Пси-ON. Книга V: Финал (СИ) - Нетт Евгений
Тут, на южном выступе Калифата, на территории бывшего Йемена, ещё не ощущалась близость катастрофы, но власть имущие и те, кто имел возможность убраться подальше, уже готовились к отбытию.
Гудели движки самолётов — шесть тяжёлых бортов стояли с заведёнными моторами, готовые к вылету и ожидающие чего-то. Вокруг этих стальных монстров сновали люди в единообразной военной униформе песчаной расцветки с примечательной эмблемой, увенчанной чёрными полумесяцами, и было их столь много, что казалось, будто весь личный состав военной базы собрался в одном месте и в одно время. Мелькали и гражданские-механики, но к нынешнему моменту их тут почти не осталось: самолёты были подготовлены заранее, а все борта, которым требовалось подняться в воздух, уже давно это сделали. Архивы, члены малого совета, важные научные сотрудники и религиозные деятели — всех их вывезли ещё ночью.
И только члены Единого Собора всё ещё толпились у взлётной площадки в окружении телохранителей и ближайших помощников. Трое мужчин в разнообразных одеждах с одинаковыми белоснежными, с золотым шитьём накидками были тут сродни яркой кляксе на бело-чёрном полотнище. Они ожесточённо спорили и разве что не ругались: один, умудрённый сединами и согнутый в спине пластами жизненного опыта, доказывал двоим более молодым что-то очень важное, срываясь на крик и не иначе как чудом удерживая себя в руках.
За его спиной недовольно морщились телохранители-псионы, которым происходящее нравилось ещё меньше, ибо лояльность их принадлежала одному единственному человеку, а горячий темперамент членов Собора мог в один миг превратить горсть тлеющих углей в кострище и бойню. Хотелось ли им убивать соотечественников, когда надо всей планетой нависла жуткая угроза? Ответ очевиден: нет.
— До Мусандама мы доберёмся напрямую, но только если взлетим в ближайшие двадцать минут. Потом на маршруте закроют небо, и придётся делать крюк. Мы не можем просто ждать! Время уходит! — Относительно молодой, сурового вида мужчина в чёрной униформе с накидкой поверх ярился сверх всякой меры, и его можно было понять. Аномалия сначала пожирала только море, а к нынешнему моменту уже не один час поглощала сушу. Несколько городов, не счесть сколько деревень и посёлков на западном побережье Африки канули в лету, а спровоцированная катаклизмом дрожь земли ощущалась даже на территории Южного Калифата.
— Если мы не дождёмся старшего советника севера, случится непоправимое. — Старик прищурился, выпрямляясь насколько позволяло тело. Его голос был хриплым, но в нём отчётливо читалась привычка командовать. — Мы не имеем права покинуть место сбора, не дождавшись всех! В противном случае мы — не Собор, а испуганные ничтожества, бегущие с корабля!
— Корабль может затонуть в любой момент, если ты не заметил! — Ответил второй из молодых, худощавый, измождённый и с не самой густой бородой. — Если ты хочешь остаться и дождаться финала — оставайся. Но мы не отдадим свои жизни, чтобы потешить твою любовь к соблюдению формальностей! Умереть достойно — честь, но умереть напрасно — великий позор!
— Умереть достойно — значит оставить после себя порядок, а не хаос! — В глазах старика сверкнули молнии. — Если мы не в состоянии поддержать даже друг друга, то что говорить об остальных⁈ Калифат развалится на куски! Ни пророк, ни сам Господь не простят нам этого!
Слова завязли в раскалённом воздухе. Вдали, на горизонте, что-то глухо грохнуло — будто обрушилась половина горы. Один из телохранителей как будто бы сжался, и рядом с ним истаяла неоформленная пси-манипуляция. Земля под ногами дрожала почти незаметно, не непрерывно, давящим, растянутым гулом. Словно шевеление мифического мирового змея, проснувшегося в недрах планеты.
— Пусть развалится! — Отрезал молодой в чёрном. — Какой прок от государства, если все его лидеры сгинут, стоя посреди аэродрома и споря⁈
Старик выдохнул, втянул расширившимися ноздрями воздух и прикрыл веки, увесисто бросив:
— Ты прав. Но не понимаешь главного. Воронка продолжит расти, а сейсмические волны уже достигли Омана. Мы не сможем спастись, просто перелетев через пролив. Всё это… — Старик обвёл дрожащей рукой базу, самолёты, охрану. — … всё это бесполезно, если мы утратим единство и даже не поймём, с чем столкнулись.
— Единство? — Переспросил худощавый с кривой усмешкой, и шагнул ближе, почти нависнув над стариком. Телохранители с обоих сторон моментально напряглись, и в воздухе разве что искры мелькать не начали. — Единство — это когда ты готов пожертвовать собой ради дела. А ты хочешь, чтобы все мы стали заложниками твоих представлений о чести. Кто знает, что стало со старшим советником Севера? Может, его уже и нет в живых, если сепаратисты решили расчистить себе место под шумок!
— Не искажайте мои слова и мотивы. — Устало, но твёрдо ответил старший. — Я прожил достаточно, чтобы понять: отступающие без плана — это не спасшиеся. Это просто следующие жертвы. Спасти себя — не значит спасти Калифат. Каждый тут клялся служить не себе, а общему дому! Или ты уже забыл, Маджид?
— Я помню. — Худощавый мужчина отступил на шаг, скрипя зубами. — Но общему дому нужны живые лидеры, а не мертвецы.
Советник в чёрной униформе прищурился, глядя на старика. И тоже не удержался от того, чтобы продолжить спор, бросив на старика недовольный взгляд:
— Мы не в зале совета, и не перед народом собираемся выступать, Джамаль. Мы в последней точке, откуда ещё можно эвакуироваться. Через пятнадцать минут нам закроют небо, и придётся делать круг, пролетая вблизи Империи. Враждебной нам, и могущей воспользоваться шансом «случайно», в царящем вокруг хаосе уничтожить парочку самолётов особого назначения. Мы можем и дальше упражняться в искусстве слова, но тогда наши тела, вероятно, уже никто никогда не найдёт, а Калифат точно разорвут на части сепаратисты и внешние враги. Зато мы сохраним честь и поступим по совести. Этого ты хочешь, Джамаль?
Худощавый с готовностью подхватил заданную линию:
— Он прав, Джамаль. Ты мудр, но все мы равны. Никто не в праве решать в одиночку. Мы оставим тут один борт, который взлетит в последнюю минуту, чтобы успеть до закрытия неба. Если старший советник Севера не объявится и тогда, то мы ничем не сможем ему помочь. Но здесь в достатке самолётов, чтобы он мог эвакуироваться окольными путями. И, возможно, на него даже не обратят внимания в Российской Империи: одиночный самолёт может проскочить незамеченным в этом хаосе.
— Паника — естественна. Предательство — нет. — Бросил Джамаль, прищурившись. — Я верен народу и данным клятвам. Одна из них — Собор покидает страну только в полном составе. Четыре стороны света и четыре советника. Никак иначе.
— И всё же, Собор в праве большинством голосов принимать даже решения, идущие против клятв, если так нужно для блага народа. — Маджид задрал подбородок, глядя на старика сверху-вниз. — Нас двое. Ты — один.
— Вы можете лететь. Я останусь. — Старик с силой ударил своей тростью по бетонному покрытию взлётной полосы. — Возможно, так будет лучше для всех.
— Лучше? — Маджид прищурился. — Лучше для кого? Для твоего самолюбия? Для истории, которая, если мы выживем, запомнит тебя как «пример для подражания, что держался за клятвы до самого конца»? Или для тех, кто уже завтра может вдруг увидеть, что у государства больше нет руководства, и они остались одни, без шансов, без веры и без надежды? Не пытайся сделать из себя мученика, Джамаль. Это слабость.
— Я не мученик, слепцы. Я — столп. — Голос старика не дрогнул ни на йоту. — Пока я здесь, у Калифата есть будущее.
— Мёртвый советник никак не поможет Калифату в будущем, старик. — Отозвался мужчина в чёрном. Его звали Хусейн, и он был самым младшим не только в их троице, но и во всём Соборе, включая средний круг. И тем не менее, его уважали: за твёрдость убеждений, за способность ясно мыслить в критических ситуациях и за происхождение, ибо во всём совете Хусейн был единственным «выходцем из народа». — А вот твоя мудрость может пригодиться уже совсем скоро.
