Денис Субботин - Безнадежный поход.
Несмотря на все ухищрения и меры предосторожности, прамы гибли. Гибли часто. Гибли ходившие на них прайды.
«Звёздному гонцу» до последнего времени везло. Лишь раз ему на хвост насели орочьи банды — и было это в их последнем походе.
Ох, и поход тогда выдался! До сих пор вспоминать тошно!
… Юркие и быстрые каноэ — каждое на полдюжины гребцов, выскользнули из-за поворота совершенно внезапно. Поначалу их было только шесть, к тому же первым залпом меткий стрелок Ворчун опрокинул одно каноэ и утопил не меньше трёх орков. Остальные барахтались в воде, орали как резаные. Орки не боятся воды, но очень не любят в ней находиться. Да и угроза со стороны водяных троллей никуда не делась.
Потом начался ад. Врагов вокруг оказалось слишком много. Мортиры — оружие не слишком скорострельное даже с невероятным талантом Ворчуна «чувствовать технику» и недюжинной силой Рока — успели сделать всего лишь десяток залпов. Потом каноэ подошли слишком близко. Яну пришлось ужом крутиться у картечницы, все шесть стволов которой буквально захлёбывались, не успевая выстреливать свинцовую смерть. Четыре каноэ вместе с их командами он отправил на дно, но ещё десять успели дойти и взяли их на абордаж.
Дальше была рукопашная…
Если б не Наката, их, наверное, смяли бы. Но тот сумел продержаться и выгадать те самые несколько минут, что нужны каждому воину, чтобы подготовиться к бою. Когда он в одиночку защищал лестницу, туда, где он рубился, было страшно смотреть. Страшно и… невероятно притягательно.
Наката дрался сразу двумя мечами, по какой-то своей — ниппонской — системе. Вокруг него постоянно вращалось почти невидимое, но смертоносное, кольцо из стали, которое орки никак не могли пробить. Он успел положить троих или четверых. Ещё с десяток — зацепил, иных вообще почти насмерть. Потом Ворчун и Простак дали залп из мушкетонов, а Ян спрыгнул прямо в толпу. Пусть он и уступал Накате в умении владеть холодным оружием, его фламберг там точно лишним не был. Они сбросили вражеский десант в воду и прорвались, дымя трубой и надсадно пыхтя двигателем.
Потом ещё неделю уходили от погони, которая, не смотря на полученный жестокий урок, всё никак не хотела отвязываться.
Что бы там ни говорили, «Звёздный гонец» был везучим прамом! Не зря, совсем не зря, Ян, Наката и Ворчун уплатили за него в своё время сумасшедшие деньги — почти восемь тысяч марок!…
8.Самое трудное Ян оставил напоследок. Самое трудное для него, разумеется, — признаться Оксане, что он вновь оставляет её. Пусть на неделю…
Да она сотрёт в порошок любого, кто посмеет признаться ей в этом!
Конечно, он угадал. Оксана, мягко говоря, оказалась совершенно не в восторге от услышанного. Пришлось забыть про хорошее, душевное прощание — нежное, с завершением на мягкой пуховой перине. Вместо этого последовал безобразный скандал. Лишь час спустя после него Ян смог ощутить себя более или менее в своей тарелке. Впрочем, резкий и звонкий голос молодой женщины до сих пор звенел в ушах.
— Ты не любишь меня! — кричала Оксана, уперши кулаки в широкие бёдра, со злостью, почти ненавистью, глядя на Яна. — Ты лишь для одного сюда ходишь — себя потешить! Больше не приходи! Уйдёшь — не приходи, и останешься — тоже не приходи. Между нами все кончено! Кончено всё!
Ян тогда сдержался, не стал в ответ грубить. Помолчал лишь и под конец обронил:
— Не пожалей…
Он вышел и, конечно, не оглядывался, как достойно настоящему мужчине. Вот и не увидел, как плакала Оксана, прислонившись плечом к стене. Плакала навзрыд, но каким-то чудом сумев задавить голос и всхлипы. Он не видел многого, слишком гордый, чтобы обернуться.
Целый вечер и полночи он пил беспробудно. Поучаствовал в двух драках, кому-то нос сломал, а кому-то вышиб руку.
Уже под утро, когда настала пора возвращаться на прам, его нашёл Наката. В самом дальнем и захудалом кабаке Трампа. Распихал собутыльников, рывком вытащил из-за стола…
— Эй, в чём дело?! — возмутился кто-то, чуя, что кончилась халява.
Наката много не разговаривал — у него не было времени. Одним неуловимо плавным движением выхватил катану, рубанул по столу. Крепкая дубовая доска, разрубленная на треть, отозвалась глухо. Рядом с длинной отметиной — следом от острейшего лезвия — на столе осталось два пальца. Пока бывший их обладатель выл и катался по полу, остальные, не помня себя от страха, бросились наутек в разные стороны. Дорога была свободна.
С обнажённым клинком в одной руке, с Яном, повисшим на плече, Наката прошествовал до дверей. Ну, а на улице его уже ждали несколько карлов с носилками.
Так Яна и доставили на прам — на носилках, сладко храпящего.
— Эй, на плоту! — окликнул кто-то Чёрного Рока с берега, — Мальчик, я тебе говорю!
Два оскорбления подряд! Назвать боевой прам, заслуженного «Звёздного гонца», плотом, а настоящего юнгу — Чёрного Рока — мальчиком мог или дурак, или сумасшедший.
Пусть из всех пяти членов прайда Чёрный Рок был самым юным и неопытным, но и за его спиной было два выхода на тропу и пять отнятых жизней. К тому же, гоблины в пятнадцать лет уже достаточно крепкие, мускулистые создания, а работа только идёт им на пользу.
Так что, когда Чёрный Рок, аккуратно отложив в сторону швабру, разогнулся, на берегу сразу поняли, что сморозили что-то не то. Юный гоблин был ростом почти с нормального человека, зато плечи имел шире, а мускулы под чёрно-зелёной кожей переливались очень даже впечатляющие, рельефные. К тому же тесак, слева на бедре, по размеру немногим уступал короткому мечу. И намного превосходил роскошнейший охотничий нож говорившего.
А совсем недалеко — только руку протяни, — стволом вниз свисал широкоствольный мушкетон. Из такого пальнёт — мало не покажется! Сорок две картечных пульки в нём — тут и кольчуга не спасет.
— Чего тебе, дядя? — нарочито грубым, хрипловатым голосом спросил гоблин. — Никак потерял кого?
От такой наглости впору было растеряться, однако «шпора» на берегу наоборот — пришёл в себя.
— Мне нужен твой вожак, именуемый Яном! — суховато сказал он, — Изволь вызвать его немедленно!
— А… — равнодушно откликнулся Рок. — Так вы… пассажиры. Ну, коль так, закидывайте свои манатки на палубу. Я покажу, где их разместить.
И снова вернулся к прерванному внезапным вторжением занятию, нарочито проигнорировав явственную необходимость помочь пассажирам перенести свои вещи. Тем же только и оставалось, что с отвисшими челюстями, совершенно обалдев, наблюдать за тем, как гоблин возвращается к своей швабре и вновь принимается драить палубу.
На их счастье, на палубу вышел Простак. Он, в отличие от остальных, славился своим лёгким характером и готов был помочь любому, кому — хотя бы и гипотетически — могла потребоваться его помощь.
Вот и сейчас…
— Вы, что ли, наши пассажиры? — жизнерадостно гаркнул он на всю гавань. — А давай, что ли, помогу вам!
На звук его голоса, как мухи на тухлятину, стали собираться редкие в столь ранний утренний час зеваки. Как будто ждали чего.
Вот и дождались.
Крепкий и ловкий, вовсе не соответствующий своему внешнему виду маленького, неуклюжего толстячка, Вилли в один длинный прыжок перепрыгнул разделявшее прам и пристань пространство. Тут же подхватил оба огромных баула пассажиров и отправил их в полёт обратный тому, что проделал сам только что.
Один баул приземлился более-менее удачно — только звякнуло внутри что-то, словно бы разбившись. Ну да кто берет с собой на тропу хрупкие вещи?
Второй… Второму на пути «встретился» Строри, выходивший в этот момент из блокгауза выкурить трубочку перед вахтой. Глухой удар и… баул рухнул к ногам ошарашенного во всех смыслах Ворчуна.
Последовавшая за тем секундная пауза показалась Простаку необыкновенно длинной, тягучей. И вот, под аккомпанемент тихих смешков окрест прама, первым взрывом разнеслась первая — безобидная пока еще — порция ругани.
Гномы вообще мастера ругаться. Так вот в этот день Строри дал бы фору в сто слов любому. Его длинные и многословные поминания всех мыслимых и немыслимых родственников Вилли были сплетены в хитрую, витиеватую словесную вязь, рисующую во всех деталях необычайно живописную и невероятно постыдную картину их взаимоотношений как между собой, так и различными представителями разумных и неразумных существ, населяющих Тарон.
Под конец, как бы это кому ни казалось невозможным, Ворчун умудрился превзойти самого себя — поставил жирную, пахучую точку, словесно окунув Простака в бочку с жидким крысиным помётом, сдобренным орочьим дерьмом и разведённым третьегодичной мочой болотного мамука.
Замолчал, выдохшись, довольно набивая трубку. Рядом, закрыв лицо ладонью, так что непонятно было отчего, беззвучно трясся Рок. Иногда из-под ладони доносились звуки, подозрительно напоминающие тихое, придушенное всхлипывание. Ворчун кинул на него подозрительный взгляд — уж не над ним ли смеется дерзкий юнга? — но потом только рукой махнул благодушно — живи, мол, малек.
