Джамаль сможет на месте решить все те вопросы, которые непросто будет проконтролировать дистанционно. — С напускным равнодушием произнёс Хусейн, глядя вслед старшему члену внутреннего круга Собора. — И народу будет легче, если они смогут знать, что не весь Собор покинул страну.

— Может, мы и правда ошибаемся, Хусейн? — Худощавый посмотрел на коллегу странным задумчивым взглядом. — Стоит ли прятаться за флагами других держав, рискуя растерять всё то, что наши предшественники большой ценой заполучили в череде священных войн? Если воронка не остановится, конец так или иначе, но наступит для всех.

Хусейн молчал, и отвечать не торопился. Ветер шевелил края его накидки, а где-то за спиной пронзительно кричала чайка. Весьма уместно, словно сама природа подала резкий сигнал тревоги. Молодой советник обернулся, глядя на горизонт, но видел не море и тучи, а перекрёсток множества судеб: своей, народа Калифата, Маджида и Джамаля, многих других людей.

— Трусость… — Произнёс он, будто пробуя слово на вкус. — … это не когда ты бежишь. Трусость — это когда ты знаешь, что нужно делать, но откладываешь, бежишь от момента принятия решения со всех ног. И молишься, чтобы кто-то другой принял решение за тебя.

Хусейн обернулся к своему собеседнику, окинув взглядом молчаливых помощников и напряжённых телохранителей.

— Мы не трусы. Но, возможно, мы… размякли, вбив себе в головы, что человеку не должно идти против катаклизма. Так привыкли к тому, что у нас есть Собор, армия, псионы и богословие, что утратили стержень, когда всё это как будто бы стало бесполезно. Из-под наших ног уходит земля, а вместе с ней — и старый порядок.

— А вместе с ними и старики. — Скрепя сердце произнёс худощавый. — Их принципы. Их ритуалы и клятвы. Их проклятые «четыре единых стороны света».

Он сказал это без ненависти, без гнева, без иронии. Его слова пропитывали лишь прорвавшиеся наружу усталость, неуверенность и страх. Даже плечи его чуть опустились, и на лице впервые за всё время появилось нечто похожее на растерянность.

— Не знаю. — Наконец выдавил из себя он. — Я не знаю, что правильно, а что нет. Мне казалось, что ответ очевиден, но сейчас… сейчас я просто хочу, чтобы у Калифата остался стержень. Что-то или кто-то, способный удержать разваливающийся на части дворец и, возможно, отстроить утраченное заново.

— Тогда, брат, мы вынуждены признать, что мы спасали не Калифат и не Собор. Мы спасали себя. — Хусейн повернулся, сделав шаг к трапу ближайшего борта. — И всё, что мы можем сделать — быть честными с самими собой, когда будем выстраивать новое будущее из обломков. Отменить взлёт. Заглушить двигатели. Все борта остаются. Мы возвращаемся в столицу.

Хусейн бросил взгляд на Маджида.

— Ты с нами?

— С вами. — Худощавый отрывисто кивнул. — Мы нужны здесь. Джамаль был прав: в нас говорила трусость.

Моторы самолётов начали замолкать по одному, а от трапов почти сразу потянулась сначала нестройный, но набирающий мощь поток тех, кого Собор намеревался вывезти с собой: средний круг, помощники и советники, старшие чиновники из лояльных им. Механический гул машин затих, но ему на смену пришёл другой, человеческий: люди роптали, ибо многие из них протестовали против отмены бегства.

Кое-кто из военных растерянно переглядывался, кто-то схватился за связь, отдавая новые приказы: Собор требовалось вернуть обратно в целости и сохранности, а с учётом возросшей активности сепаратистов требовалось привлечь огромные силы.

Хусейн заметил это, и, взглянув на ближайшего офицера, тарабанящего что-то по рации, прикрикнул:

— Донесите в Сана: Собор возвращается. Пусть укрепляют дворец!

Сана, древняя столица Йемена, пережившая осады, революции и удары с раскалывающихся небес, была настоящим символом. И только сейчас и Хусейн, и Маджид поняли, чего они лишились бы, захвати город сепаратисты.

А на краю аэродрома, уже почти у самых машин, Джамаль остановился. Ему донесли об отданном приказе, и он, застыв на мгновение, обернулся. Неспешно, будто бы опасаясь увидеть что-то, что ему не понравилось бы… или наоборот. Его старческий взгляд нашёл Хусейна и Маджида, что вместе со своими свитами уже двигались в его сторону плечом к плечу. Не «юнцы», как он назвал их в порыве сдерживаемого гнева. Советники. И теперь — его преемники не по крови, но по долгу.

Джамаль не улыбался ни лицом, ни губами. Но его взгляд говорил сам за себя. Сдержанное, почти неуловимое, но искреннее одобрение промелькнуло в его глазах, прежде чем он вновь отвернулся к ожидающему автомобилю, первым забираясь в салон машины.

Хусейн подоспел вторым, и, обернувшись через плечо, ободряюще кивнул Маджиду, который до сих пор выглядел неуверенно.

— Мы не ошиблись, брат. В Сана. — Он похлопал подошедшего товарища по плечу. — Мы возвращаемся домой…

А в это время высоко в небе, невидимый, неслышимый и необнаружимый, за ними пристально наблюдал Аватар, словно переплетение нитей разбирая прошлое каждого советника. Геслер лишь смотрел и читал, но не вмешивался. И тем не менее, эти люди всё равно приняли такое решение. Тяжёлое, но правильное в долгосрочной перспективе.

И это же значило, что Южный Калифат как нельзя хорошо подходил на роль опорной точки Аватара на востоке.

Точки, в которой он вновь объявится после столь продолжительного отсутствия…

//

Пара примечаний по тексту.

Сана — не склоняется. Как Сочи, например, так что это не ошибка.

Калифат/Халифат — это суть одно и то же, разное написание.

Глава 5

Судьба, решающаяся посреди выжженной равнины

Пыльная равнина, выжженное полотнище которой тянулось до самого горизонта, со стороны казалась совершенно безжизненной: редкие камни и сухощавые деревья лишь усугубляли тоскливое впечатление, складывающееся при долгом наблюдении за ней. Монотонный пейзаж не способствовал жизнерадостности, ибо казалось, что кроме пауков и ящериц на многие километры вокруг нет никого живого. И песок здесь не был мягким и текучим, как на побережье или у берегов реки. Он скрипел под шинами, отчаянно пытаясь стесать резину, забиться в каждую щель и заклинить любые механизмы.

Дорога, если её вообще можно было так назвать, представляла собой печальное зрелище: растрескавшийся асфальт, испещрённый вдавленными следами от старой бронетехники. Она петляла среди невысоких холмов по одной ей ведомой логике, и тянулась на многие десятки километров: территории Калифата никогда не отличались высокой заселённостью. Население было достаточно велико — почти полмиллиарда человек, но вот сконцентрированы они были, по большей части, в городах и крупных, цельных поселениях сельскохозяйственного назначения.

Итогом такого распределения стали безжизненные пустоши, до которых у кого-то доходили руки только в случае обнаружения новых залежей нефти или иных ценных ресурсов.