Александр Афанасьев - Зона заражения-2
Короче говоря, я провоцировал одновременно и гражданскую войну в регионе и сепаратистское движение против Халифата. Они в свое время преуспели в этом, так пусть же попробуют свое, густо приправленное человеческой кровью блюдо.
Жесток ли я? Нет, не думаю. Во-первых, когда мы вели бои в регионе, от нашей роты осталось в живых одиннадцать человек. За это кто-то должен платить… и не стоит сваливать вину только на афганцев и пакистанцев, которые тронулись на север с оружием, спасаясь от ядерной войны. Местные с радостью их принимали, записывались в их отряды, расправлялись с русскими, до каких могли дотянуться, потом шли воевать уже с Россией – с той самой Россией, которая когда-то строила здесь дороги, города, заводы, университеты и больницы, которая подняла их с земли и дала нормальное существование, а не как в Афганистане или в Африке. Во-вторых, свобода только тогда ценится, когда добывается своими руками и оплачивается своей кровью, а не когда тебе ее дал кто-то. В-третьих, я вывозил из региона их семьи, чтобы они не становились жертвами исламских карателей, и давал им хорошее оружие – лучшее из того, что они могли освоить. Я был честен с ними, и когда они вставали и брали в руки оружие – я не вел переговоров об их судьбе за их спиной и не шантажировал их поставками оружия и патронов. Самолеты исправно летали, сбрасывая в зону конфликта все новые и новые грузы… и пусть все так и идет…
Но были и другие точки приложения усилий.
Ферганская долина.
Это место было горячей точкой с самого начала, потому что Ферганская долина располагалась на территории трех государств и плотность населения в ней была самой большой в Центральной Азии. Беспорядки там были еще со времен СССР – за пахотные земли, за воду. Они продолжились и после СССР, только в более кровавой форме, потому что сдерживающих факторов больше не было. Решение этой проблемы сумели найти только религиозные экстремисты – они погрузили всю Среднюю Азию в такую отчаянную безысходность, что человек другого народа стал восприниматься не как конкурент в войне за ресурсы – а как брат по несчастью, по забитой и беспросветной жизни.
В Ферганской долине, одном из немногих мест в регионе, которое было плотно населено, активно велась религиозная пропаганда и существовали религиозные школы и университеты – медресе и дар аль-улюм. Так же – медресе – назывались и лагеря подготовки боевиков, которых тут тоже хватало. Они располагались в горах и некоторые из них уже привлекли мое внимание…
– Есть. Множественные источники тепла.
– Фокусируюсь. Отстройка от помех.
– Запущена.
– Опознание.
– Включено…
– Двадцать палаток. Судя по тепловым отметкам, более ста целей.
– Подтверждаю.
Среди моих операторов были и те, кто помнил старые времена. Что-то тогда было проще, что-то сложнее. Мне, например, нет никакой нужды звонить президенту и просить разрешения на удар. Теперь с этим проще – как каждый из них творит то, что хочет, ради установления таухида на всей земле – так и я имею право послать их в ад экспрессом. Чем сейчас и займусь.
– Сэр, решение?
– Подтвердите, что видите оружие, – сказал я.
– Подтверждаю, сэр.
– Подтверждаю, отметки от оружия, сэр[11].
– Уничтожьте их.
– Есть, сэр. Внимание, у нас есть добро. Ворон три, начать расчет залпа.
– Принято, захожу на курс атаки, подхожу справа.
– Справа чисто.
– Ворон один, очистить зону, уходи на курс триста двадцать.
– Есть курс триста двадцать. Зона очищена.
– Ворон два, лазерное прицеливание, обозначить цели.
– Ворон три, есть лазерное прицеливание. Отметки устойчивы!
Если раньше один аппарат мог подсвечивать только одну цель, то теперь – до восьми и на автосопровождение – до ста.
– Цель в зоне поражения. Время над целью семь секунд. Есть захват целей, есть сопровождение. Мастер – ключ активирован. Первая пошла. Вторая пошла. Третья пошла. Четвертая пошла! Все ракеты выпущены!
– Ворон два, наблюдаю разрывы.
Я тоже это видел. Как белесые кляксы в самой гуще палаток, так, чтобы зацепить как можно больше талибов. Я их называю так потому, что талиб – дословно «студент, ищущий знаний». Да, там есть и четырнадцатилетние, но все они пошли не в религиозную школу, они пошли в школу боевиков, учиться, как убивать неверных. И чем меньше их – тем будет лучше. Нам всем. Мне плевать, виновны они в чем-то перед нами или нет. Лучше, если они не успеют ни в чем перед нами провиниться.
– Ворон один, оцените результаты удара.
– Вас понял, иду по кругу.
– Ворон три, ложусь на курс возврата…
– Подтверждаю.
– Цели поражены, отличное накрытие.
– Я вас понял…
Я молча повернулся и вышел из центра управления БПЛА. Надо немного поспать… если получится.
Немного поспать…
Ни амира Ильяса, ни Сулеймана с его людьми в лагере в момент удара не было.
Не желая посвящать кого-то в истинное количество имеющегося оружия и в его происхождение, они взяли всю работу с оружием на свои плечи. Вечером они уходили в долгий путь к пещере и добирались к ней только потемну. Там они начинали работать с оружием… оружие надо было расконсервировать, проверить, пристрелять. Все в заводской смазке, часть какое-то время лежала на складах. Пристреливали с использованием лазерного комплекта для пристрелки, патроны тратить не хотели, да и шуметь тоже. Затем комплектовали магазинами, прицелами, глушителями, если были и если надо, боекомплектами, смазывали и все вместе упаковывали в мешки – мешков-то как раз у них было вдоволь. Все это они постепенно начнут переправлять в новые лагеря подготовки – каждый из них обоснует свой лагерь и станет там амиром. Это примерно как на Руси организовывали монастыри. То же самое.
Помимо этого в долгих беседах, с ветошью в руках, пропахшие консервационной и нейтральной смазкой, сталью и потом, они вели долгие беседы о жизни. И если бы кто-то из совета амиров и даже алим подслушали эти беседы – им пришел бы конец. Пусть не сразу – но конец. С гарантией. Их не оставили бы в живых потому, что люди с такими взглядами просто опасны, они не живут в свое удовольствие сами и не дают жить другим. Они не дают содержать рабов, употреблять по вечерам харам, содержать гаремы из маленьких девочек или мальчиков, спокойно созерцать то, как народ гибнет в нищете, в то время как ты построил дворец и окружил его забором. Даже если они ничего не говорят тебе – их глаза страшнее их слов. А ведь толпа – страшный зверь, и не раз отчаяние бросало людей на пулеметы…
Они говорили об Осаме бен Ладене. Об СССР и его экономическом опыте – об этом рассказывал амир Ильяс, он сам был совсем маленьким, когда рухнул СССР, но кое-что помнил, в то время как все остальные не знали точно, что означает это странное слово СССР. Они говорили об Афганистане и Сирии, о Ливии и Ираке – этих стран давно не было, но люди, помнящие их, остались и опыт остался. Они пытались понять, где они допустили ошибку. Как так получилось, что власть, которая вроде основывается на шариате, стала худшим врагом народа. Как получилось так, что герои джихада так отошли от шариата и, по сути, стали тиранами, еще худшими, чем были неверные…
Они много говорили. И в этих разговорах сначала рождалась мечта. А потом рождалась ИДЕЯ. Страшнее которой для Халифата не было ничего. Потому что как говаривал еще Виктор Гюго – имя, для молодых джихадистов ничего не говорившее, – страшнее всех армий мира идея, время которой пришло…
Аллаху Акбар…
– Абу Нури… – спросил Сулейман.
– А? – отозвался амир Ильяс. Он как раз разобрал пехотный вариант пулемета «ПКТ», производства Арсенал, Болгария, 2029 года, и отчищал его от приставшей консервационной смазки.
– Скажите, вы так хорошо говорили про людей руси. Но ведь они воюют с нами и убивают нас, разве не так?
Амир Ильяс кашлянул.
– Ты должен различать действия правительства, Сулейман, и действия простых людей.
– Но разве солдаты – не выходцы из тех же простых людей, эфенди?
– Да, это так. Но есть разница. Ты должен понимать, Сулейман, что джихад мечом – не единственный джихад из возможных. Более того, джихад сердца более предпочтителен, чем джихад языка, джихад языка более предпочтителен, чем джихад руки, джихад руки более предпочтителен, чем джихад меча[12]. И это правильно – потому что если ты вышел на пути Аллаха, в то время как в твоем доме творится всяческий харам, Аллах никогда не даст тебе победы над врагом. И джихад меча следует делать только тогда, когда иного выхода не остается. Я много сражался, Сулейман, и я видел людей разных народов в бою. И нет из джахилей народа, который вел бы себя в бою достойнее, чем русские. Это же говорят многие афганцы со слов своих дедов.
– Но они все равно остаются джахилями и упорствуют в своей джахилии.
– Да, но среди их народа меньше грязи и разврата, чем у многих других. Посмотри на Европу. Они не просто не верят в Аллаха Всевышнего, они делают все, чтобы вызвать его гнев. Они предаются самому омерзительному разврату, среди них полно мужеложников и тех, кто делает никахи с животными. Хуже того, они заключают браки с подобными им, и ходят молиться Пророку Исе и требуют, чтобы в их церквях освящали такие браки – что вызывает нестерпимый гнев Аллаха и многочисленные кары на них. Они готовы в любой момент предать друг друга и за деньги, и просто так. Они не живут семьями, а дети получают воспитание не от отцов, а от государства. Детей отбирают из семей и отдают в другие семьи. Они готовы отдавать своих детей в другую страну и людям другой религии, в то время как у нас если женщина осталась вдовой, мужчины этой семьи должны позаботиться о ней, иначе они покроют себя позором[13]. Они придумали такое развлечение, как виртуальный секс…
