Денис Субботин - Безнадежный поход.
Под конец, как бы это кому ни казалось невозможным, Ворчун умудрился превзойти самого себя — поставил жирную, пахучую точку, словесно окунув Простака в бочку с жидким крысиным помётом, сдобренным орочьим дерьмом и разведённым третьегодичной мочой болотного мамука.
Замолчал, выдохшись, довольно набивая трубку. Рядом, закрыв лицо ладонью, так что непонятно было отчего, беззвучно трясся Рок. Иногда из-под ладони доносились звуки, подозрительно напоминающие тихое, придушенное всхлипывание. Ворчун кинул на него подозрительный взгляд — уж не над ним ли смеется дерзкий юнга? — но потом только рукой махнул благодушно — живи, мол, малек.
— Дядя! — изумлённо глядя на него, промямлил Вилли. — Прости, дядя! Я нечаянно!
Меж тем на пассажиров было просто страшно взглянуть. Видимо, они уже представляли себе картину долгого и безрадостного перехода по реке, в компании отъявленных ублюдков, каковыми, несомненно, представлялись им члены команды этого странного, подозрительно смахивающего на плот, неуклюжего суденышка. Выхода, впрочем, у них уже не было. Даже для них сто пятьдесят червонцев представляли сумму слишком значительную, чтобы просто так отказываться от нее, разрывая контракт. Прыгать же через саженное расстояние, рискуя не долететь и позорно рухнуть в не слишком чистую в гавани воду, для обоих милсдарей было просто невместно.
Вот они и дожидались, двумя неподвижными статуями замерев на берегу, пока им, с шуточками-прибауточками, не перекинули «трап» — две хлипкие, на соплях сшитые, доски. Впрочем, это было лучше, чем ничего.
Стиснув зубы так, что желваки явственно вздулись, мессир Джерард первым вступил трап. Через пару секунд он уже стоял на палубе, с легким недоумением отметив, насколько легко и быстро у него получилось миновать столь ненадежный, хлипкий мостик.
Сопровождаемый ехидными советами и насмешками, милсдарь Александер последовал за ним.
— Отходим! — прорычал Ян, высунувшийся на миг из блокгауза.
Вот так и начался этот «славнейший поход».
Глава 2
«Приоткрытая карта»
Прам — практически любой — несмотря на простоту своего устройства, снабжён достаточно мощным движителем — паровым двигателем о двух котлах, на угле работающем, и двумя небольшими, но очень удачной конструкции, колёсами по бокам.
Почему колёсами, а не прекрасно всем известными винтами? Да потому как винты эти на отдалении пятисот вёрст от истока Великой, то бишь в самой, что ни на есть порубежной, глухомани, начинало каждый день запутывать в густой тине, над которой, порой, едва два-три дюйма свободной воды бывало. Колёса же эту тину перелопачивали легко. Если что на них и налипало, достаточно было снять кожух, чтобы добраться что до левого, что до правого. К тому же, благодаря им, прам оказался удивительно вёрткой посудиной — мог, при своих немалых габаритах, развернуться на очень малом пятачке. Практически на месте.
Что до угля… У поселенцев была хорошая поговорка: «От добра — добра не ищут». На другие виды дешевого природного топлива — нефть, уран — Тарон, увы, не задался. Запасы их если и были, то крайне скудные. Сомнительное же преимущество в «технологичности» едва ли бы сумело окупить затраты на разведку и добычу. Зато угля в недрах хватало на многие сотни лет — пласты были богатые, расположены близко к поверхности. Добывать его можно было открытым способом — наиболее дешевым и примитивным, не требующем сложных расчетов, замысловатых механизмов и головастых инженеров.
К тому же рукастые и смекалистые гномы немедленно принялись модернизировать конструкцию двигателя — и без того близкую к совершенству. Дело своё они знали туго. Пусть новая модель, вышедшая из их мастерских, была грубее и тяжелее человеческой, надёжность её потрясала воображение. Понятие же «прожорливость» — отсутствовало как класс. Специально спрессованный угольный брикет — тоже гномья разработка! — способен был греть котёл в течении трёх-четырёх часов. Благодаря этому, скорость прамов достигала почти двенадцати-пятнадцати узлов — на извилистой и порой мелкой реке больше и не разовьешь.
Впечатлял и запас хода. Ста брикетов, что загружались в «угольную яму», — невеликих размеров деревянный ящик, — хватало, чтобы прам мог пройти свыше двух тысяч вёрст. И ещё бы что-то осталось! К тому же по всему протяжению Великой — что справа, что слева, — тянулись огромные лесные пущи. По сто, по двести вёрст в каждую сторону — сплошная лесная глухомань. Причалить к берегу и нарубить несколько вязанок дров не смог бы только ленивый. Ленивые, впрочем, в Порубежье надолго не задерживались, быстро заканчивая свои дни в желудках местный тварей.
«Звёздный гонец» ничем не отличался от своих бо́льших или ме́ньших собратьев. Загруженный припасом под завязку, воинским и съестным, прам вышел из узости искусственной гавани на стрежень.
В свои первые сто вёрст дорога обещала быть гладкой.
Так оно и вышло — неподалеку от Трампа орки и водяные тролли появлялись редко, выбитые почти подчистую. А потому навигация была спокойной, если не сказать больше — нудной. Потому Ян смог позволить себе такую роскошь, как бездумно валяться на тюфяке на крыше блокгауза, слушать, как легко поскрипывает руль в руках вахтенного, и любоваться на серые, низко ползущие тучи.
Вскоре станет не до любования. Вскоре — день и ночь — все свободные от вахты и отдыха будут с замиранием сердца, до рези в глазах, вглядываться в плавни. Орочьи каноэ быстры — от них трудно уйти даже на паровом судне. К тому же, орки неплохие стрелки — ничуть не худшие, чем эльфы. Их арбалеты мощны и дальнобойны, а стрелы и болты зачастую отравлены. Пули же, выпускаемые из неуклюжих, но от этого не менее смертоносных мушкетов, сплошь и рядом надпилены. Попадет в человека тяжёлый, в полсотни грамм, свинцовый шарик — не всякий доспех спасет.
Но сейчас вокруг не было — не должно было быть! — даже самого захудалого орка. И Ян откровенно волынил, ибо повод к тому был. Хоть Наката и дал ему возможность перевести дух после дурной пьянки, голова всё равно раскалывалась, а тело было словно свинцом налито. Уже дважды Чёрный Рок приносил ему облегчающий страдания напиток, но оба раза Ян его игнорировал. Уж больно тяжко было даже просто пошевелиться. Всему виной проклятый самогон — крепчайший шестидесятиградусный напиток, которым слона опоить можно! Хоть и далеко слону по части выпивки до любого, даже самого захудалого траппера!
Вот и Яна опоили. Как без всякой жалости сообщил Наката, «слетевшего с катушек» Яна раскрутили аж на тридцать золотых! Немалые деньги даже для весьма и весьма недешевого Трампа.
В очередной раз, вернувшись мыслями в недалёкое прошлое, Ян вновь ощутил злую тоску и тяжесть в груди — причем не только и не столько из-за обильных возлияний накануне. Мысли об Оксане не давали покоя, оставляя на душе неприятный, горький осадок. От него сейчас немногое зависело — с каждой минутой всё большее расстояние их с любимой разделяло…
Женщина она гордая. Гордая и красивая. Скорее всего, к тому времени как он вернётся, между ними всё будет кончено — окончательно и бесповоротно. И будет у неё новый мужчина, ничем Яну не уступающий, — уж в ком в ком, а в самцах Оксана разбиралась отлично…
И такая обида охватила Яна, что он вскочил и едва ли не бегом бросился вниз по трапу. И, разумеется, наткнулся на обоих милсдарей, которые с самыми независимыми выражениями на лицах прогуливались на носу. Вернее сказать, топтались на относительно сухом небольшом кусочке палубы, не замечая, что мешают заканчивающему приборку Чёрному Року. Юный гоблин пока только шипел тихонько себе под нос. Но его шипение с каждым мгновением всё больше походило на змеиное. Если же гоблин разозлится…
Тут пассажиры заметили Яна.
— Милсдарь Ян! — очень громко и властно окликнул его тот, которого, кажется, звали Джерард. — Сдается мне, нам настала пора поговорить откровенно.
Тоскливо вздохнув, Ян сделал маленький шажок навстречу своему невольному мучителю. Ответ его, впрочем, прозвучал достаточно вежливо:
— Слушаю вас, милсдарь… милсдарь…
— Джерард. — несколько более нервно, чем хотел показать, откликнулся пассажир. — Мессир Джерард Рогге к вашим услугам! Я рассчитывал, учитывая мое положение в обществе и…, гм, аванс, вам выплаченный, на более достойное отношение со стороны ваших… трапперов.
— Вот как? — иронично приподнял бровь Ян. Бушующая в груди бессильная ярость получила, наконец, материальный объект для вымещения. — Тогда, быть может, вы объясните мне, милсдарь Джерард, что же такого страшного случилось в мое отсутствие, что позволило обвинять меня и мою команду в неподобающем к вам отношении?
